Наконец все было готово к выступлению. Отслужили напутственное молебствие, и многочисленная рать, предводительствуемая большим воеводой, князем Федором Пестрым, и товарищем его, боярином Гаврилом Нелидовым, выступила из Москвы, провожаемая за несколько верст от города самим великим князем Иваном Васильевичем, братьями его, боярами, митрополитом, игуменами окрестных монастырей и всем народом московским, желавшим ратникам удачи и благополучного возвращения.

Во второй половине XV столетия Великая Пермь делилась на две половины — Верхнюю и Нижнюю. В Верхней Перми был городок Изкар, а в Нижней — городки Чердын, Покча и Урос[20]. Городки эти стояли на правом возвышенном берегу реки Колвы[21] на более или менее неприступных местах, приспособленных для защиты их от нападений враждебных народов. В городках Изкаре, Чердыне и Покче жили князья, совместно властвовавшие над пермскою страною. В Уросе же начальствовал воевода покчинского князя (главного среди пермских князей), управляя порученною ему местностью.

Великая Пермь, получившая свое название от слов «великая парма» (что значит — бесконечное болото, поросшее густым девственным лесом), раскинулась на большом пространстве. Владения пермских князей простирались до верховьев Печоры и верховьев Камы, распространяясь во все стороны от Колвы не на одну сотню верст. Было тут много болот, считавшихся совершенно непроходимыми, куда не решались проникать самые отчаянные люди. Это была именно Великая Пермь — неприветливая дикая парма, грозно шумевшая своими древними густыми лесами.

Пермскою страною тогда назывался вообще и Привычегодский край, населенный исключительно зырянами, но ввиду своей близости к городам Устюгу и Вологде, этот край раньше прикамской части страны пермской подпал под власть Московского государства. Старая Пермь, как именовался тогда зырянский край в отличие от Перми Великой, являлась уже вполне христианскою страною в то время, когда Великая Пермь погрязла во тьме язычества. Святой Стефан, будущий незабвенный епископ пермский, просветил жителей Старой Перми в 1379 году, тогда как обитатели Великой Перми были крещены только в 1462 году четвертым преемником святого Стефана на усть-вымской кафедре епископом Ионою. Городок Усть-Вым, стоявший на правом берегу реки Вычегды, стал называться с 1382 года градом владычным, потому что в нем установилась кафедра епископов пермских. В Старой Перми до пришествия святого Стефана были тоже свои особые князья, которые жили в городке Княж-Погосте, но с того времени, как последний представитель этих князей, кудесник Пама, был изгнан зырянским народом из своей страны, вся власть духовная и светская сосредоточилась в городке Усть-Выме. Там стали жить московские тиуны и сборщики податей; там начали чинить суд и расправу над зырянами по указам великого князя. Москва любила прибирать к рукам мелкие народы. Она не забыла и зырян. Произошло полное подчинение Старой Перми московскому владычеству, и зырянский народ навсегда утратил свою самостоятельность.

Таким образом, к описываемому времени только Верхняя и Нижняя Пермь в Прикамье являлись свободными странами, хотя и они платили дань новгородцам. Но новгородцы во внутреннюю жизнь Перми Великой не вмешивались, довольствуясь собиранием с нее дани, что составляло главную цель тогдашних завоеваний.

В начале лета 1472 года, в дождливый и ненастный день, к городку Покче медленно подъехал какой-то человек на тощей лошаденке, облеченный в невзрачную серую одежду и серую же шапку-четырехуголку, сшитую из грубого жесткого сукна. В руках он держал короткое деревянное копье с железным наконечником, а за плечами у него висел колчан со стрелами и лук с туго натянутой тетивой, сделанной из овечьей кишки. Прибывший неловко слез с лошади, такой же неприглядной и низкорослой, как он сам, суетливо привязал ее к ближайшему дереву и застучался в деревянные ворота городка, окруженного со всех сторон высоким земляным валом.

— Эй, слушайте! Пустите меня! — крикнул он по-пермяцки, увидев человеческое лицо, выглянувшее сверху из-за вала. — Из Чердына приехал я.

— Зачем? — послышался вопрос, сделанный крикливым сиповатым голосом.

— К вашему князю Микалу я послан… от нашего князя Ладмера… С вестью…

— С вестью?

— Да, с вестью. Недобрую весть я привез…

— Неужто вогулы проявились опять? Али другая твоя весть, не про вогулов проклятых?

— Москва на нас поднимается… Москва на нас посылает силу воинскую, которой и сметы нет!.. Отворяй, брат, ворота поскорее. Не время мне с тобой толковать.

— Ах, беда! Ну, беда!.. — забормотал испугавшийся покчинец и быстро скрылся за валом.

Через несколько минут тяжелые деревянные ворота отворились и посланец чердынского князя вступил в городок, ведя лошадь за собою.

Привратник сказал ему вполголоса:

— Ступай к князю скорее. Недавно с охоты он приехал, пожалуй, спать завалится. А тогда будить его трудно.

— Знаю я, крепок сон князя Микала, но Москва хоть кого разбудит! — усмехнулся чердынский человек и пошагал к княжескому жилищу, находившемуся в центре городка.

Городок Покча, известный в летописях под названием Покчи, стоял на самой вершине крутого холма, омываемого с двух сторон водами реки Колвы, в которую он вдавался отвесным полукруглым мысом. С третьей стороны покчинский холм опоясывала речка Кемзелка, вытекавшая из ближайших болот, снабжавших водою многочисленные реки и речки Пермского края, с четвертой же стороны, на расстоянии сотни сажен от земляных укреплений городка, проходил глубокий овраг, соединявший Колву с Кемзелкой.

В весеннее время, когда этот овраг тоже заливала вода, Покча представлялась настоящею крепостью, находясь как бы на возвышенном острове, недоступном для вражеских нападений. Летом же, разумеется, этот овраг обсыхал, лишая Покчу ее естественного прикрытия со стороны суши, но, в сущности, это лишение особенного значения не имело, потому что вогулы, или остяки, или татары сибирские, — злейшие враги пермских людей — не останавливались перед такими препятствиями, признавая только вооруженное сопротивление защитников, оборонявших свое достояние с поразительным упорством и храбростью.

За внешним валом, окружающим городок, был другой вал, внутренний, снабженный невысокой изгородью из толстых жердей, вбитых стоймя в землю по гребню вала. В промежутках между валами лежало множество коротких бревен и обрубков, вперемежку с грудами камней, заготовленных на случай осады городка внешними врагами. Этими бревнами и камнями покчинцы отражали приступы неприятелей, скатывая им на головы бревна и бросая камни. Кроме того, на обоих валах, в равномерном расстоянии друг от друга, были построены маленькие деревянные башенки, с которых жители городка встречали врагов стрелами. Во втором валу тоже были устроены ворота.

Внутри городка, на довольно ограниченном пространстве — около двухсот сажен в длину и не более полутораста в ширину — расположились жилые строения — маленькие бревенчатые избушки, с узенькими отверстиями вместо окон, затянутыми бычьим пузырем. Тут жили приближенные к князю люди, ротные воеводы и помощники его, многие зажиточные пермяне и большое число отборных охотников и стрелков из лука, составлявших нечто вроде дружины князя. Эти дружинники обитали здесь со своими семействами, занимаясь в мирное время звероловством и рыболовством, а при появлении врагов — обороняя городок от нападений неприятеля, ожесточенно штурмовавшего земляные укрепления Покчи.

В самом центре городка, за высоким деревянным забором, стоял дом довольно искусно выстроенный и, главное, представлявший из себя настоящее подобие новгородских купеческих хором. На этом доме красовалась хорошая тесовая крыша, с двумя трубами посредине, выбеленными раствором извести. Окна были узенькие, высокие, «косящатые», как говорили тогда, со вставленною в них разноцветною слюдою, что тогда составляло большую роскошь даже в богатом Великом Новгороде. Дом этот являлся делом рук новгородских выходцев, которые прибыли сюда удалыми вольными ушкуйниками[22] и по разным обстоятельствам навсегда остались в Великой Перми. Здесь проживал владетельный князь покчинский — властитель Нижней Перми.