Шли все также по береговому припаю. Ни у кого лед не вызывал беспокойства. Иногда Бусыгин чувствовал, как машина теснит грудью ледяные столбики всем корпусом, а когда задевает боком столбик помощнее, то ее сильно встряхивает.
Поднялся ветер, который перерос в пургу. Замело так, что с наветренной стороны машины еле было видно.
Пурга в этих краях бывает часто и сопровождается резкими передвижками льда.
Случилось то, чего Калинин и другие члены экспедиции боялись больше всего: льдину, на которой находились машины, оторвало от берега. Под одной машиной проломился лед. Ее гусеница торчала наружу под углом, мотор был весь в воде. Водитель еле успел выскочить.
Как вытащить машину? Как добраться до берега?
Аварийную машину решили вытащить лебедками. Но это не так-то просто: ее зажали льдины в такие тиски, что можно было разорвать машину на части. Очищали лед, окалывали «тиски», вытаскивали машину медленно, буквально по сантиметрам. Эта битва за спасение машины длилась около полутора суток. Тридцать часов без сна, без отдыха на льдине, оторванной от берега.
Наконец, вытащили, взяли израненную машину на буксир и пошли своей нелегкой дорогой.
Когда заканчивался третий месяц пути, увидели в утреннем тумане домики Амдермы, — небольшой поселок и порт на одноименной реке близ ее впадения в Карское море.
Долгий и трудный ледовый поход был завершен.
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
В различных странах мира появлялся высокий, светловолосый механик-испытатель, очень скромный, деликатный, но вместе с тем решительный и знающий свое дело. То его видели на международной выставке, то на известной ярмарке или на участке голландского фермера, в лесах Финляндии.
Это был Николай Бусыгин. По заданию завода или Трактороэкспорта он выезжал в разные страны, чтобы демонстрировать советскую технику. Приходилось показывать недоверчивым, иногда предубежденным предпринимателям, что могут советские тракторы.
В английской газете читаем, что Джордж Хачинсон, директор Plant Hire в Донкастере, намерен выстроить станции для продажи русских дорожных машин, их разогрева и технического ухода. Будут приглашены русские специалисты, чтобы показать, как работают их машины. Вместе с фирмой м-р Хачинсон подготовил первую демонстрацию (выставку) русских машин в Британии.
Предстояло серьезное испытание. Выходили соревноваться машины из США, Франции, Англии, Швеции. Работали в неблагоприятных условиях. Фотоаппараты и телевизионный глаз фиксировали каждое движение механика и его машины, десятки специалистов туг же замеряли каждое усилие.
Бусыгин крепко верил в свой ДЭТ-250. Но он знал, что и машины капиталистических фирм тоже не просто «железки и шестеренки», что конкуренция будет отчаянная.
Печать, радио, телевидение повели ожесточенную «психическую атаку» на советскую технику, стремясь опорочить ее, называли ДЭТ-250 «примитивной русской стальной телегой». Это особенно ожесточило Бусыгина.
«Ну ладно, — размышлял он, — ладно, господа бизнесмены! Вы жуете и пережевываете старые газетные «утки»? Вам нравится почесать свои змеиные языки по поводу «отсталости Советов»? Мне наплевать и забыть все, что вы лопочете здесь! Начхать! Костьми лягу, а нос вам утру. Покажу, что умеет «русская стальная телега».
Он рвался в бой с этой продажной сворой лжеинформаторов.
Наступил день испытаний.
Бусыгин демонстрирует бульдозер на базе ДЭТ-250.
В болотах увязал так, что, кажется, земля проходила сквозь крышу. Полз по краю котлована. Потом машина в скалы вгрызалась, зарывалась в землю так, что от нее, как от живого существа, шел пар. Проехал четыре километра, возвращается, а за ним — целая киноэкспедиция.
Потом начал Бусыгин работать в паре с московским экскаваторщиком. Когда сошел с трактора, рубашка на нем — хоть выжимай. А машинист экскаватора москвич Саша говорит: «Ну, Николай, показали мы бизнесменам советский класс, пусть-ка попробуют по-нашенски!»
Подошла группа журналистов. Завели разговор с Сашей. А он взмолился:
— Николай, мои знания английского языка по сравнению с твоими — горькие рыдания. Иди-ка сам изъясняйся.
И Бусыгин понимает по-английски пятое через десятое. Но все-таки понял: хвалят машину, а самого Бусыгина называют «супермеханикам».
«Ан, хвалят. Жалко мне тебя, господин Бусыгин, что-то подозрительно начали тебя похваливать. Гляди — не выпрыгни из штанов от гордости, а то завтра ушатом воды окатят», — подумал Николай Александрович.
Но нет. Отзывы были очень лестными. На следующий день в газете появилась такая заметка:
«Русские машины более прогрессивны, чем британские и американские. В смысле удобства для водителя эти машины — последнее слово техники. Кабины с обогревом и кондиционированием воздуха. И даже для неспециалиста очевидно, как много идей заложено в их конструкции».
«Стоило попотеть, — рассуждает Бусыгин, — стоило помокнуть ради такого дела».
После Англии Николай Александрович оказался в Канаде, в Торонто. Фирма Знайдер Бразе устраивала выставку-демонстрацию дорожно-строительной техники разных стран — СССР, США, ФРГ, Канады, Японии. Сначала машины разбирали по винтикам, куда-то увозили, затем собирали, ставили на стенд, выводили на демонстрационную площадку. Бусыгин был в роли гида на выставке, часто снимал модный пиджак, надевал комбинезон и демонстрировал маневренность машин.
А за ним — толпы людей. Слышна украинская и русская речь.
Говорит пожилой украинец, явно намекая на чью-то враждебную СССР пропаганду:
— Що ж воны, бисовы диты, нам мозги морочили… Вон яка у Советов техника!
А одетый с иголочки бородач с явно военной выправкой — ему в ответ:
— Большевички пыль в глаза пускают, на это они бо-о-ольшие мастера. — А потом подходит к Бусыгину: — Послушай, милейший, где вы собираете эту машину?
Николай Александрович спокойно отвечает:
— В Челябинске, на тракторном.
— А из какой страны вы получаете детали, узлы?
— Все сами делаем, на своем заводе, из своих материалов, своими руками.
— А вы кто, милейший, инженер, конструктор?
— Рабочий-механик, испытатель машин.
— А почему вы не получили образование инженера? Не по карману, да?
Бусыгин ответил:
— К сожалению, не успел, не было времени. В молодые годы пришлось громить фашистов, гнать их с нашей земли. Вот и не успел стать инженером, получил образование техника. А сын мой будет инженером.
Вокруг — смех, язвительные реплики в адрес «чистого господина», которому ничего не остается, как удалиться.
Зато другой, говорящий по-русски с каким-то особым акцентом, по которому не поймешь — то ли он поляк, то ли латыш, словом, из бежавших без оглядки в сорок пятом, — этот тип, вызывающе небрежно одетый, все норовил сунуть в руки посетителей выставки листовки. Бусыгин это заметил.
— Эй, господин хороший, бородой обросший, — позвал он снующего типа.
Тот удивленно посмотрел на Николая Александровича:
— Почему моя кандидатура имела возможность вызвать ваш интерес?
— А чего вы грязные бумажки людям суете. Если есть что сказать, станьте здесь и говорите.
— Я не располагаю желанием рассказывать о том, что здесь написано. Немного времени назад я имел возможность высказаться.
— Ну и что? Побили?
Тип вздохнул:
— Мне хотелось бы тоже заполучить возможность шутить. Но я молчу. Зачем мне иметь речь, если не слушают.
— Тогда бросьте свое грязное дело.
— Эх-хе-хе… Я бы хотел возможность знать, чем я буду обедать. Это мой бизнес…
— Тяжелый у вас кусок хлеба. Займитесь честным трудом, советую. И тогда желудок не перетянет голову. А то дело ваше неважнецкое. И предсказания ваших листовок напоминают ворожбу цыганки-гадалки.
Стыдно!
Человек с листовками смешался с толпой.
Подходит пожилой украинец, седой, почти квадратный — плечи у него широкие, а туловище короткое. Обращается к Бусыгину, и приятно слушать его певучий украинский говорок:
