— Что ты скажешь, брат? — царь перевел взгляд на великого князя Николая Николаевича.

Главнокомандующий предпочел отмолчаться. К высоте подкатил громоздкий фургон. Проворные лакеи накрыли здесь же царский столик на три куверта. За обеденным приготовлением следил ведавший царской кухней генерал.

Александр Второй от ухи с форелью отказался, но охотно пропустил стопку анисовой водки.

— За удачный штурм Плевны! Как, Дмитрий Алексеевич?

— Дай-то Бог, ваше величество.

— А, Николаша?

— Разнесем, — пробасил главнокомандующий и выпил вторую стопку.

Милютин укоризненно взглянул на великого князя:

— Поменьше бы потерь.

Царь усмехнулся:

— Богом определено, кому жить, кому раненым быть, а кому и на поле брани голову сложить.

— Согласен, — посмел вставить Милютин, — однако, не помедли мы ранее, сегодня не стояла бы Плевна на нашем пути.

— Вы имеете в виду нерасторопность генерала Криденера?

— Да, ваше величество.

Великий князь промолвил, насупясь:

— Генерал Криденер ответил за свои действия.

Александр Второй не стал продолжать разговор, принялся за пышущий жаром бифштекс. Ел не торопясь, отрезая малыми кусочками.

— В бифштексах англичане преуспели, — заметил он.

Великий князь сказал:

— Что до меня, то я предпочитало пожарские котлеты.

— Уж не для того ль ты, Николаша, в Бухарест наведывался, чтоб отведать сочных котлет? — царь хитро прищурился.

— Донесли, канальи, — расхохотался великий князь. — Был грех, встречал петербургских императорских театров прима-балерину Числову. Неравнодушен к балету.

— К балету ли? — царь поднялся, отрезал сухо. — Дальнейшие диспозиции за вами, главнокомандующий и за штабом Дунайской армии.

И сызнова плевненская неудача.

Второй штурм Плевны и армия, натолкнувшись на глубоко эшелонированную линию обороны противника, понеся большие потери, отходит. На совещании в главном штабе великий князь сказал:

— Будем готовиться к новому штурму. Подтянем резервы, усилим артиллерию. Готовьтесь, господа. Государь остался нами недоволен.

Пока Иосиф Владимирович Гурко разбирался в предыдущих советах главнокомандующего, из штаба армии новая телеграмма с приказом: на Адрианополь не выступать, ибо неудачная плевненская операция не позволяет главным силам выйти в Забалканье.

Одновременно штаб армии уведомил генерала Гурко о прибытии в Адрианополь всех войск Сулейман-паши…

Напившись острого кваса, что готовил ему денщик Василий, Гурко лег на жесткий топчан, укрылся шинелью. Мысли не покидали голову.

Осман-Нури-паша приковал Дунайскую армию к Плевне, и теперь Передовой отряд предстал один на один с армией Сулейман-паши. Остается не дать Сулейману прорваться через перевал и соединиться с Осман-пашой…

Размышлял генерал Гурко и не ведал, что султан Абдул-Хамид уже подписал фирман о назначении главнокомандующим всеми балканскими войсками Сулейман-пашу…

Иосиф Владимирович продолжал думать о том, что прежде чем закрыть пехотой и артиллерией Шипкинский перевал, не пустить через Балканы таборы Сулеймана, необходимо бросить в рейд Казанский и Астраханский полки. Они устроят диверсии на железной дороге и проведут разведку…

Накинув шинель, Иосиф Владимирович вышел. Звездное небо и свежо, а днем от жары изнываешь. Душисто пахло маслом казанлыкской розы и созревающими яблоками. Год урожайный удался, ветки гнутся. И виноград налился янтарным соком, много крестьяне надавят вина. Даст Бог, ныне не отберут турки его у крестьян, не увезут бочонки в туретчину…

А Стояну в эту ночь снилось, будто он в Петербурге, в комнате у бабушки. Графиня Росица грозит внуку пальцем и строго говорит: «Сердцем почувствуй, любовь ли это. Люби, как твой дед, граф Петр. Он взял меня в жены, презрев пересуды».

Бабушка что-то шептала, ласково гладила ему волосы. Руку бабушки сменила рука Светозары. Светозара, как наяву, стоит перед ним. Большими глазами она смотрит на него и спрашивает: «Что знаешь ты о моей любви? Готов ли взять меня в жены?»

«Готов! Готов! — хочет крикнуть Стоян и просыпается. — Бабушка, верно, получила мое письмо, — думает он. — Одобрит ли она меня или пришлет кучу назиданий?..»

Бабушка сказала: «презрев пересуды». Не избежать и мне злых языков, а если привезу Светозару в Петербург…

Что же, пусть позлословят, разве побоюсь я этого? Позлословят и примут, как принял свет графиню Росицу…

Из скупых сведений беженцев-болгар и данных разведки вырисовывалась картина, сложившаяся в Забалканье к 24 июля. У Филиппополя стояли семь таборов бежавшего с Шипки Халюсси-паши; двенадцать таборов и три эскадрона, полторы тысячи черкесов и четыре батареи Реуф-паши готовы принять удар у Новой Загоры. По железной дороге малыми эшелонами (больше не позволял турецкий транспорт) перебрасывались таборы Сулейман-паши.

Гурко связался с главнокомандующим, но вразумительного совета не получил. И тогда он предложил ударить по еще не совсем сосредоточившимся бригадам Сулеймана в районе Семенли-Карабунар.

Ответ не заставил себя ждать. Великий князь сообщил, что право командира Передового отряда действовать по своему усмотрению…

И тогда, посоветовавшись со своим штабом, Иосиф Владимирович принимает решение, удерживая Казанлык, начать наступление из Старой Загоры на Новую Загору, тем самым предупредить возможное соединение армий Сулейман-паши с Восточно-Дунайской армией и закрыть неприятелю путь через Балканы.

Вызвав генерала Краснова и предложив ему сесть, Гурко сказал:

— Даниил Васильевич, обстановка в целом по всему нашему фронту такова, что надеяться на переход главных сил Дунайской армии через Шипкинский перевал не приходится и причина в Плевне.

— Одна ошибка потянула за собой хвост, — заметил Краснов.

— Да уж куда хуже, Даниил Васильевич. Однако будем исходить из нашего плана.

— Что предлагаете, Иосиф Владимирович?

— Ваша задача, Даниил Васильевич, пройтись по начавшемуся скоплению таборов Сулейман-паши в районе Семенли-Карабунар, внести хотя бы малую дезорганизации в концентрацию войск противника и осуществить разведку боем.

И Гурко указал на карте маршрут рейда бригады.

— Добре, Иосиф Владимирович, пора моим казачкам размяться. Да и кони наши застоялись.

— Вот и хорошо, Даниил Васильевич, а основные силы Передового отряда тем временем начнут наступление из Старой Загоры на Новую Загору. С нами, генерал, держите постоянную связь. Помните, Сулейман-паша противник достойный.

В своем мнении о Сулейман-паше Гурко оказался прав. Это был военачальник серьезный, думающий. Едва оказавшись в роли главнокомандующего всеми балканскими войсками, он сразу же пытается навести порядок в таборах, вводит жесточайшую дисциплину. Сулейман-паша замыслил прорвать фронт русских и выйти к Сиотовской переправе, отрезав Дунайскую армию от России.

Генерал Гурко разгадал этот маневр и предпринял наступление к Новой Загоре. Сулейман-паша был в недоумении, он имел сведения о численности отряда Гурко и никак не предполагал, что этот генерал будет ему серьезной помехой. Сулейман-паша считал: на пути у него встанет корпус генерала Радецкого.

Неудачная попытка прорваться в районе Пиргоса-Мечки-Трестники, Сулейман-паша решает нанести новый удар, и для того его тридцатитысячный отряд устремился к городку Елене.

На военном совете Сулейман заявил:

— Я всажу свои таборы в стык восточного фронта, где стоит корпус генерала Радецкого. Я сам поведу войска и да поможет мне Аллах!

В обороне остались две дружины и сотня донских казаков. Залегли вперемежку, по виноградникам. Потревоженно гудела Старая Загора. Постреливали, выжидали.

Прокравшиеся в город башибузуки и жители-турки расправлялись с беженцами-болгарами.

Генерал Столетов наказал дружинникам держаться до подхода ополчения.