Женщина была одета в серое платье, поверх него повязан белый фартук, закрепленный с помощью двух тесемок, завязанных на шее, и двух, завязанных на талии. Прическа женщины представляла собой пучок волос, собранных на затылке с помощью вельветового шнурка. Волосы ее были серо-желтыми, лицо бледное, с нездоровым румянцем на щеках. Ее глаза, светло-синие, как море, оттенялись темными кругами.
— Ты уверена, что он работает?
— А что ему делать по утрам? Он все время пишет, пишет и пишет, даже, когда ты пьешь его кофе.
— Ему не нужен новый секретарь?
— Что… После тебя? Нет уж… Кстати, как ты себя чувствуешь? У тебя нездоровый вид. Нет, ты действительно дурак, потому что попусту тратишь время.
— Перестань, Ви, прошу тебя.
— А разве я что-то сказала? Но мне кажется, что если бы у всех появились глупые идеи и все кинулись бы их осуществлять, то где бы мы сейчас были.
— Говорят, что опять забастовка на рыбоперерабатывающем заводе.
— Сейчас? Кто же это тебе сказал? Нет, ты действительно очень плохо выглядишь. Посмотри на себя!
— Ватт мне сказал об этом.
— Какой это завод?
— Об этом ты лучше у него самого спроси. Он мне сам рассказал.
— Не стоит верить всему, что говорит тебе Ватт. Ведь он вечно что-то путает.
— Наверное, это рыбоконсервный завод.
— Не будь дураком; нет же такого завода, по крайней мере, здесь поблизости.
С. посмотрел вниз на свои ботинки: они были покрыты серой пылью. Он стоял на гравии, втоптанном в землю.
— Ты принесла мне что-нибудь?
— Мне не следовало бы этого делать. Я просто дура, раз поступаю так.
Откинув несколько листов капусты, прикрывавших содержимое ведра, женщина достала оттуда пачку газет. Она передала ее в руки С. Тот сделал шаг вперед, взял сверток, все так же искоса поглядывая на женщину.
— Здесь половина пирога со свининой. Мне, наверное, не надо было делать этого… кто знает.
— Ты очень добра ко мне…
— Давай не будем все начинать снова. Что делаю — то делаю. А почему бы тебе не прийти принять ванну?
— Что-о? В то время, как он сидит у себя в кабинете? Ведь он же пристрелит меня.
— Не говори ерунды. Он не выходит из своего кабинета до самого обеда.
— Да не нужна мне ванна. Только представить себе, как я крадусь, чтобы войти в дом. К тому же, может, она сама захочет застать меня в это время, в ванне…
Женщина засмеялась.
— Все вы, мужчины, на один манер. Пойдем, ты же так любишь мыться.
— Он убьет меня, если увидит!
— Ну, тогда ладно. Я не могу стоять здесь целый день. У меня, в отличие от некоторых, есть работа.
— Принеси мне немного керосина для лампы. Ну, пожалуйста, Ви…
— Да, я всегда говорила, что все мужчины одинаковы. Ладно уж, неси свою лампу. Почему бы тебе самому не сходить за ним?
— Ты же знаешь, почему…
Женщина подождала, пока С. скроется за маленькой дверцей в воротах старого каменного здания, и поспешила по грязной дорожке, нагибая голову, чтобы не зацепиться волосами за ветки деревьев. Затем она завернула за угол и вылила содержимое эмалированного ведра на кучу. Потом она вернулась на то место, где разговаривала с С., и подождала, пока тот вынес лампу. Лампа была очень старая и называлась «Летучая мышь». С. передал ее женщине.
— Когда смогу, тогда и принесу. У меня еще очень много дел. Она приказала к обеду сделать запеканку с говядиной. А сейчас она ушла за анчоусами для нее.
— Ну, до свидания. Спасибо за пирог.
— Да, дура я… вот кто.
С. стоял и наблюдал за четырьмя завязками, сходящимися на спине. Она удалялась в сторону жилого дома. Белое ведро, теперь пустое, резко выделялось на темном фоне стены дома. Ведро женщина несла в правой руке. Она подошла к задней двери черного хода, поднялась по ступенькам и прошла внутрь. Как только дверь за ней закрылась, С. повернулся и пошел к себе. Войдя в старое каменное здание, он закрыл дверь, набросил петлю на вбитый гвоздь и медленно полез по лестнице вверх на второй этаж.
Глава четвертая
Как только С. добрался до своей комнаты, он первым делом взял крышку люка и перетащил ее на середину комнаты. Бумажный сверток, который он принес, он положил на одну из полок, расположенных вдоль юго-восточной стены, рядом с медным крокодилом. На уровне груди между двумя поперечными балками, при помощи двух металлических колец, надетых на вбитые в балки гвозди, был подвешен гамак. По обеим сторонам гамака свисали углы двух серых одеял, обвязанных по краям с помощью садовой бечевки. С. положил руки на гамак, присел, согнув ноги в коленях, и осторожно запрыгнул в гамак.
Когда он улегся, он подождал, пока гамак перестанет раскачиваться, затем сел и развязал шнурки ботинок. Сначала он снял правый, затем — левый; аккуратно поставил их на пол, доски которого из-за своего неровного расположения создали причудливую игру теней, напоминавшую копну женских распущенных волос. Оба ботинка стояли рядом, соприкасаясь носами и образуя угол в девяносто градусов. У правого ботинка отваливалась подметка. Она сильно износилась и была обтрепана по бокам. Нос правого ботинка совсем расклеился. Оба ботинка стояли рядом на светло-желтой доске, выступающей над уровнем пола. С. долго рассматривал свою обувь, затем доски пола, на которых они стояли. Потом он отвернулся.
Вместо подушки под голову С. приспособил себе старого, давно выброшенного плюшевого мишку, у которого первоначально не хватало только обоих ушей и глаза. От времени игрушка сильно изменилась: потерялись передние и задние лапы, об их существовании напоминали сейчас лишь темные дырки по бокам игрушки, из которых торчала шерсть. С. приспособил себе остатки старой игрушки под подушку, подкладывая под голову то место, где раньше был живот: тогда голова мишки возвышалась над головой С, осматривая единственной глазницей помещение и охраняя сон С.
Взглядом С. изучал потолок, состоящий из грубых балок и уложенных на них черепичных плиток. Многие плитки потрескались и сдвинулись со своих мест: свет пробивался сквозь щели между черепицей тонкими нитями, постепенно рассеиваясь и превращаясь в белые волны, которые были достаточно яркими. Взгляд С. становился все более рассеянным: веки опускались все ниже, и наконец он заснул.
Один раз он во сне повернулся, опустил голову к правому плечу. Это движение заставило медведя, служившего С. подушкой, тоже немного опустить свою голову. Дыхание С. стало совсем медленным, глубоким, с присвистом из-за того, что С. дышал через рот. Издаваемые им звуки были явственно слышны в тихой комнате.
Проснувшись, С. посмотрел на печь, стоявшую возле центральной поперечной балки. Она была черного цвета, несмотря на то, что всякие дверки, окошки, задвижки были покрыты толстым слоем серой пыли. С. опустил свои ноги в носках с гамака и осторожно опустился на пол в нескольких сантиметрах от ботинок. Затем он уселся на пол и принялся обуваться. Завязал шнурки. Встал, прошелся по комнате к маленькому круглому окошку, разделенному деревянными планками на девять частей, одна из которых — центральная — была квадратной. Опустившись на пол, С. начал свои наблюдения.
Внизу и спереди располагались грядки спаржи: три длинных борозды, на которых ничего не росло, кроме вездесущего бурьяна. Вплотную к грядкам с одной стороны прилегала дорожка, посыпанная гравием, с другой стороны проходила тонкая тропинка. Дорожка с гравием также проходила мимо невысокой живой изгороди. По дорожке мирно прохаживался длинношеий голубь по имени X., поворачивая при каждом шаге свою голову то вправо, то влево. За грядками спаржи располагался большой газон, перейдя который можно было попасть во фруктовый сад. А перед газоном, на более поднятом и сухом месте, чем старое каменное здание, названное предыдущими владельцами каретным сараем, стоял большой каменный дом с огромными окнами, стекла которых ярко блестели при солнечных лучах. На втором этаже справа находилось окно ванной комнаты. Но за окном была пустота, освещенная дневным светом, потому, что в ванной было два окна: другое, невидимое, располагалось за углом, с юго-восточной стороны, откуда сейчас и светило солнце. Поэтому в ванной было светло. Слева от этого окна располагались еще два от двух свободных комнат, в которых никто не жил. С. моргнул, зевнул и перешел к изучению окон нижнего этажа. Прямо под окнами пустующих комнат находилось длинное окно кухни, состоящее из трех частей. На подоконнике, с внутренней стороны окна, в среднем проеме, стояла консервная банка — солнечный свет играл на ее боках. Крайние секции окна были открыты. В кухне тоже никого не было. Рядом с окном кухни была задняя дверь. Большой кот с черно-белой шерстью лежал на ступеньке перед дверью, греясь на солнце; дверь была закрыта. Слева от задней двери черного хода находилось окно гостиной — длинное, до самой земли, чтобы, открыв его, можно было бы выйти в сад. В этой комнате, как и в ванной, имелось второе окно, спрятанное от наблюдателя за юго-восточным углом дома. Свет, попадающий через эти окна, помог различить чью-то фигуру, полускрытую от С. стенами дома; эта фигура крутилась вокруг стола, чем-то занятая.