— Срань. Срань. Срань. — Она в сердцах метнула пальто на вешалку и кинулась вверх по лестнице, но на полпути остановилась.

Как ни раздражал ее дворецкий, сейчас ей было не до своего раздражения, хотя оно достигло опасной точки.

— Вы ведь постоянно принимаете рассыльных?

— Безусловно.

— Пока я не отменю этого распоряжения, вы не открываете дверь никаким рассыльным. Не открываете ворота, если не ждете доставку и не проверили, что за компания или курьер просится в дом.

— Можно поинтересоваться, почему?

— Потому что мне не хочется всерьез хоронить тот гроб, в котором вы дрыхнете. Учтите, чтобы никаких исключений! — Договорив, она продолжила бег наверх, сопровождаемая приободрившимся котом.

Цель — спальня; на бегу она соображала, как за полчаса преобразиться из копа в жену Рорка.

Когда возникала необходимость появиться в свете, ей и тридцати дней бывало мало, чтобы что-то над собой сотворить. В этот раз она, конечно, была предупреждена именно за месяц. И конечно, забыла.

Карнеги-холл, сбор пожертвований в пользу… Какая, собственно, разница? Она в очередной раз села в лужу.

Ворвавшись в спальню, она застала мужа на завершающей стадии завязывания изящного черного галстука.

До чего же он хорош! Черные шелковые волосы, лицо, о каком дружно мечтали живописцы и ангелы. Синие глаза сводили ее с ума, от его полногубого точеного рта у нее подкашивались ноги. С такими скулами он грозил остаться красавчиком и после столетнего рубежа.

До полноты впечатления не хватало разве что смокинга. Никто, глядя на него, ни за что не догадался бы, что некогда он был голодным дублинским бездомным.

— Вот и ты. — Говор у его был отчетливо ирландским, улыбка тоже. Его завораживающие глаза встретились в зеркале с ее глазами.

— Прости, прости!

— Зачем? — Он шагнул к ней — оживший плакат, воплощение силы и обжигающей красоты. Взяв ее за подбородок, он провел большим пальцем по ямочке на нем и опустил голову, чтобы поцеловать ее в губы. — Небольшое опоздание — не преступление. В любом случае я отбил бы тебя у копа, который вздумал бы тебя оштрафовать.

— Ладно. Сейчас я… — «Что делать?» — испуганно мелькнуло у нее в голове. Что вообще можно исправить в такой ситуации?

— Платье, туфли, сумочка, соответствующая шубка ждут тебя у дверей гардеробной. Драгоценности — если ты не захочешь надеть что-то другое — в шкатулках на твоем комоде.

— Все понятно. — Добравшись до дивана, она упала на подушки. Галахад, метивший на постель, поменял траекторию движения и устроился рядом с ней.

— У меня ощущение, что для наших занятий сегодня вечером я избыточно одет, — сказал Рорк.

— Извини. Дай мне одну минуту. — Она закрыла лицо руками и постеснялась их убрать.

— Ева, — насмешливая снисходительность в его тоне сменилась озабоченностью. Подойдя, он присел рядом с ней. — Есть жертвы?

— Одна, Баствик. Леанор Баствик. Убита.

— Об этом передавали в новостях. Я предполагал, что без тебя теперь не обойдется и что ты опаздываешь именно по этой причине. Но ведь вы с ней были едва знакомы.

— Это не она. То есть она, конечно, — поправилась она. — Все дело во мне. Меня только сейчас разобрало. Раньше я сопротивлялась. Ничего не клеится.

— Что не клеится?

— Получается ерунда. Но разве это ново? Ты ведь помнишь много случаев, когда получалась ерунда.

— А ты нет. — И это его встревожило. — Давай выкладывай.

— Лучше я покажу. — Она достала свой компьютер и указала на настенный экран. — Давай ты, у тебя получится быстрее.

— Как скажешь.

Он пощелкал по клавишам, и экран зажегся. Появилась надпись, оставленная убийцей на месте преступления.

— Это написано на стене, над кроватью. Баствик удушили. Полностью одетую. Есть слабые ожоги от шокера. Вот и все признаки насилия. Ранения, полученные при сопротивлении, отсутствуют. Она…

— Погоди. — Он с непроницаемым видом перечитывал надпись. Она закрыла рот и застыла.

— Уитни видел это?

— Конечно. Я сразу пошла с этим к нему.

— Мира?

— Она тоже. Наш спец по связи с журналистами взял на себя прессу. Ты тоже предупреди своих. Когда это просочится, репортеры с цепи сорвутся.

Как же она это ненавидит! Она помассировала глаза, чтобы справиться с дурнотой.

— Ну, это несложно.

— Нам нужно отгородиться непреодолимой стеной от…

— Разберемся! — отрезал он. — Ты получала еще какие-нибудь послания от этого человека?

— Нет. То есть не знаю, — поправилась она. — Мира изучает переписку. Найдет что-нибудь — станем с этим работать. Мы занимаемся ее партнером по юридической фирме, личными знакомствами, возлюбленными, родственниками. Пока что ничего не нашли.

— И вряд ли найдете. Кто-нибудь слал тебе подарки, сувениры, оказывал знаки внимания?

— Нет, бог миловал. — Когда о том же спрашивал Фини, она смущалась, вопрос же Рорка вызвал у нее раздражение. — Слушай, кто здесь коп?

— Ты. Ты мой коп. Ты борешься за нее, таково твое ремесло. А я борюсь за тебя, потому что тебя сделали мишенью. Тебе подарили убийство. Жестокое, кровавое, как мертвая мышь, принесенная котом к твоим ногам.

Ева вопросительно взглянула на Галахада.

— Не этот кот, — успокоил ее Рорк. — Этот домашний, а тот дикарь. Его мишень — ты, — повторил он. — Рано или поздно он вцепится в тебя. Пойду переоденусь. Ты посвятишь меня в подробности.

— Не собираюсь отказываться от помощи: уж больно хороший из тебя помощник. Мне не помешает еще одна пара глаз, другая точка зрения. Только если ты вздумаешь психовать…

— Психовать?

Он встал, стянул с шеи галстук, снял пиджак. Ей стало грустно смотреть, как он вынимает из петлицы булавку — ее выдумка, подарок к Рождеству.

Ее свадебный букет, белые петунии в перламутре.

— С чего мне психовать? Подумаешь — жестокий убийца зациклился на моей жене!

— Это может быть и женщина, — предупредила его Ева. — Ты не забыл, что твоя жена — коп, расследующий убийства?

— Что не делает ее меньше моей. Этот мерзавец — или мерзавка, если тебя это больше устраивает, — утверждает, что он с тобой справедлив. Что ж, теперь расскажи мне, как ты провела день.

— Как? — Она вскочила. — Как ты после этого представляешь себе мой день? Опросы, версии, консультации, сочинение рапортов. Проклятая работа!

— Вот и я о том же. — Он присел на кровать, снял ботинки и носки. — Она мерзла, а ему было жарко. — Но с точки зрения убийцы, он сделал за тебя твою работу. Помог свершиться правосудию. Ты заслужила подарок, лейтенант. Но кому понравится, если его подарок останется неоцененным?

— Мне что, благодарить его?

— Ты могла бы передать расследование кому-то. Ты этого, конечно, не сделала — и не могла бы сделать, оставаясь собой. — Скрывшись в огромной гардеробной, он продолжил: — Представляю смятение убийцы! С одной стороны, ты занимаешься именно тем, что вызывает у него восхищение, а с другой, ему подавай твою благодарность за подарок!

— Наплевать мне на его смятение! Я делаю свою работу.

— Чем в конце концов превратишь его поклонение в злобу или в отчаяние. Думаю, то и другое грозит смертью. — Рорк вышел из гардеробной в джинсах и черном свитере. — Ты сама это знаешь и уже думаешь, как бы поторопить его с этим превращением. Потому что если его злоба или отчаяние не обрушатся на тебя одну, то подарок может быть преподнесен повторно.

— Откуда тебе знать его мысли, чувства, желания? — спросила она.

— Ты сводишь его с ума. И меня заодно.

Злость уступила место грусти.

— Он убивает ради меня, Рорк. От этого тошнит.

— Он — или она — убивает ради себя самого. — Рорк подошел к ней и взял в ладони ее лицо. — Ты — оправдание, отмазка. У тебя все получится, когда ты полностью с этим согласишься и перестанешь винить в этом — совсем перестанешь, слышишь, Ева? — невиновную.

Он наградил ее новым поцелуем.

— А теперь пойдем к тебе в кабинет. Там ты расскажешь мне подробности.