— Игорь Александрович, «Операция «Жук» перебрасывается на основные сооружения.

Тогда Милентьев впервые услышал: «Операция «Жук» — и понял, что Фомичев от теоретических расчетов переходит к решающему, к практическому началу…

Комсомольский штаб решил направить Валерия Котова, его комсомольское звено на подмогу к Ивану Ивановичу Шустрову — ставить в русле Колымы опору. Узнав об этом решении, Иван Иванович прибежал в штаб ругаться.

— Вы кого мне суете? Этого Валерку, стилягу? Детсад. Тут серьезное дело. Не знаю этого Котова и знать не хочу.

— Ну какой же он детсад, Иван Иванович? Валерка в монтаже собаку съел, он и колонну в Магадан привел. И из мари догадался выбраться. Спросите Жильцова.

Но Иван Иванович уже завелся и не слышал, что говорил ему Василий Ягунов.

— Ну, собаку съел, пусть хоть коня, хоть бульдозер. Одно дело опоры под провода и другое — ставить под мост быки. Соображаете? Котлован, вода, опалубка, арматура, бетон. Это же гидротехническое сооружение…

Иван Иванович распалялся все больше.

— А знаете, за что вашего Валерку вытурили с завода? Не знаете?

— Скажите — будем знать.

Василий Ягунов поднялся из-за стола и подошел к Ивану Ивановичу.

Ягунов отличался такой невозмутимостью и спокойствием, что, казалось, грянь землетрясение, залей Колыма сопки, он и тут не будет суетиться, паниковать. О его логику и невозмутимость, как о каменную стену, разбивались страсти, споры, и делалось большое дело буднично, без шума, без парадности. Комитет комсомола был авторитетным и родным домом, где всегда допоздна горел свет и куда можно было просто прийти со своими сомнениями, неприятностями. Комсомольцы шли в комитет не только платить взносы, и не только молодежь здесь бывала. Авторитет секретаря на стройке был ощутим во всех ее делах, поэтому и считались с комитетом, и просили помощи, и требовали разобраться в спорных вопросах. Вот и Иван Иванович по столу стукнул:

— Надо и так в курсе жизни быть.

— Говорите, Иван Иванович, мы вас слушаем. Это интересно. Ведь и вправду нельзя объять необъятное. — Василий спокойно и доброжелательно приготовился слушать Шустрова.

Иван Иванович перевел взгляд на Татьяну Обухову — замначальника комсомольского штаба.

— Мало интересного, мало хорошего, — умерил пыл Иван Иванович. — Надо же додуматься налить директору завода в машину на сиденье электролита, тот и приехал в обком, я извиняюсь, с голым задом.

Василий сдержал улыбку, Татьяна потупилась. Тут и сам Валерка открыл дверь, и, заметая клешами пол, прошел к столу, с ловкостью жонглера подцепил ногой стул, легонько откинул к стене и, тряхнув рыжей косматой головой, уселся как раз напротив Ивана Ивановича и впер в него нахально-насмешливые, как у кота, зеленые глаза. Иван Иванович демонстративно отвернулся. Дескать, полюбуйтесь.

— Мы тут посоветовались на бюро и решили, — сказал Василий, — направить тебя, Валерий, на мост. Пожалуй, сейчас мост — самое узкое место на стройке, — Василий долгим взглядом посмотрел на Ивана Ивановича, — да вот мастер возражает… Не знаю, что и делать?

— Какие у него аргументы? Можно подумать, стройка — собственность Ивана Ивановича, — огрызнулся Валерий, — а комсомол — его младший подметало. Не нравится — никто его не держит, пусть уходит.

— Подожди, Валерий, — остановил Котова секретарь, — не шуми, по-пустому слов не бросай, разберемся.

— Без меня бы и разбирались. А теперь решение приняли? Приняли. Я согласен, дело интересное, живое. — Валерий тоже встал.

— Не возражаешь, значит?

— Не возражаю! — живо отозвался Валерий и подошел к Тане. — Выйди-ка, — кивнул он на дверь.

Иван Иванович было заикнулся, что-то сказать.

— Не надо, Иван Иванович, — остановил его Валерий. — Все ясно. Мост — объект номер один. И… вперед.

— Ну, что ты дурака валяешь, — уже за дверью упрекнула Таня Валерия.

— Я валяю? Ты меня с кем-то перепутала. У меня любовь, Таня…

— Хватит, Валерий. Научись вести себя.

— А я разве кого обидел, оскорбил?

— Грубый ты.

— Вот как, а если я сюсюкать не умею, в грудь колотить…

— Тебе такое дело доверяют…

— Понимаю. Но к чему здесь словесная шелуха… Я же не за так иду. Юлит кто? Тот, кто не умеет работать…

— Но и заноситься тоже нечего.

— Но при чем здесь Иван Иванович? Я ведь свой горб подставляю. Стройка-то комсомольско-молодежная.

— А что украшает человека?

В ответ — ослепительный зубастый Валеркин рот.

— С тобой серьезно, а ты, — Таня повернулась к двери.

Валерий ухватил ее своей загребастой ручищей и привлек к себе. Обычно Татьяна сразу притихала и глаза ее теплели, но тут она резко вывернулась.

— С ума сошел, честное слово. Пусти!

— Таня, я пришел сказать: в субботу у нас с тобой свадьба, если согласна, скажи «да»!

— Уезжаю я.

— Как это — уезжаю?

— А вот так, уезжаю, и все. Маму переводят в Магадан, Да и какая свадьба, господи. Пара — гусь да гагара.

— Не понял. Ты что, Таня, мы ж давно решили. Ты уточни.

— Что уточнять? Кто гусь, кто гагара?

— Эх, Таня, — Валеркины губы еще улыбались, но складка уже задала между бровей. — Ну что ж, — Валерий круто повернулся и пошел по коридору.

На строительство русловой опоры Валерий пришел со своим бригадиром Егором Жильцовым. По реке со звоном мела отяжелевшая за ночь поземка. Под самым берегом, елозя, бульдозер сгребал снег в тощий, рыхлый валик, оттесняя наледь. Чадившая грязным туманом, она лезла через снежную плотину и грузно оползала туда, где бряцали в русле буровые станки.

— Смотри, сколько наперли техники, — удивился Егор Жильцов. — Продырявили Колыму. С берега посмотреть — ну чистый дуршлаг. Вон и экскаватор, словно пароход на мели, загорает.

— А я тебе что говорил, — вздохнул Валерий, — тут еще баба-яга на метле гуляет… Ты вот уши опусти, а то отпадут…

Егор поднял воротник.

Иван Иванович строчил между станками. Жильцов подошел к нему.

— Ну, сказывай, мастер, когда тебе нужна линия? Когда грунт выдашь?

— Не знаю, откровенно говоря, — просипел простудно Иван Иванович. — Вода одолела. Взрыв не получается. А в воду взрывчатку турить — что червонцами печку топить. Не знаю, Егор, не знаю, что с водой и делать…

Егор отвел Валерия в сторону от станка.

— Пока тут, на мосту, твоему звену делать нечего, Валерий. Оставайся здесь сам, изучи обстановку, подоспеет работа — перебросим два звена.

— Когда это еще будет, а пока один поработаю, — согласился Валерий.

— Будет. И скоро будет, а ты сейчас приглядывайся хорошенько, Ивану Ивановичу помогай. Ну, я пошел…

Действительно, с водой не было никакого сладу: снизу давили русловые проходные воды, выжимали наледь — работала мерзлота. Берега Колымы вспучивались, слезились и трескались, выворачивая наружу «сундуки» камней, и русло терялось, исчезало, но вода вдруг начинала выпирать в другом месте.

Казалось, Колыма играла с людьми в жмурки, покажет свой норов, выбьет фонтан и спрячется, а потом неожиданно покажется в другом месте. Да, обуздать Колыму не просто. Все ухищрения гидростроителей, все помпы, насосы были смехотворны. Все равно что ситом воду черпать.

Иван Иванович посерел и все доказывал, что где-то в створе моста должна быть сухая линза. Бурильщики тоже не уходили с реки, носы пообмораживали, все искали безводную линзу. Начальство то и дело шмыгало на легковушках. Стоило только на берегу появиться Фомичеву, как Иван Иванович бросался к нему.

— Ну, сколько будем сквозняки гонять!

Фомичев не отвечал. Он молча брал у Ивана Ивановича из рук шест, поворачивался к нему спиной. Иван Иванович забегал с другой стороны.

— Да я и сам не знаю, — отмахивался Фомичев и на пару с Иваном Ивановичем замерял лунки.

В Фомичева верили, ждали, что он-то, головастый, сообразит. На это время умолкали станки. Старались не помешать. Бурильщики тоже совали свои обмороженные носы в лунку. Другой еще побулькает черенком лопаты в ней.