* * *
Вечером всё было именно так, как Люба себе и представляла. Стол был накрыт в гостиной, телевизор включен чуть громче, чем всегда. Мама расцеловалась с тётей Светой, папа и дядя Костя пожали друг другу руки.
– Привет, – не очень-то приветливо сказал мальчик Миша.
– Привет, – в тон ему недружелюбно ответила Люба. Друг на друга они не смотрели.
Миша был обычным худощавым тонконогим мальчиком, белобрысым, с серыми глазами, курносым носом и веснушчатой физиономией.
– Вы знаете, – говорила за столом Любина мама, накладывая салат гостям, – я так рада, что ваш Миша одного с Любушкой возраста. Мы раньше жили в другом районе, и в детском саду у неё всегда было много друзей, а теперь…
– Удивительно вкусный торт, – говорила потом тётя Света, – а как вы делаете этот крем?
– Да, я всю жизнь болею за киевское «Динамо», – говорил Любин папа. – Ну вот как-то так сложилось ещё в детстве, тогда ведь Украина ещё не была отдельной страной…
– Да, – говорил дядя Костя, – вся эта политика вызывает только головную боль. А что вы думаете о последнем заявлении президента?..
После того как все поели, папа достал из стеклянного шкафчика графин и бокалы, а мама сказала, что дети могут теперь поиграть в Любиной комнате.
«Начинается, – вздохнула про себя Люба. – Можете поиграть. Ну о чём с ним играть, она об этом подумала?»
Судя по всему, Миша думал примерно так же, но вслух он тоже ничего не сказал. Зайдя в Любину комнату, он, прежде всего, осмотрелся, потом молча сел на кровать и стал болтать ногами.
Надо что-то сказать, понимала Люба. Больше всего на свете она ненавидела вот такие неловкие паузы, когда совсем не знаешь человека, и надо что-то говорить, и оба думают только о том, что же сказать, и молчание в итоге затягивается так, что теперь уже, что бы ты ни сказал, это прозвучит слишком значительно и оттого глупо.
Уж эти взрослые! Они думают, любые дети сразу начинают друг с другом играть, как только встретятся.
– У тебя книжек много, – сказал наконец Миша.
– Ага, – ответила Люба, – я читать люблю.
– А я совсем не люблю, а мама заставляет… Я на компьютере играть люблю.
Люба промолчала. У многих ребят в её классе были собственные компьютеры – по крайней мере они так говорили, и Люба им втайне чуточку завидовала. Но мама говорила, что компьютерные игры – это пустая трата времени, и Любе пока не разрешали трогать папин ноутбук.
Снова затянулась пауза, в течение которой Миша остервенело чесал покрасневшую коленку.
– Ты что, упал?
– Да нет вроде бы…
– А у тебя под кроватью пыль! – ляпнула Люба неожиданно для самой себя.
– Чего? – изумился Миша и почесал вторую коленку. – А ты откуда знаешь?
– А я умная. Я вообще всё знаю. У тебя, например, кровать стоит вот у этой стенки, а рядом с ней тумбочка…
– Точно… – Миша чесал уже шею, которая тоже стала красной и казалась почему-то уже не такой тонкой. – Ты что, была у меня дома?
– Не-а… ну не то чтобы… да что с тобой такое?
Миша чесался уже двумя руками, и по всему телу у него проступали крупные красные пятна.
– Я не знаю, – он мотнул головой, – мама тебе, что ли, про мою комнату рассказывала?
– Не, я сама видела… ты перестанешь чесаться? Невозможно же с тобой говорить! Или ты всегда так?
– Я не могу перестать, – пожаловался Миша. – И не всегда я вовсе…
«Странный он какой-то», – решила Люба.
Светская беседа всё не клеилась, зато пятен на Мише всё прибывало, и очень скоро он уже бесповоротно походил на леопарда, причем довольно упитанного – он как-то незаметно распух и увеличился в объёме.
В итоге Люба решила, что пора положить этому конец, и отправилась в гостиную, оставив Мишу чесаться в одиночестве. «Раз уж на то пошло, – рассуждала она, – если так пойдет и дальше, он либо лопнет и заляпает мне всю комнату, либо так раздуется, что всю комнату займёт и в дверь пройти не сможет, и тогда мне негде будет спать. В любом случае, он пухнет не в мою пользу».
– Тёть Свет, – дернула она соседку за рукав, – там ваш Миша толстеет.
Тётя Света поперхнулась.
– То есть как это – толстеет?!
– Ну обыкновенно. Сидит и толстеет. Как жаба. И знаете, он такой крапчатый стал…
Тетя Света побледнела и выронила бокал. Однако на это никто не обратил внимания, потому что все взрослые, как по команде, вскочили со своих мест и кинулись в Любину комнату.
– О, боже! – воскликнула тётя Света и едва не лишилась чувств, взглянув на сына.
Любина мама потрогала Мишин лоб.
– Ещё и температура, – объявила она. – Болит что-нибудь?
Миша помотал головой.
– Только дышать трудно…
– О, боже, о, боже! – повторяла тётя Света.
– Надо «скорую» вызвать, – догадалась наконец Любина мама.
– О боже! – тётя Света схватилась за сердце. – Они ведь будут ехать не меньше получаса!
– Погодите! – воскликнула Люба. Ей пришла в голову отличная мысль. – Я сейчас.
Она незаметно постучала по шкафу и выбежала из комнаты. Впрочем, на неё всё равно никто не обратил внимания: все хором ахали и охали вокруг Миши.
В прихожей рядом с Любой возникла Нюся.
– Ну что, побежали? – спросила она, мгновенно обо всем догадавшись.
Через минуту обе они уже барабанили в дверь на первом этаже.
– А я думаю, кто это мне дверь выносит, – благодушно заулыбалась Аделаида Семёновна. – Ну проходите, милые. Мы тут с Маруней и Соколовским-Квартирным чай пьём. На кухню проходите. И кошки вам рады будут…
– Аделаида Семёновна! – наперебой закричали Люба и Нюся. – Аделаида Семёновна, скорее! Там Мише Славину плохо!
– Ага. – Аделаида Семёновна надела очки и выпрямилась. – Одну минуту. Я возьму халат.
* * *
– Ну, где наш больной? – спросила она спустя две минуты, входя в Любину комнату.
Взрослые одновременно подняли головы и уставились на невесть откуда взявшегося доктора. Тогда Аделаида Семёновна молча отстранила тётю Свету от кровати и принялась осматривать Мишу, который лежал с умирающим видом и выразительно постанывал.
– Ага, – сказала она наконец. – «Скорой» не надо. Что ели?
– Торт… – робко сказала Любина мама.
– Ага. Раньше приступы бывали? Что ели сегодня нового?
– Не бывали, – замотала головой тетя Света. – Ничего… постойте. А чем это торт был украшен?
– Мандаринами… и ананасами ещё….
– Ананасы! Мы их не покупали никогда… – Тетя Света снова прижала руки к груди. – Доктор! А это опасно?
– Конечно, опасно, – усмехнулась Аделаида Семёновна. – Сами понимаете, какая нынче смертность от ананасов. Вот что, дорогие мои. У мальчика – обычная крапивница. Ну и аллергический отёк, конечно. Мамы! Пойдите на кухню и заварите чаю. Всё больше пользы. Ананасов он больше не ест. Папы! Вы тоже можете прекратить стоять столбами, а сходите в аптеку. Купите одноразовый шприц и «тавегил» в ампулах. Да! И валерьянки, пожалуй.
– У него сердце! – вскрикнула тетя Света.
– Хм. Ну сердце у ребёнка, несомненно, есть. Как и у большинства детей мужского пола в его возрасте. Но валерьянка – это для вас. С него достанет и укола от аллергии.
– Уколы? – Миша мгновенно прекратил умирать и открыл глаза. – Я не дамся.
– Ну куда же ты денешься, милый? – ласково спросила Аделаида Семёновна.
– Ни за что! – решительно объявил Миша и гордо поднял голову. И тут же заметил, наконец, обступивших его кровать квартирных – Нюсю, прибежавшего на шум Тешу Закроватного и пришедших с Аделаидой Семёновной Маруню и Соколовского-Квартирного.
– А-а-а-а-а-а-а-а!! – завопил Миша нечеловеческим голосом.
– Ему больно!! – не менее отчаянно завопила тётя Света.
– Кто это? Что это? Эта зелёная?! И этот? И… это?! – Миша поочередно тыкал пальцем в квартирных.
– У него галлюцинации!! – голосила тетя Света.