О расселении кельтов среди пшеворского населения говорят и такие находки, как культовая палочка, обнаруженная в одном из захоронений могильника Весулки 9, кельтские бусы с личиной в Домановицах 10, фибула со звериной головкой из Капице 11. Интересно, что во всех этих пшеворских погребениях встречена глиняная посуда кельтовдных типов. В могильниках Спецымеж и Вымыслов обнаружены глиняные изображения голов быка — священного животного у кельтов.
О значительности кельтского воздействия на многие стороны жизни и культуры населения пшеворской культуры, обусловленного как инфильтрацией кельтов, так и их соседскими контактами, говорит и большая серия вещевых находок, обнаруженных как в могильниках, так и на поселениях позднелатенского времени. При раскопках пшеворских памятников в значительном количестве встречены латенские фибулы. Они очень скоро становятся обязательной частью костюма пшеворского населения, целиком вытесняя широко употреблявшиеся ранее одежные булавки. Какая-то часть фибул поступала в пшеворскую среду от кельтов. Однако выделить среди находок из пшеворских могильников и поселений собственно кельтские почти невозможно, поскольку в ареале рассматриваемой культуры было налажено производство фибул местными мастерами по кельтским образцам.
В условиях кельтского влияния в пшеворской среде получило распространение оружие новых типов — двулеэвийные мечи, наконечники копий с волнистым краем, полусферические умбоны щитов. Из кельтского мира к племенам пшеворской культуры проникли молотки, клещи, напильники, скобели, ключи и замки, пружинные ножницы, шпоры. Ю. Костшевский приводит множество примеров общих для кельтов и носителей пшеворской культуры бытовых изделий, в том числе ножей, топоров, бритв и др. 12.
Исследования последних десятилетий показали, что славянское кузнечное ремесло I тыс. н.э. по своим особенностям и технологической культуре было наиболее близко к металлообрабатывающему производству кельтов и провинций Римской империи. Последнее же продолжало и развивало ремесленные традиции кельтов 13. Это касается не только Висло-Одерскогорегиона, но и славянского населения Восточной Европы. Казалось бы, что зарубинецкие и Черняховские племена, среди которых, как показано ниже, были и славяне, должны бы являться преемниками высокого мастерства скифских ремесленников по обработке черных металлов. Но оказывается, что техника обработки железа у этих племен не базировалась на опыте кузнецов Скифии, а развивалась на кельтских традициях 14.
Наследием кельтского ремесла было и гончарное производство пшеворской культуры. В Малопольше в нескольких пунктах (Иголомья, Зофиполе, Тропишув) раскопками исследовано несколько десятков горнов для обжига глиняной посуды, по своей конструкции сходных с кельтскими гончарными печами. Активно функционировали они уже в римское время, когда в пшеворской культуре широкое распространение получила гончарная керамика. Из этих гончарных центров глиняная посуда поступала во многие регионы Висло-Одерского междуречья. Представляется несомненным, что развитие гончарной техники в этом регионе связано с непосредственным возрождением местных кельтских традиций 15.
Польская исследовательница Я.Розен-Пшеворска утверждает, что кельтское влияние проявляется широко не только в материальной, но и в духовной культуре славян рассматриваемого региона Европы. Оно было настолько сильным, что не может быть сравниваемо с влиянием других соседних народов 16.
Кельтское воздействие было настолько мощным, что его следы проявляются даже в раннесредневековых древностях славян. Так, исследованные археологами на славянском поселении в Гросс Радене в округе Шверииа остатки языческого культового сооружения IX—X вв. 17 и следы подобного храмового строения VII—VIII вв. в Фельдберге в округе Нейбранденбург 18 находят аналогии в кельтском культовом строительстве. Й. Геррманн утверждает, что не только внешний облик этих языческих храмов сопоставим с культовыми постройками кельтов, но находят параллели в кельтском искусстве и деревянные стилизованные фигуры, обнаруженные в Гросс Радене. С храмами кельтов сопоставимо также сла¬вянское святилище в Арконе на острове Рюген, известное по описанию Саксона Грамматика. В итоге Й. Геррманн полагает, что языческие культовые постройки северо-западных славян раннего средневековья ведут свое начало от храмового строительства кельтов Средней Европы. При раскопках раннесредневековых поселений славян того же региона неоднократно встречены деревянные культовые фигурки, в которых этот исследователь также видит кельтские традиции 19. Я.Розен-Пшеворска видит кельтские традиции в скульптуре некото¬рых христианских храмов Польши.
Рис. 49. Кельтские находки в пшеворском ареале: а — вещевые находки в погребениях пшеворской культуры; 6 — керамика в погребениях пшеворской культуры; в — находки кельтских монет и монетных кладов; г — длинные могильные ямы кельтского облика в пшеворских могильниках; д — скорченные трупоположения в пшеворских могильниках; е — основной ареал культуры подклешевых погребений; ж — области, заселенные кельтами
Мощное взаимодействие славян с кельтами должно оставить какие-то следы в славянских языковых материалах. Сложность выявления кельтского влияния на праславянскую речь обусловлена прежде всего тем, что от кельтских языков Средней Европы не осталось почти никаких следов, а сохранившиеся западнокельтские диалекты, отличные от восточных, не дают достаточных данных для изучения славяно-кельтских языковых контактов.
Как говорилось в историографическом очерке, славяно-кельтскому языковому взаимодействию много внимания уделил А. А. Шахматов, полагавший, что кельты были непосредственными соседями славян. Он привел перечень предполагаемых кельтских лексических заимствований в славянском языке, среди которых видное место принадлежит общественным, военным и хозяйственным терминам 20. Однако концепция А.А. Шахматова была встречена исследователями весьма критически.
Ю. Покорный, отметив целый ряд кельтско-славянских лексических схождений, а также некоторые грамматические параллели между древнеирландским и славянским языками, исследованные Х. Педерсеном, предложил объяснять их не непосредственными контактами славян с кельтами, а через посредство иллирийцев 21. Эта мысль тоже не получила признания в науке.
Т.Лер-Сплавинский пытался объяснить кельтским воздействием некоторые фонетические явления славянских языков, в частности возникновение польского мазурения 22, что также не признано убедительным.
Остается несомненным, что в праславянском языке имеется немалое число слов, занимающих изолированное положение и хорошо этимологизируемых иа основе кельтских языков. Значительный перечень таких лексем приведен был Ю. Покорным. К. Лреймер насчитывает не менее 40 слов, заимствованных праславянами из кельтских языков. Они касаются социальной, ботанической и сельскохозяйственной терминологии, а также затрагивают область материальной культуры 23. Думается, что при специальных изысканиях таких слов может оказаться значительно больше. Нельзя не согласиться с С.Б. Бернштейном, отмечавшим, что древнекельтское влияние на праславянский, судя по исследованиям лексического сходства между кельтскими н славянскими языками, было более глубоким, чем казалось до недавнего времени 24.
Весьма важными в этой связи представляются наблюдения О.Н. Трубачева по этнонимии древних европейских этноязыковых группировок 25. Он устанавливает, что в плане словообразовательной типологии славянская этнонимия весьма далека от типа балтских и германских имен, ио близка к кельтской, иллирийской и фракийской. «У кельтов, как н у славян, бросается в глаза наличие „речных» этнонимов… У кельтов этнонимия заметно более словообразовательная по своему характеру, что сближает ее скорее со славянской этнонимией. При этом намечаются любопытные сходства префиксальных… и суффиксальных моделей… У кельтов, как у славян, есть общий этноним для всей совокупности кельтских племен» 26. Поскольку анализируемые О.Н. Трубачевым этнонимы являются порождением уже обособившихся индоевропейских этносов, то схождения в этнонимии должны быть обусловлены не генетическим происхождением, а непосредственными контактами славян с кельтами.