И все же я еще не был готов к тому, чтобы выступать в роли курьера самостоятельно. Протопопулос, который в этом месяце был старшим на маршруте, устроил меня в одну группу с Капистрано для первой моей вылазки в Византию. Если все пройдет гладко, то через несколько недель я уже буду предоставлен самому себе.

Маршрут «Византия» – один из самых популярных, которые предлагает Служба Времени, – на самом деле является вполне заурядным мероприятием.

Каждый маршрут включает в себя возможность увидеть коронацию императора, гонку колесниц на ипподроме, освящение храма Айя-София, разграбление города во время Четвертого Крестового похода и покорение его турками.

Такой маршрут продолжается вверху по линии в течение семи дней.

Четырнадцатидневный маршрут включает в себя все вышеупомянутые события плюс прибытие участников Первого Крестового похода в Константинополь, мятежи 532 года, бракосочетание императора и парочку менее важных событий.

Курьеру дано право самому решать что показывать сопровождаемым им туристам: коронацию или свадьбу императора и какие именно гонки колесниц такая свобода выбора позволяет избежать пагубного влияния парадокса кумуляции при той кутерьме, которая возникала бы в момент посещения одного и того же события большим числом туристов. При этом без внимания не оставалась ни одна из эпох истории Византии, от императора Юстиниана до завоевания ее турками, хотя нас и предостерегали от посещения тех лет, когда случались разрушительные землетрясения, и совершенно запретили, под страхом искоренения патрулем времени, показываться с Византии, когда там в 745-747 годах свирепствовала бубонная чума.

В свою последнюю ночь в нынешнем времени я был настолько возбужден, что никак не мог заснуть, взвинченный опасениями не напутать что-либо при выполнении первого своего задания вверху по линии в качестве курьера; а я очень боялся совершить какую-нибудь непоправимую ошибку. Меня просто выводила из себя мысль о том, что придется меня спасать патрулю времени.

Какое это будет для меня унижение!

Но еще больше меня тревожил Константинополь. Насколько он будет соответствовать моим восторженным представлениям или очарование его полностью исчезнет для меня? Всю свою жизнь я лелеял образ этого блистательного города далекого прошлого; теперь же, когда я уже был на самом пороге перед входом в него, я трепетал от страха.

Я поднялся с постели и, спотыкаясь, стал бродить по комнатушке, которую мне отвели, испытывая нерешительность и сковывавшую всего меня напряженность. У меня не было никаких наркотиков, мне даже курить не разрешалось – еще не хватало, чтобы курьер занес подобное в прошлое, ведь разве не очевидным анахронизмом будет, если кто-то закурит травку прямо на улице в десятом веке?

Капистрано отдал мне бренди, что еще оставался у него на дне бутылки, но это было небольшим утешением. Он, естественно, услышал, как я натыкаюсь на мебель, и зашел ко мне выяснить, в чем дело.

– Не находите себе места? – спросил он.

– Точно.

– Я тоже всегда волнуюсь перед прыжком. От этого никак не избавиться.

Он уговорил меня выйти вместе с ним прогуляться, чтобы успокоить расшалившиеся нервы. Мы пересекли Босфор и долго бродили на европейской стороне вслепую по тихим улицам нового города. Но усталость никак не приходила к нам. Казалось, мы были единственными, кто не спал в этом городе. Мы прошли по извилистому лабиринту рынка, вышли на одну из тех улиц, что вели к Айя-Софии, и долго стояли перед фасадом этого величественного старинного сооружения. Его контуры запечатлелись в моей памяти – инородные для него минареты, более поздние подпорки – я пытался заставить себя поверить, что утром увижу его в первозданном виде, безмятежно владычествующим над городом, более уже не принуждаемом делиться огромной площадью перед собою с чуждой для него красотой Голубой мечети, построенной напротив. Мы прошли от самого Дворца Долмабахче на берегу пролива до старого «Хилтона», дальше мимо Таксима, пока не вышли к Галатскому мосту. А после мы еще бродили среди руин ипподрома, обошли Топками и вышли в том месте, где еще оставались фрагменты старинной стены, защищавшей город со стороны моря. Заря застала нас перед крепостью Идкюль, в тени полуразрушенного византийского вала. Мы уже едва держались на ногах. К нам подошел мальчишка-турок лет пятнадцати и вежливо спросил, сначала по-французски, затем по-английски, не намерены ли мы что-нибудь купить – старинные монеты, его сестру, гашиш, израильскую валюту, золотые украшения, его младшего братишку, ковер. Мы поблагодарили его и сказали, что мы не по этому делу. Он однако позвал свою сестру, которой, наверное, было не больше четырнадцати лет, но выглядела она на четыре-пять лет старше.

– Девственница, – сказал он. – Неужели она вам не нравится? Такая отличная фигура. Кто же вы? Американцы, англичане, немцы? Вы только взгляните! Повинуясь его строгой команде, девушка расстегнула блузку и выставила для обозрения очень красивую плотную грудь. Во впадине на цепочке болталась бронзовая византийская монетка, «фоллис», что ли. Я пригнулся, чтобы рассмотреть получше. Мальчишка, дыша мне в лицо чесноком, вдруг сообразил, что не грудь, а именно эту монетку я изучаю, и плавно перевел разговор на совсем другую тему. – Вам нравятся старинные монеты, да? Мы их нашли очень много в горшке под стеной. Подождите меня здесь, сейчас я вам покажу.

Он убежал. Сестра его угрюмо застегнула кофту. Мы с Капистрано устало побрели прочь. Девчонка последовала за нами, настойчиво предлагая остаться, но к тому времени, когда мы отошли метров на двадцать, она потеряла к нам всякий интерес. Через час, воспользовавшись подземкой, мы снова очутились в здании, в котором размещалась Служба Времени.

После завтрака мы занялись своим одеянием: длинными шелковыми туниками, римскими сандалиями, легкими плащами. Капистрано торжественно вручил мне мой таймер. Теперь я уже хорошо натренировался в пользовании им. Я просунул его себе под пояс и ощутил, как вызывающий головокружение поток энергии начал уже меня захлестывать, как пришло сознание, что теперь я волен переправить себя в какую только мне заблагорассудится эпоху, что я уже никому не подотчетен до тех пор, пока строго блюду не только в своих действиях, но и в мыслях, священную неприкосновенность нынешнего времени.

Капистрано подмигнул мне.

– Вверх по линии, – сказал он.

– Вверх по линии, – повторил я.

Мы направились навстречу своим восьмерым туристам.

Место старта при прохождение маршрута «Византия» почти всегда одно и то же: площадь перед Айя-Софией. Чувствуя себя несколько глуповато в своих одеяниях, мы приехали сюда автобусом, прибывшим за нами примерно в десять утра. Более традиционные туристы, находящиеся здесь только для того, чтобы поглазеть на современный Стамбул, сновали, сбившись в небольшие стада, между этим величественным храмом и расположенной поблизости мечетью султана Ахмеда. Капистрано и я удостоверились в том, что таймеры у всех на надлежащих местах и что правила, которых следует придерживаться при совершении путешествий во времени, должным образом вдолблены в черепа наших восьми туристов.

Нашу группу составляла пара очень приятных молодых людей из Лондона, пара незамужних учительниц из Германии и двух пожилых семейных пар из Америки. Все прошли гипнокурс обучения византийскому варианту греческого языка и в течение следующих шестидесяти дней будут владеть им в таком же совершенстве, как и своим родным языком, однако Капистрано и мне пришлось еще раз напомнить американцам и одной из немок, чтобы они говорили только на нем.

После чего все совершили прыжок.

Я испытал на какое-то мгновение ощущение потери пространства и времени, которое всегда сопровождает перемещение вверх по линии. Затем я взял себя в руки и обнаружил, что я покинул Стамбул и прибыл в Константинополь.

Константинополь меня не разочаровал.

Исчезла грязь. Исчезли минареты. Исчезли мечети. Исчезли турки.