— Все правильно, ты оттрубил две смены.

— Хорошо. Вы знакомы с Леанор Баствик?

— Она мертва. Я читаю все криминальные хроники и смотрю новости. Я знаю, кем она была, потому что она защищала Джесса Барроу, одного из ваших преступников. Я знаю всех ваших преступников. Я веду учет. У него было право на адвоката по закону.

— А вам, Мейсон, случается нарушать закон?

Он отвел взгляд и робко улыбнулся.

— Разве что чуть-чуть отклоняться. — Его улыбка стала широкой и заразительной. — Сами знаете, когда борешься с нарушителями, бывает всякое. Правосудие важнее небольшого отклонения. Хорошие полицейские разбираются, что к чему. Недаром вас наградили медалью Почета. Я был бы хорошим полицейским, не то что мой отец. Но моя мама говорит, что я единственный, кто у нее остался, и переживает за меня.

— Заботиться о матери не менее важно, чем задерживать правонарушителей, — сказала Пибоди.

— Я не спорю. — Он не сводил с Евы обнадеженного взгляда.

— Детектив Пибоди говорит дело. Но вообще-то, — она задумалась, как быть, — у вас и так неплохие возможности. У меня будет для вас задание.

— Настоящее? — Он покраснел, глаза радостно сверкнули. — Слушаюсь, сэр, госпожа лейтенант!

— Я хочу назначить вас наблюдателем. Здесь и в закусочной. Зарубите себе на носу, Мейсон: наблюдатель не раскрывает себя и не контактирует с правонарушителями. Наблюдение и фиксация — вот его задачи. В случае нарушения закона вы наблюдаете, фиксируете и докладываете. Понятно?

— Конечно, понятно, но…

— Ваши глаза и уши станут важными подспорьями для полицейских сектора и для меня. Мне бы хотелось на вас полагаться.

— Можете на меня рассчитывать, госпожа лейтенант. Я полностью в вашем распоряжении.

— Отлично. А пока мне нужны экземпляры всех ваших дел и рапортов.

— Сейчас принесу. — Он радостно убежал.

— Вы считаете, что он как-то замешан в этих убийствах? Я тоже слушала криминальный канал. Он бы никогда не сделал ничего подобного. Нет, это не Мейсон. Не он, и все!

— Я проверю его алиби на двадцать седьмое декабря и поговорю с полицейскими, произведшими задержание вчера вечером. Но я могу вам сказать, что в данный момент не считаю его связанным с расследуемыми нами преступлениями.

— Вы молодец, что дали ему задание: он будет горд, и на улицу соваться перестанет.

— Как насчет того, чтобы заинтересовать его чем-то другим?

— Думаете, я не пыталась? А вас он послушается — во всяком случае, я так думаю — и будет делать то, что вы ему велели: наблюдать, фиксировать и докладывать. Это большое облегчение!

— Похоже, у него склонность ко всем трем занятиям.

— А как же! Он никогда ничего не забывает. Хотя кое-что, вроде речей его папаши, ему бы лучше выкинуть из головы.

Прежде чем спрятать полученную от Мейсона папку в багажник, Ева потратила пару минут на ее изучение.

— Организованный, скрупулезный, разочарованный маньяк, — заключила она.

— К тому же честный, как кокер-спаниель. Эй, Даллас, ты же не думаешь, что он?..

— Нет, не думаю. Но наш долг все проверять. Мы скажем полицейским, патрулирующим этот сектор, глаз с него не спускать. Его отец был копом — продажным, но копом. Он жалеет, что сам не стал копом. Уверена, он кое-чему учился. Неглуп, сознается, что знал одного потерпевшего, а о другом слышал. Тут есть что проверить. — Она достала коммуникатор. — Уточни, как он работал в закусочной двадцать седьмого. Туда можно отправиться пешком, это всего в двух кварталах отсюда. Заработаешь еще шоколадок.

— Не говори таких слов! Даже от их звука у меня растет зад!

— Вот и прогуляйся. А я тем временем займусь полицейскими, арестовавшими грабителя вчера.

Ева оперлась о машину и попросила соединить ее с Родсом или Уиллисом. Следующие десять минут она мерзла, обсуждая происшедшее и Мейсона Тобиаса. Увидев возвращающуюся Пибоди, борющуюся с ветром, который раздувал полы ее розового пальто, она села в машину, включила печку и завела мотор.

— Алиби как алиби, — доложила Пибоди. — Ну, скажи, на кой нам черт такая долгая зима? Я принесла тебе «ветчинный карманчик».

— Это что еще такое?

— Фальшивая ветчина и немолочный продукт, прикидывающийся сыром, внутри вещества, похожего на хлеб. Свой я съела по пути — там калорий кот наплакал. Могло быть и хуже. А еще, — она вынула из кармана мятый пакетик, — соевые чипсы. Сама я их с некоторых пор не ем, ты знаешь, почему. Если хочешь, у меня их целых два.

— Ты хотела их просто подержать?

— Нет, съесть. Но не стану, потому что они твои. Человеку, у которого содержание жира в организме не превышает десяти процентов, запрещено подвергать сомнению мою логику. Слушай: он отработал свою смену до восьми вечера. Я опросила двух официанток, повара и менеджера. А ты поговорила с теми полицейскими?

— Да, с обоими, и оба считают поступок Мейсона вчера вечером — вернее, уже сегодня утром — адекватным. Они с ним знакомы и уже советовали ему не лезть не в свое дело. Однажды они задержали его за нарушение неприкосновенности частной собственности, когда он, преследуя заподозренного в правонарушении, вошел следом за ним в жилой дом. Черри Пай — стриптизерша. На нее напал посетитель из клуба, захотевший дарового развлечения и после ее отказа позарившийся на ее сумочку.

— В общем, Мейсон не тот, кого мы ищем.

— Похоже на то. — Влившись в поток машин, Ева посмотрела в зеркальце заднего вида. — Но меня насторожили его спокойствие и самообладание. Если отвлечься от впечатления, что он не способен на насильственное преступление, то он вполне отвечает профилю Миры.

После лаборатории — куда Ева заехала больше для очистки совести, чем в ожидании новостей, — их ждал морг.

Моррис катил по тоннелю тележку. Среди белых халатов он выделялся своим оранжево-красным костюмом. Так ярко он не одевался еще ни разу после смерти детектива Колтрейн, своей возлюбленной.

— Даллас, Пибоди. — Он указал на торговый автомат. — Угостить вас кошмарным кофезаменителем?

— Лучше не надо, благодарю.

— А вот этот «горячий шоколад» хотя бы отдаленно похож на горячий шоколад? — поинтересовалась Пибоди.

— Они дальние родственники.

— Я, пожалуй, рискну. Прощай, моя предновогодняя решимость соблюдать диету!

Она стала рыться в карманах, но Моррис ее остановил:

— Позвольте мне.

Он ввел свой код, и все трое уставились на вялую бежевую струйку, которая потекла в одноразовый биоразлагаемый стаканчик.

— Хотя бы теплый, — сказала Пибоди, взяв полный стаканчик. — Уже половина победы.

— Удачи! Итак, Ледо. — Моррис галантно пропустил их обеих в тоннель перед собой. — Если бы не насильственная смерть, он протянул бы в своем привычном режиме еще лет пять-шесть. Печень и почки серьезно повреждены из-за злоупотребления наркотиками. Зрение ослаблено по той же причине. Кости и зубы не получали надлежащих микроэлементов. Неудивительно, ведь его последняя трапеза состояла из жареной лапши и бурды, в которой было больше химии, чем ячменя. Потребляемая им отрава, — продолжил Моррис, преодолев двойные двери мертвецкой, — представляла собой коктейль из «фанка» и еще дюжины столь же вредоносных ингредиентов. В общем, убийца мог бы обойтись и без шокера: бедняга так нагрузился, что провалялся бы без чувств еще часиков шесть.

— Убийца был не в курсе, не наблюдал же он, как жертва нагружается. — Ева подошла к трупу и внимательно изучила отметины от шокера и глубокую рваную дыру от обломка кия. — В любом случае порядок есть порядок, нечего полагаться на авось. Тщательность, внимательность, осторожность.

— Удар в скулу был так силен, что не выдержала кость. Нанесен, скорее, сверху. Бивший стоял над упавшим и бил справа налево.

— Правша, как и в случае с Баствик.

— Скорее всего. Смертельный удар опять-таки наносился сверху вниз, вертикально, с большой силой. Кий был переломлен непосредственно перед этим.

— Да, в лаборатории утверждают то же самое.