— Одежку-то разберите, мужики, — распорядился Синегоров после осмотра комнаты.

Мужики засуетились и сняли с крючков свои куртки, осталась одна штормовка.

«Та самая», — посмотрел Синегоров и спросил:

— А это чья?

Мужики почти хором:

— Свиридова!

— Ну, забирай, болезный!

Свиридов с кряхтеньем и стонами поднялся с кровати и забрал свою штормовку. На Матвеича он не глядел, а все куда-то в сторону.

— Пал Палыч, посмотрите у него на всякий случай куртку, нет ли гранаты, а мы с Андреем посмотрим эти, — отворачиваясь, приказал Синегоров.

Буквально через мгновение Паша удивленно спрашивал у побледневшего Свиридова:

— А это что такое?

— Что там, Палыч? — повернулся Синегоров.

— Да вот, мешочек тяжелый!

— Что там, гвозди?

— Какие гвозди, какие гвозди?!

— Может, золотые? Высыпай на стол! Мужики, дайте газету!

Паша осторожно высыпал содержимое на газету. Мужики ахнули. На газете маслянисто-тускло желтела горка песка, несколько самородков откатилось чуть в сторону, и среди них Синегоров сразу взглядом выхватил знакомый «бумеранг».

«Что и следовало доказать», — удовлетворенно подумал он.

В ЗПК взвесили обнаруженное золото — оказалось один килограмм 247 граммов.

Поначалу Свиридов вообще отрицал свою причастность к обнаруженному золоту, но когда Паша зачитал ему и дал посмотреть акт осмотра самородка в виде бумеранга, составленный еще два дня назад в присутствии зама по режиму, он сразу сник и признал, что взял металл со съема, но только для того, чтобы сдать на следующем съеме. Синегоров быстро опроверг и эту басню, продемонстрировав журнал учета намытого золота, где килограммов не было с начала сезона. В конце концов Свиридов признал, что золото он похищал, но другие съемщики к этому не причастны. Он после съема сразу отправлял их на обед и сам уже производил доводку и упаковывал мешки.

— Вот так, Петрович, целый букет нарушений, а с виду все хорошо. Будешь отвечать вместе с ним, — не преминул заметить Паша.

Петрович, красный как вареный краб, только громко вздыхал и мотал головой. Потом он как сел на ступеньку возле входа в столовую, так и не вставал.

Когда все пошли спать, он все еще сидел там.

Утром Петрович признался Синегорову, что всю ночь не мог сомкнуть глаз, у него просто в голове не укладывается, как можно было так нагло воровать металл, Свиридову же доверяли больше всех.

— Инструкцию надо соблюдать, — коротко резюмировал Синегоров.

В тот же день они вернулись домой.

Март на Колыме — еще зима. Морозы, правда, уже пошли на убыль. Солнце глядит повеселей. Еще полтора-два месяца, и можно выезжать на участки старательских артелей. Матвеич — начальник валютного отделения РОВД — задумчиво глядел на замерзшее окно в своем уютном кабинете. «Снегу сколько навалило, лыжню мою на сопке занесло совсем, но к субботе, конечно, прочистят».

Матвеич — заядлый лыжник и практически с начала ноября по 10 мая не пропускал выходного дня, обычно воскресенья, чтобы не пробежать 15–20 километров по молчаливому замерзшему лесу.

Обильный снегопад мешал запланированному выезду в тайгу на ручей Чаглинах. Матвеичу, наверное, птички настучали, что там в избушке проживают 2 или 3 человека, явно не охотники, и чего там охотникам делать, значит… ну конечно «хищники». Делают пожоги, поставили полубочку и моют себе потихоньку.

Задача представлялась простой: выехать на «Урале», по трассе 350 километров, а дальше по тайге всего около 30-ти километров. Можно доехать до самой избушки, зимой никуда не убегут. Но снегопад… По «Маяку», тут же откликаясь на мысли, зазвучал голос Наны Брегвадзе: «Снегопад, снегопад…».

Дверь распахнулась, и в кабинет вошел Пал Палыч, старший опер, правая рука и друг Матвеича. Жизнерадостно улыбаясь, громко спросил:

— Ну, что сегодня будем делать?

Матвеич хмуро ответил не в том духе:

— Если тебе делать нечего, то увольняйся, — намекая, что и самому пора проявлять инициативу, а не ждать мудрых ЦУ.

— Вот так всегда, — не смутился Пашка. — Я же имел в виду, не поедем ли куда-нибудь. Если нет, то мы с ребятами машинами займемся, надо «уазик» подшаманить, да и «шестерку» тоже.

— А что с «Уралом» ивановским?

— Да все нормально, он сейчас дома, можно взять в любое Бремя, да Иван и сам может с нами поехать.

— Это, конечно, здорово, но вот видишь, снегу сколько навалило, а нам бы так пригодился показатель по «хищникам» еще до начала промсезона.

— Так весь сезон впереди — успеем.

— Сезон-то сезон. Ты что, не знаешь, что в нашем районе «хищников» практически не бывает, это тебе не Сусуман.

— Поедем опять в соседний район.

— Это когда же мы ездили, ты на карту посмотри, а лучше не смотри, ручьи-то в тайге все одинаковые, а на нем же не написано, как он называется и в каком районе течет, как раз, может, не границе районов.

Пашка утробно хохотнув, спросил:

— А Чаглинах в нашем районе?

— Ну конечно, смотри, вот этот ручей, вот здесь где-то избушка, здесь вторая избушка, а граница видишь где. А вот, кстати, посмотри — как ручей называется?

— Вот это да — Матвеич!

— То-то и оно, а вот «Пал Палыча» я до сих пор не нашел.

— Будем искать.

— Будем, а где, кстати, Андрей и Витька?

— Андрей на встречу с человеком уехал, а Витька здесь крутится.

— Не в коня корм.

— Да-а, опером родиться надо.

— Может, телевизор включим, Матвеич?

— Я же тебе тысячу раз говорил: после 18 часов можешь хоть до утра смотреть, а днем нет, иди лучше списки старателей изучай.

Тут дверь приоткрылась, и показалась голова Юры Сергеевича. Оглядевшись, зашел и он сам. Валютчики уже привыкли к этой манере следователя Пимова и уже даже не шутили по этому поводу.

Для них Юрий Сергеевич, который был на год младше Пал Палыча, — лучший следователь РОВД. Во-первых, мужик, тогда как в последнее время следственные подразделения заполонили женщины, которых, по мнению Матвеича, на пушечный выстрел нельзя допускать к оперативной и следственной работе.

Во-вторых, никогда не умничает и всегда выслушивает советы и сам спросит, когда не знает, что выгодно отличало его от молодых следователей прокуратуры.

Юра с ходу начал жаловаться на свою несчастную судьбу;

— Опять дали дело дохлое, где их искать, что делать?

Пашка грубо оборвал его:

— Хватит придуриваться, лучше расскажи, где вчера гулял.

Матвеич, проявляя участие, спросил:

— А что за дело?

— Да это же, знаете, что убийство было на Баранке неделю назад?

— Знать-то знаем, ну и что, нашли убивцев?

— В том-то и дело, что ни хрена не нашли, ушли куда-то, где их искать, глухарь будет.

Матвеич вспомнил, что слышал по этому делу. Где-то неделю назад поступила ориентировка о пропаже жителя Магадана, выехавшего на своем автомобиле на трассу. Машину нашли в заброшенном поселке Баранка, что в 350 километрах от Магадана. Живший там в одиночестве дед ничего объяснить не мог, видимо, боялся. Но картину происшедшего составили и без него. Знали, что кроме деда в поселке иногда появлялись двое бродяг, которые летом подрабатывали в артелях, а зимой бичевали. Одного прозвали Мизгирь, другого Сучок.

Видимо, магаданец подвез их откуда-то с трассы до Баранки, и здесь они его застрелили из малокалиберной винтовки, а машину сожгли. Дед сказал, что они ушли, куда неизвестно.

— Слышь, Матвеич, давай райотделовский вездеход возьмем на Чаглинах, — вдруг меняя тему, сказал Пашка.

— Да Ерш хрен его даст, бережет на царскую охоту.

— Нам же его предназначали, а мы им ни разу не воспользовались.

— Ты что, Ерша не знаешь?

Как же, Паша хорошо знал начальника райотдела: Ерш не вмешивался в дела Матвеича, но ничем и не помогал.

Юра заинтересованно спросил:

— Опять куда-то собрались? Меня возьмете?

Команде Матвеича все завидовали, их независимости, частым поездкам в тайгу, сплоченности, результатам работы.