– Понимаешь, Олег, – человек герцога выдержал многозначительную паузу, – не все в этой жизни упирается в материальное благо. Когда-то я был беззаботным мальцом, у меня были отец, мать. Я был единственным наследником замка и небольшого состояния. Все было прекрасно, но как-то вдруг оказалось, что земля моего отца очень нравится королю. Он быстро прибрал ее к рукам, обвинив отца в заговоре против короны. Родителей казнили прямо у меня на глазах. Вешать их было нельзя, все-таки знатные особы, и им отрубили головы. Я все это видел, все. И вот я стою на площади, мне пятнадцать лет, у меня есть только титул и желание мстить. Потом для меня наступили не слишком веселые времена, но через какое-то время меня подобрал Бернанд Датчанин. Он был еще молод, но уже тогда отличался умом и прекрасно умел вдохновлять людей. Тогда он спас меня от смерти, а потом, узнав мою историю, пообещал, что рядом с ним у меня всегда будет возможность мстить королю. Ладно, поднимайся, мне нечем заняться, так что вместе отправимся за телегами и лошадьми.

Все оставшиеся до праздника дни Олег собирал информацию, которую приносили его люди, и по вечерам передавал ее Стилету. За усиленной работой русич зауважал человека герцога и стал относиться к нему с должным почтением. Стилет умел делать то, что юноше еще было недоступно из-за небольшого жизненного опыта. Он то пропадал на целый день в городе, то что-то изучал в своих записях, черкая и дописывая непонятные значки и рисунки тонким гусиным пером. При этом он незамедлительно старался все прикрыть, как только кто-нибудь заходил в комнату.

Так в суете дел наступил тот самый день!..

Последний день пролетел очень быстро. Часть людей Олега, разделившись по парам, растащили телеги с сеном по всему пути следования от тюрьмы к северным воротам, через которые было решено покидать город. Возле трактира оставалась только одна из четырех, запряженная неприметными клячами грязно-коричневой масти. Они все время фыркали, нервируя Стилета и веселя Тора, который с оставшимися воинами остался ее сторожить.

Праздник в городе был в полном разгаре. Народа на улицах было немного, но откуда-то с площади, со стороны замка короля, доносились восторженные крики. Раскачивающиеся пьяные стражники, проходившие мимо непонятной компании из крепких парней, окружавших телегу, подозрительно переглядывались, но то ли из-за большого количества выпитого, то ли из-за слишком раннего часа связываться не желали.

Прошмыгнув все тем же путем, они оказались возле неприметной калитки. Знакомый скрип заставил снова вздрогнуть. В каждой тени, откидываемой углом дома или куском городской стены, чудились засада и предательство.

Осмунд и Ричард возникли перед Стилетом словно из-под земли. Мальчик был так бледен, что вызывало опасение, выдержит ли он поездку до Руана.

– С ним все хорошо, – произнес старик в ответ на любопытные взгляды. – Пришлось кое-каких травок в питье добавить, чтобы целый день выворачивало, и у короля не было желания позвать его на пир. Давайте прячьте его в телегу под сено – и в путь.

Олег, как и все его воины, впервые лицезрел герцога Нормандского, и от увиденного бодрости духа не прибавилось. Несмотря на свой малолетний возраст, выглядел он еще хуже, чем Олег, когда попал к Хагену. Длинная худая шея, такие же руки, крючковатый нос на вытянутом, серого цвета лице. Жалкие, куцые темные волосы и большие впадины серых глаз не могли вдохновить воинов на подвиг. Во всем виделась болезнь, нервозность, боязливость и неуверенность, не присущая его статусу.

Двигаясь по заранее спланированному маршруту, процессия постепенно увеличивалась. Телеги появлялись то спереди, то сзади, сохраняя за герцогом место в середине небольшого каравана. Первая телега, ведомая Одом, скрылась за резким поворотом и остановилась по требованию караульного. Тор тут же протрусил за пузатую стену башни, и оттуда послышались громкие приветствия и дружеские похлопывания по мощным мужским спинам. Олег слез с последней телеги, оставив на ней Стилета с Осмундом, и пошел в сторону говоривших, закутавшись в плащ с капюшоном.

В тусклом свете факелов были различимы три фигуры стоявших плотно друг к другу и о чем-то переговаривающихся людей. Решетка ворот медленно поднималась, открывая темноту и столь необходимую свободу. Что происходило снаружи, было не разобрать, но внезапное чувство тревоги холодным потом и пробежавшими между лопаток мурашками заставило Олега напрячься.

– Все ко мне, – резко скидывая плащ и выхватывая меч, прокричал он.

Плох тот воин, что не доверяет своим ощущениям, словно кольчуга оберегающим его в моменты опасности. Еще хуже тот командир, что не успевает вовремя среагировать на свои ощущения и уберечь от опасности людей, доверяющих ему свои жизни.

Привыкшие немедленно подчиняться, нормандцы моментально подскочили к Олегу, растянулись в шеренгу и замерли в ожидании врага. Тишина накрыла переулок, факелы задрожали на легком ветру, беспрепятственно дувшем через открывшиеся ворота, еще более погружая все в темноту.

Неожиданно с противоположной стороны стены на широкой дороге вспыхнули огни, и перед нормандцами в двух десятках шагов возникли воины, построенные в две шеренги и преграждавшие путь. Все были одеты в длинные кольчуги, держали перед собой большие щиты, прикрывавшие ноги, и мечи. Численностью они превосходили воинов Олега всего в два раза, но нормандцы были в простых кожаных куртках и без щитов. Если бы не своевременная команда русича, то они были бы застигнуты врасплох.

Громкий крик заставил Олега обернуться. На нормандцев мчалась телега Ода, который стоял на ней во весь рост, дико крича и хлеща лошадей длинным хлыстом. Полусонные клячи так напугались, что выжимали из себя все силы, быстро набирая скорость, и неслись во весь опор, не обращая внимания на препятствия.

Людям Олега не надо было ничего объяснять. Они бросились врассыпную, пропустив обезумевших лошадей вперед, и без команды устремились следом за ними. Плотный строй французских пехотинцев, не успевших среагировать на внезапно появившихся безумных животных, разлетелся в стороны по обочинам дороги. Некоторые из них были покалечены, кто-то лежал, не двигаясь. Не успели остальные подняться, как на них, словно рой пчел, налетели нормандцы. Против строя, может быть, у них и не было шанса, но сейчас их союзниками были внезапность и скорость. Легкие и быстрые воины Олега метались от одного противника к другому и короткими точными ударами добивали еще не пришедших в себя. Мгновение – и путь в сторону леса был свободен.

– Быстро распрягаем лошадей и уходим, – прокричал Олег, вытирая клинок о кожаные штаны. – Поторапливаемся. Ричарда, Осмунда и Стилета вперед, остальные следом.

– Олег! –  кричали откуда-то из-за ворот, где стояли телеги. – Олег, сюда!

Забежав в город, юноша увидел сидевшего на коленях воина, который держал на руках умирающего старика. Из груди у того торчала рукоять знакомого кинжала, но, чей это клинок, в голову абсолютно не лезло.

– Э-э-э… –  вырвалось из груди умирающего. – Это-о-о…

Нагнувшись ниже, так чтобы губы учителя герцога касались уха, Олег рявкнул, чтобы все замолчали.

– Э-э-это С-с-ти-лет, – выдохнул Осмунд и замер навеки.

Олег встал и посмотрел на своих воинов. Его еще никогда не предавали, и сейчас, когда это произошло, ярость была готова разорвать его изнутри.

– Тор, ко мне, – сорвался на рык дикого зверя русич.

Из ворот появился бледный Тор, несший на руках Ода. Тело воина обмякло, словно тряпичная кукла, из груди торчало сломанное древко небольшого копья.

– Кто еще? –  окинув воинов быстрым взглядом, спросил юноша.

– Остальные все целы, только легкие ранения, – выйдя вперед, ответил один из нормандцев. – Лошади готовы, можем ехать.

– Клянусь всеми богами, если я буду жив, я отомщу, – прохрипел Олег. – Не за смерть воина, не за неравный бой, а за предательство, за подлый удар в спину.