– Противоречиво, – произнес я. – Но пытаюсь свыкнуться с этим.
– Но это еще не все. Теперь давай заглянем ко мне домой.
Он привел меня в свою квартиру. Там никого не было, потому что Сэм на данном отрезке времени был на работе во Дворце Грез. Мы прошли в ванную, и Сэм еще раз произвел настройку моего таймера, на этот раз на тридцать один час вперед.
– Шунтируйся, – велел он мне, и мы вместе спустились по линии, снова очутившись в ванной Сэма, но уже на следующую ночь. Я слышал пьяный смех из соседней комнаты, слышал захлебывающиеся, сладострастные вскрики. Сэм быстро закрыл дверь ванной комнаты и прикрыл ладонью задвижку. Я понял, что это я сам занимаюсь в соседней комнате сексом то ли с Бетси, то ли с Элен, и почувствовал, как возвращается прежний мой страх.
– Подожди здесь, – заговорщическим тоном произнес Сэм, – и никого сюда не пускай, пока не услышишь два стука и через паузу еще один. Я постараюсь вернуться как можно быстрее.
Он вышел из ванной комнаты, я тотчас же закрыл дверь за ним на защелку. Прошли две или три минуты. Раздался условный стук, и я приоткрыл дверь. Ухмыляясь, Сэм произнес:
– Сейчас подсматривать вполне безопасно. Они все в такой форме, что просто не в состоянии заметить нас. Идем.
– Это обязательно?
– Если ты хочешь поступить на работу в Службу Времени, то обязательно.
Мы выскользнули из ванной и вошли в комнату, чтобы понаблюдать за происходившей там оргией. Я с большим трудом сдержался, чтобы не закашляться, когда целый букет запахов наполнил мои, не готовые к этому, ноздри. В комнате Сэма перед моим взором явилась масса извивающейся голой плоти. Слева от себя я увидел огромное, черное тело Сэма, припечатывавшее нежную белизну тела Элен; из-под него виднелось только ее лицо, да еще ее руки, обвившие его широкую спину и нога, крюком зацепившаяся вокруг одной из его ягодиц. Справа от меня мое собственное предыдущее воплощение переплелось с пышнотелой Бетси. Мы возлегали в одной из поз кама-сутры, она – на своем правом бедре, я – на левом, ее нога обвивала мое туловище, а все мое тело как-то сложно вращалось вокруг нее.
Испытывая нечто, вроде холодного ужаса, я наблюдал за тем, как владею ею. Хотя я множество раз видел сцены копуляции в различных программах по «трехмеру», на пляжах, иногда на вечеринках, впервые в своей жизни я стал свидетелем собственного участия в подобном акте, и был потрясен абсурдностью того, что видел: этими идиотскими вздохами, искаженными чертами, сладострастными судорогами. Бетси прямо-таки блеяла от похоти, наши болтающиеся в воздухе конечности несколько раз изменяли ритм и такт своих движений, мои сведенные судорогой пальцы вонзились глубоко в ее мясистые ягодицы, механические толчки и тычки все продолжались и продолжались. И по мене того, как я привыкал к этому зрелищу, ужас мой постепенно угасал, пока в конце концов я не обнаружил в себе чисто уже клиническую отрешенность, с которой я стал относиться к происходящему. Сам собой высох пот, выступивший от страха по всему моему телу, и вот я уже стоял в комнате со скрещенными на груди руками и хладнокровно взирал на бурную деятельность на полу. Сэм улыбнулся и кивнул мне, как бы говоря, что я выдержал экзамен. Он еще раз перенастроил мой таймер, и мы шунтировались вместе. Комната Сэма была теперь свободна от предававшихся блуду и тех запахов, которыми это сопровождалось.
– Где мы теперь? – спросил я.
– Мы вернулись назад на тридцать один час и тридцать минут. Пройдет совсем немного времени, и мы с тобою захотим пройти в ванную комнату, но мы не будем здесь задерживаться, дожидаясь этого. Давай лучше вернемся в верхнюю часть города.
Мы проследовали через более высокие городские уровни, пока не очутились в старом Нью-Орлеане под усыпанным звездами небом.
Роботы, которые ведут регистрацию всех чудаков, приходящих сюда подышать свежим воздухом, сверили, кто мы такие, после чего мы прошли дальше, выйдя на тихие и пустынные улицы. Вот и Бурбон-стрит, вот покосившиеся от ветхости здания подлинного французского квартала. Скрытые камеры, вмонтированные в ажурные решетки балконов, неусыпно следили за нами, ибо в этом покинутом жителями районе люди невинные могут стать жертвой развратников, а богатые туристы – добычей мародеров, которые рыщут по этому находящемуся на поверхности городу.
Правда, мы не настолько долго задержались наверху, чтобы нарваться на неприятности. Сэм внимательно осмотрелся вокруг, на какие-то несколько секунд призадумался и принял решение, чтобы мы стали у стены одного из домов. Когда он производил настройку моего таймера на еще одно шунтирование, я спросил у него:
– А что будет, если мы материализуемся в пространстве, которое уже занято кем-нибудь или чем-нибудь?
– Это исключено, – пояснил Сэм. – Срабатывают автоматические амортизаторы и отшвыривают нас мгновенно к нашей отправной точке. Но это сопровождается большим расходом энергии, что очень не нравится Службе Времени, поэтому мы всегда стараемся прежде, чем осуществить прыжок во времени, подыскать для шунтирования такое место, где подобные препятствия исключены. Вот как раз место рядом со стеной здания обычно вполне подходит для того, чтобы избежать подобной коллизии, при условии, разумеется, что стена находится на том же месте в том времени, куда ты намереваешься шунтироваться.
– И куда же мы следуем теперь?
– Шунтируйся и увидишь сам, – сказал он, и осуществил прыжок. Я последовал его примеру.
Город снова бурлил жизнью. Люди в одеждах, характерных для двадцатого столетия, сновали по его улицам: мужчины в галстуках, женщины в юбках, доходивших до колен и прикрывавших тем самым наиболее соблазнительные места, одежда закрывала даже соски грудей. Автомобили, шумно тарахтевшие вокруг нас, создавали такой мерзкий чад, что мне страх как захотелось вырвать. Надрывно гудели сигнальные сирены автомашин, отбойные молотки вспарывали грунт. Повсюду шум, вонь, грязь.
– Добро пожаловать в 1961 год, – произнес Сэм. – Только что принял присягу в качестве президента Джон Ф. Кеннеди. Самый первый из Кеннеди, секешь? Вот эта штуковина у нас над головой – реактивный самолет. А это светофор.
Он подсказывает, когда можно безопасно перейти улицу. А вот там, повыше, фонари уличного освещения. Они электрические. Еще не существует нижних уровней. Здесь перед нами весь город, город Новый Орлеан как единое целое. Тебе здесь нравится?
– Побывать в таком месте весьма интересно. Но мне не хотелось бы жить здесь.
– У тебя голова кружится? Тошнит? Ты испытываешь отвращение?
– Трудно разобраться.
– В этом нет ничего зазорного. Всегда испытываешь легкий временной шок при первом взгляде на прошлое. Оно всегда почему-то кажется наполненным не очень-то приятными запахами, и в нем царит больший беспорядок, чем ты предполагал. Некоторые кандидаты отказываются от своего намерения работать в Службе Времени в первый же момент, когда шунтируются в достаточно отдаленное время вверх по временной оси.
– Я не отступлюсь.
– Хороший мальчик.
Я продолжал наблюдать за сценами из жизни города, видел женщин, чьи груди были заключены в тугие корсеты под одеждой, мужчин с багровыми лицами, будто они страдали от удушья, пронзительно визжавших детей. Будь объективен, сказал я самому себе. Считай себя студентом, изучающим другие времена, другие культуры.
Кто-то показал на нас и закричал:
– Эй, смотрите, битники!
– Скорей отсюда, – сказал Сэм. – Нас засекли.
Он отрегулировал мой таймер. Мы совершили прыжок.
Тот же город. Столетием ранее. Те же дома, элегантные, кажущиеся вневременными в своей блеклой окраске. Ни светофоров, ни отбойных молотков, ни уличных фонарей. Вместо автомобилей по улицам, пересекающим старые кварталы, лениво тащатся повозки.
– Мы не можем здесь оставаться, – сказал Сэм. – Это 1858 год. Наша одежда вызывает у местных жителей немалые подозрения, а мне совсем не хочется делать вид, будто я невольник.
Мы снова шунтировались.