На лицо Мадди набежала тень.

– Кажется, в последнее время это не так.

«Это потому, что я не могу перестать думать о твоем брате. И о том, что я чувствовала, когда его рот овладел моим». Грейси отвернулась от раковины, высушила руки, потом снова повернулась к подруге и обняла ее.

– Честное слово, у меня все хорошо.

Мадди обняла ее в ответ.

– Ладно, если ты в этом уверена.

– Да. Давай вернемся за стол.

Грейси хотела найти какой-то способ остаться с Джеймсом наедине и серьезно поговорить о прошлой ночи. Нужно, чтобы он твердо уяснил, что тот поцелуй был ошибкой. Прошлой ночью Грейси лежала в кровати без сна, смотрела на темный потолок и радовалась, что Джеймс ее отверг. Еще никогда в жизни она так не радовалась отказу. Если он так целуется, то в постели ей не будет достаточно одного раза. Ее план сработал бы только в том случае, если бы секс с ним ее разочаровал, но стало ясно, что этому не бывать. Секс с ним может привести только к катастрофе, больше ни к чему.

И удача ей улыбнулась: двадцатью минутами позже ее машина и машина Джеймса оказались двумя последними в очереди автомобилей, которые подавали ко входу. К счастью, напряженное движение на улицах Чикаго не позволяло медлить, поэтому все попрощались и уехали. Пока Сесилия махала рукой, прежде чем сесть в свой «мерседес», Грейси нервно постукивала ногой по тротуару. Как только Шейн и Сесилия уехали, она набрала в грудь побольше воздуха и повернулась к Джеймсу.

– Насчет прошлой ночи.

Он изогнул бровь и невозмутимо посмотрел на нее.

– Насчет прошлой ночи.

Грейси прочистила горло, мысленно ругая себя за нервозность.

– Я думаю, мы можем согласиться, что это была ошибка.

– Неужели?

Ох уж этот его голос, спокойный, ровный!

– Да.

Кажется, у нее это прозвучало довольно уверенно. Джеймс опустил взгляд на ее рот.

– Тогда почему мне хочется сделать это снова?

– По глупости, – саркастически предположила Грейси. К ее вящему потрясению, он рассмеялся. Настоящим смехом, от которого у него на щеках появились отчетливые ямочки, а ее сердце пропустило удар.

– Я не собираюсь спорить с тобой здесь. – Ветер поднял и растрепал его волосы, но она упорно старалась этого не замечать. – Это первое. – Он перестал смеяться, но на его губах все еще оставалась улыбка. – Я обнаружил, что есть другие способы тебя занять, помимо споров.

Жар. Как это возможно, что через столько времени она чувствовала не что иное, как жар? Грейси глотнула.

– И не вздумай шутить.

– Кто здесь шутит?

Он шагнул ближе, и ей пришлось поднять на него взгляд. Как ее угораздило надеть сегодня балетки? Ах да, она их надела, потому что от долгого ношения высоких каблуков у нее ужасно разболелись ноги. И она не ожидала, что Джеймс нависнет над ней. Обороняясь, Грейси выпалила первое, что пришло на ум:

– Послушай, это был неплохой поцелуй, но дальше него дело не зайдет.

– Хм, просто неплохой?

Казалось, Джеймса ее слова не оскорбили, а позабавили.

– Да, – проговорила Грейси, чувствуя, что в горле пересохло, как в пустыне Сахара.

– Врунишка.

– Я не вру! – Она ткнула Джеймса пальцем в грудь. – Чтобы понять, что я с самого начала была насчет тебя права, мне не нужно большего чем поцелуй.

– Что я – полный ноль, – подсказал он, все с тем же немного рассеянным выражением.

Ну почему он не может вести себя как нормальный человек и оскорбиться?

– Вот именно.

Его взгляд скользнул по ней.

– У тебя участился пульс.

Теперь Грейси с особой остротой осознала, что ее сердце бешено колотится.

– Ошибаешься.

– У тебя расширились зрачки.

В солнечный день Грейси не могла винить в этом погоду. Поэтому она лишь небрежно пожала плечами.

– И ты непрестанно думаешь о том поцелуе.

Она облизнула пересохшие губы. Он слишком наблюдателен!

– Как ты можешь быть таким самонадеянным, когда я тебе отказываю?

Джеймс сделал еще один шаг вперед. При дневном свете его глаза горели так ярко и так захватывающе, что Грейси не могла отвести взгляд.

– Я знаю, что такое посредственный поцелуй, мне такие знакомы, и этот не был один из них.

– Может, тебе просто не хватает опыта.

Его глаза вспыхнули.

– Тебе так гораздо легче, не так ли? Делать вид, что я какой-то неуклюжий профессор с заплатками на твидовом пиджаке, который понятия не имеет, как обращаться с женским телом. Но на самом деле ты ведь в это не веришь?

Он повел себя по-другому. Или ей это показалось? Грейси не могла сказать точно. Она твердо знала только одно: что она запуталась и ей нужно убираться от него подальше. Вот только ее ступни словно приклеились к тротуару.

– Ты бредишь.

– Вот как?

Грейси разобрала досада. Он спорил не так, как спорил бы обычный мужчина, и это выводило ее из равновесия. Еще один пункт и в без того длинном списке его минусов. Тогда почему же она так сильно его хочет?

– Да, это так.

Работник отеля подогнал к бордюру внедорожник Грейси. Она показала на него:

– Вот моя машина. До свидания.

Джеймс со вздохом покачал головой, потом схватил Грейси за руку и притянул к себе. Его рот накрыл ее рот, и все остальное перестало для нее существовать. Это был крепкий, требовательный поцелуй. Джеймс взял всю власть на себя, и у Грейси не осталось иного выбора, кроме как ответить. Она хотела застыть неподвижно, но ее тело стало действовать само по себе, независимо от мозга, и ее руки обвили шею Джеймса. Его язык ворвался в ее рот и переплелся с ее языком. Она распласталась грудью по его груди и застонала в его рот. Это было лучше, чем ночью. Агрессивнее. Грейси поежилась. Грязнее. Его рот был чертовски уверенным. Какая-то безумная часть ее существа всегда тянулась к агрессивным высокомерным мужчинам, и поцелуй Джеймса полностью подходил под эти описания. Гул машин, пешеходы на улице, ветер, обдувающий спину, – все это поблекло и отступило на задний план. Грейси забылась. В неосознанной потребности быть еще ближе она приподнялась на цыпочки. Он погрузил руку в ее волосы и крепче обнял ее за талию. Его язык перекатывался по ее языку. Грейси издала низкий стон.

Джеймс отстранился, и Грейси с открытым ртом жадно глотнула воздух. Он провел пальцем по ее щеке и вниз, по изгибу шеи. Он отпустил ее, и она покачнулась. Он помог ей удержать равновесие, а потом улыбнулся опасной улыбкой, какой Грейси никогда у него не видела, повернулся и пошел к своей машине, которая подъехала вслед за машиной Грейси, пока она была в его объятиях.

Оба работника отеля понимающе смотрели на них.

– До свидания.

Джеймс открыл дверь практичного темно-серого седана.

Это был странный день, сумасшедший. Грейси повесила телефонную трубку и стала постукивать кончиком ручки по отрывному блокноту. Сегодня она получила пять заказов от людей, присутствовавших на вечеринке по случаю помолвки Сесилии и Шейна, включая Рона Соренсена. Пять. И это был только понедельник.

Грейси не совсем понимала, почему она удивляется. Ведь она верила в свои способности кондитера. Пусть у нее нет профессионального образования повара-кондитера, но она работала как проклятая, совершенствуя свое ремесло. Когда она готовила торт для вечеринки Сесилии и Шейна, она думала только о том, как она любит своих друзей и как ей хочется сделать для них нечто особенное. Ей не приходило в голову, что она может найти на вечеринке новых клиентов. Подумай она об этом тогда, она бы предположила, что все эти чикагцы пользуются услугами какой-нибудь модной пекарни.

Грейси положила ручку и глубоко вздохнула. Предстояла огромная работа. Каждый из ее потенциальных клиентов желал получить торт замысловатой конструкции. Заказчики спрашивали про ее сайт и портфолио, меню продуктов для дегустации и ассортимент вкусов капкейков. В Ривайвле ни о чем подобном ее никогда не спрашивали, поскольку здесь все знали Грейси со дня ее рождения. И местные жители редко заказывали что-нибудь художественное. Она, конечно, готовила свадебные торты, но большинство жителей Ривайвла были консервативными и предпочитали традиционные торты, белые многоярусные, какие она могла бы делать даже с закрытыми глазами. А торты, которые ей заказали теперь, предназначались для высшего общества Чикаго, для сильных мира сего, среди которых вращались Шейн и Сесилия. Они ожидали чего-то великолепного и абсолютно безупречного. В голове Грейси со скоростью света вертелись идеи, а в желудке порхали бабочки от волнения.