Подзорная труба не двигалась: в центре окуляра находилась бутылка молока, также были видны и ступеньки из серого камня, и кусок каменной кладки стены, разделенной вертикальными и горизонтальными линиями швов между кирпичами. В верхней части окуляра виднелся угол зеленой двери — эта задняя дверь была плотно закрыта. Цвета, пропущенные через четыре линзы, были блеклыми и скучными. На ступеньке, справа на краю поля видимости, лежал сухой листик: сквозь трубу он казался черным. Все остальное находилось за пределами видимости подзорной трубы и было невидимым для С.

Молочная бутылка имела покатые бока. Она была наполнена молоком: уровень жидкости находился в двух сантиметрах от крышки из фольги. Бутылка стояла на ступеньке. Ступенька была грязно-серого цвета, и с такого расстояния невозможно было рассмотреть структуру породы, из которой она была сделана. На границе видимости, то есть там, где круг трубы разделял мир на видимый и невидимый, возникал хроматический эффект: ободок из нескольких ярких цветов, разделявших поле видимости и черноту. Ступенька была неровной, и поэтому бутылка стояла накренившись. Крышечка из белой фольги находилась сантиметрах в десяти от левого нижнего угла задней двери. Дверь по-прежнему была закрыта.

Некоторое время спустя сухой листик зашевелился на ступеньке и проскользил по направлению к бутылке. Пожалуй, он был не столько черным, сколько темно-коричневым, и выглядел совершенно бесформенным. Теперь он лежал точно под углом задней двери, на пересечении линий косяка и основания двери. Круг слегка сместился, так что щель между косяком и дверью проходила точно посередине. Молочная бутылка теперь стояла слева, недалеко от границы видимости.

Круг начал дрожать: С. опустил подзорную трубу, не складывая и положил ее на пол возле круглого окошка. Он потер глаза руками, затем заложил руки за голову, скрестив пальцы на затылке. Откинув голову назад, С. зевнул, при этом широко раскрыв рот. Он наклонился вперед, снова подобрал трубу и приложил окуляр к глазу.

Голые грядки спаржи, полоска газона промелькнули через окуляр. Снова появилась бутылка с молоком. Движение прекратилось: бутылка сместилась немного влево, уступив место щели между косяком и дверью: под ней, на ступеньке лежал бурый сухой лист. Немного погодя лист соскользнул со ступеньки и исчез в темноте.

Спустя некоторое время щель между косяком и дверью увеличилась: круг видимости пришел в движение, поймав человеческую ногу, мелькнувшую между дверью и косяком. Нога, обутая в полусапожок из коричневой кожи на широкой подошве, остановилась на ступеньке. Это была странная нога. Ее укрывала легкая голубая юбка. Край юбки касался колена: он слегка изгибался и казался более четким, особенно когда в поле зрения появилась рука. Это была левая рука: на ее четырех пальцах были надеты кольца, которые блестели и сверкали, когда рука двинулась вдоль края юбки вниз и взяла бутылку с молоком за горлышко. Рука подняла ее вверх до уровня колена, которое вздрогнуло при прикосновении. Затем бутылка исчезла из наблюдателя. Аккуратный полусапожок сдвинулся с места и исчез со ступеньки за открытой дверью. Дверь вскоре закрылась, оставив только вертикальную щель между косяком. С. смотрел на пустую грязно-серую ступеньку.

Правой рукой с грязными ногтями С. почесал переносицу. Затем потер лицо и моргнул.

Он сидел на дощатом полу старого каменного здания, поджав под себя ноги и опершись рукой на стену, примыкающую к круглому окну. Постепенно его голова все склонялась назад, пока, наконец, не оперлась на стену. В том месте, где стена была выбелена, от прикосновения к ней остатки извести крошились на волосы С. Правую руку С. держал у лица, прикрыв ею глаза.

Немного спустя С. пошевелил ногами, сменив позу. Правая рука осталась на месте, прикрывая глаза и частично закрывая нос. Левой рукой С. опирался о пол, перенося частично вес тела на руку. Постепенно все тело больше и больше наклонялось на левую руку, до тех пор, пока не пришлось изменить позу совсем: левая рука С. двинулась вверх по стене: найдя точку опоры под круглым окошком, она остановилась. Теперь локоть касался деревянной рамы, в то время как рука свободно болталась в воздухе. Правая рука по-прежнему прикрывала глаза.

Через какой-то промежуток времени правая рука опустилась вниз к груди. Наконец С. открыл глаза и посмотрел перед собой.

Снаружи старого каменного здания доносился какой-то вибрирующий и скрежещущий звук. Этот звук шел от деревянной коробки в верхней части здания прямо перед головой С. Звук становился все громче и настойчивее, по мере того как голубь по имени X. протискивался в маленькое отверстие, сделанное специально для голубя. Некоторое время С. сидел, уставившись в потолок, никак не реагируя на этот шум. Вдруг он поднял правую руку и потер щеку тыльной стороной ладони.

С. медленно обвел комнату взглядом, остановился на картине, висящей на ближайшей к нему наклонной балке.

«О Жаннетт… Если бы только я смог сделать так, чтобы ты все поняла…»

Репродукция представляла собой черно-белое изображение мужчины и женщины на фоне солнечного заката. На заднем плане виднелось стадо овец и кукурузное поле, купающееся в солнечных лучах. На переднем плане, на берегу, покрытом цветами, были изображены мужчина и женщина: в их позах и жестах сквозила какая-то двусмысленность. Женщина, точнее, деревенская девушка, в руке держала два больших яблока: еще два больших яблока лежали рядом на земле. На коленях у девушки сидел ягненок. Могло показаться, что девушка кормит ягненка или, по крайней мере, пытается его кормить.

Вторая фигура, казалось, отрывала ее от этого занятия. Это был молодой пастух, одетый во фланелевую куртку и брюки фасона столетней давности. Он фамильярно наклонился через плечо девушки: его щека касалась ее волос, которые длинными и пышными потоками сбегали с плеч.

Уделив некоторое время рассматриванию картины, С. поднялся на ноги и вплотную подошел к репродукции. Теперь он изучал ее, приблизившись к ней в упор. Он подышал на стекло: фигуры скрылись в дымке — затем поднял левую руку и начал очень осторожно протирать участки стекла.

Теперь все мельчайшие подробности четко проступили на репродукции сквозь чистое стекло. На переднем плане двое молодых людей расположились на цветущем лугу: их тела образовывали перевернутую букву «V», где головы находились в основании этой буквы. Пастух был виден слева, наклонившись и вытянувшись вперед Девушка с ягненком на коленях сидела справа, слегка откинувшись назад. Чтобы не упасть, она опиралась на правую руку, откинутую за спину.

И хотя девушка делала вид, что отодвигалась от молодого пастуха., поза ее была такова, что, похоже, что она была не прочь принять игру, предложенную им.

«Интересно, позволила ли она ему… или, может быть, только собирается… может, она…»

Такая двусмысленность вряд ли могла быть разрешена путем скрупулезного изучения картины, так как в целом эта картина скорее ее создавала, чем старалась разрешить. Точно так же дотошный исследователь не мог бы решить окончательно, что хотел изобразить автор: то ли он намеренно нарисовал персонажей именно таким образом, чтобы показать двусмысленность их отношений, либо он пытался создать картинку, лишенную всяких толкований скрытого смысла, но, к сожалению, не преуспел в этом, создав творение, полное недомолвок, двусмысленности и намеков.

Можно было бы до бесконечности рассуждать о том, насколько пастух желал сблизиться с девушкой или просто был увлечен полученным трофеем. Наклонившись вперед и осторожно зажав в руках слепня, он протягивал руку через ее плечо к лицу. Может, он показывал эту муху для того, чтобы иметь повод для более близкого знакомства (хотя принятая им поза указывала на совсем другое), или он был настолько увлечен своей находкой, что ни о чем больше и не думал (хотя выражение его лица свидетельствовало о противоположном). Последнее утверждение было наименее правдоподобным, так как постоянное общение пастухов с природой делало их невосприимчивыми к ее удивительным проявлениям, и они редко становились энтомологами. Но, с другой стороны, пойманный пастухом слепень представлял собой не совсем подходящий повод, чтобы привлечь внимание девушки и завоевать ее благосклонность, так как врожденное предубеждение против насекомых могло взять верх в чувствах простой деревенской девушки.