—    Слезай! — отрывисто бросил командир полка. Он стал спускаться в овраг у дороги.

За ним направилась вся спешившаяся группа.

—    Через час стемнеет,— сказал Щорс,— мы не успеем подтянуть всю пехоту. А в потемках гайдамаки могут уйти из-под удара.

Секунду-другую он помолчал, размышляя, как лучше поступить в этом случае. Потом кивнул своему помощнику Квятэку, тот подошел ближе.

—    Казимир,— сказал ему Щорс,— галопом к колонне. Отбери лучших лошадей, сажай первую роту на сани. На рысях к местечку! Ты с нею. Атакуй с ходу! А мы,— Щорс обвел глазами свою группу,— отрежем выход на черниговскую дорогу. Гони!

Квятэк ускакал. Снова посмотрев на часы и на небо, Щорс подал команду:

—    Становись! По порядку номеров рассчитайсь!

Нас оказалось двадцать восемь человек с двумя ручными пулеметами. Оставив на месте коноводов с лошадьми, которым было приказано двигаться вслед за ротой, мы побежали за Щорсом по оврагу, увязая в глубоком снегу. Видели только серое небо и слышали далеко справа перестрелку. Овраг тянулся к южной окраине Седнева. Мы пробежали по нему с версту. Неожиданно показались хаты.

—    В цепь! К бою! — крикнул Щорс.

Через плетни и огороды мы цепью вбежали в местечко и перехватили центральную улицу. Без выстрела выбежали к площади, где находилось десятка полтора запряженных саней, орудие на огневой позиции и дымили походные кухни. Между всем этим сновали гайдамаки.

—    Ложись! — подал команду Щорс.— Огонь!

Мы залегли за плетнем и открыли стрельбу из пулеметов и винтовок.

На площади началось невообразимое. Выскочившие из хат гайдамаки, не понимая, что происходит, в панике метались то в одну, то в другую сторону. Многие бросились к той окраине, откуда мы ждали свою роту. Кое-кто с противоположного от нас края площади открыл огонь.

А что же Квятэк? Ему пора быть тут. Промедлит он, опомнятся гайдамаки — нашей группе придется туго.

И вдруг на восточной окраине закипела стрельба, а за нею грянуло «ура», приближаясь к нам. Теперь гайдамаки очутились под огнем с двух сторон. Еще несколько минут, и на площадь выбежала цепь 1-й роты с Квятэком впереди.

Бой отгремел за полчаса. Большинство гайдамаков сдалось в плен, так и не разобрав, какие же силы их бьют. Лишь немногим удалось выскочить из местечка на черниговскую дорогу. Их дотемна преследовали и ловили наши кавалеристы.

Возбуждение и радость долго не могли улечься. К Щорсу подбегали бойцы, поздравляли. Нам достались около ста пленных, одно орудие (оно так и не успело выстрелить), два зарядных ящика со снарядами, шесть станковых пулеметов и обоз с тремя походными кухнями. Противник потерял десятки солдат убитыми и ранеными. У нас было ранено только несколько человек.

В сумерках вступили в Седнев основные силы полка. Ликование стало общим. Все удивлялись и радовались тому, что одна рота и тридцать спешенных всадников разгромили усиленный пушкой и пулеметами батальон гайдамаков, да еще с ротой в придачу.

Вечером в штабе, разместившемся в помещении школы, собрались командиры батальонов и команд для получения приказа на завтрашний марш.

Обжигаясь горячим борщом, доваренным в трофейных кухнях, перебирали детали сегодняшнего события.

—    А едят, гады, не по-нашему. Смотри, какой жирный борщ,— говорил, вытирая усы, командир 3-го батальона Герасименко, бывший унтер-офицер.— Ну и мы их накормим в Чернигове, будет отрыгаться им до Киева...

—    Не хвались, идучи на рать,— сказал ему комбат Кащеев.— Вот пленные говорят, что в Чернигове у них войск много и бронемашины. Попотеть придется. Как ты, Николай Александрович, думаешь? — обратился он к Щорсу.

—    Мы новая, революционная армия,— ответил Щорс,— и воевать должны по-новому. Не бойтесь, что противник числом больше. Зато мы сильны революционным духом. Применяйте внезапность, нападайте с тыла. Зажигайте бойцов злостью к врагу и одной думой — победить. Тогда не устоять гайдамакам!

Спартаковец Шварц

В связи с боями за Чернигов вспоминается человек, совершивший геройский подвиг на улицах города. Это Генрих Шварц, член германского революционного союза «Спартак», бывший солдат 106-го немецкого пехотного полка, ставший бойцом-богунцем.

У нас в полку он появился в октябре 1918 года. В один из погожих дней партизаны привели в штаб полка немецкого солдата, встреченного ими в нейтральной зоне. Гайдамаков и петлюровцев — пленных и перебежчиков — приводили часто, к этому уже привыкли, а вот немец был впервые.

—    Чудной какой-то. Сам пришел, за руку здоровается, похоже — рад нас видеть. Всю дорогу болтал по-своему и немного по-нашему, а понять трудно. Вроде просится к нам на службу. «Патронами и гранатами запасся до победы»,— говорил старший конвоир, ставя в угол немецкую винтовку и положив около нее сумку с боеприпасами.

Перебежчик был жилистый человек среднего роста и средних лет, в сильно поношенном, но опрятном немецком обмундировании. По-русски говорил плохо, но понимал все, о чем его спрашивали.

—    Шварц Генрих...— рассказал он.— Работал слесарем в Мюнхене. Теперь солдат... Я — Спартак.— Он вынул из кармана френча и показал нам членский билет союза.— Пришел вам помогать. Нужно скорее делать капут войне, вашу революцию передать в Германию и дальше. Тогда скоро будет мировая революция.

Горячо просил Шварц принять его в наш полк и был зачислен в 4-ю роту. Среди недавних партизан он резко выделялся дисциплинированностью и аккуратностью во всем, что бы ни делал. Свою винтовку держал в идеальном состоянии. За это сторонники партизанской вольницы сначала невзлюбили «муштрованного немца».

—    Выслуживается!..— говорили они.— Наверное, нашкодил на Украине, вот и пришел шкуру спасать.

Последующие события сразу изменили подозрительное отношение к нему.

Спустя несколько дней 4-я рота вела бой с крупным отрядом гайдамаков. На глазах у всех Шварц несколькими выстрелами сразил офицера и прислугу двух станковых пулеметов. Гайдамаки, отстреливаясь, начали отход, превратившийся под нажимом роты в беспорядочное бегство.

Второй гайдамацкий офицер, сев на коня, скакал к дальнему перелеску. Расстояние до беглеца увеличивалось с каждой секундой, а стрельба по нему из разнокалиберных, не обладавших меткостью партизанских винтовок и обрезов была безрезультатной. Еще сотня метров, и офицер скроется в перелеске.

—    Шварц, стреляй! — закричали бойцы немцу, который чинил закапризничавший ручной пулемет.

Шварц схватил свою винтовку и выстрелил с колена навскидку в далеко маячившего всадника. Тот свалился с лошади, шарахнувшейся в перелесок. У убитого нашли ценные оперативные документы.

Бой кончился. Героем его был Шварц. Бойцы окружили немецкого спартаковца, шумно выражая восхищение его меткостью, хлопали по плечу и наперебой угощали куревом. Этот бой сделал Генриха полноправным членом ротной семьи. Он никогда не сидел без дела — то ремонтировал, то пристреливал винтовки и пулеметы.

—    Рабочий человек, мастер на все руки! — с чувством симпатии говорили о нем бойцы.

Прошла неделя. 4-я рота находилась ночью на заставе в нейтральной зоне. Шварц с подручным — бойцом-украинцем — был поставлен в секрет в удаленном от роты перелеске. На рассвете на дозорных вышла гайдамацкая разведка — два отделения с унтер-офицером, всего пятнадцать человек.

Генрих бросил гранату и уложил троих. Потом он и его подручный из винтовок ранили еще двоих. Тогда Шварц поднялся с гранатой во весь рост и, мешая немецкие команды с русскими, приказал остальным бросить винтовки и поднять руки. Остолбеневшие при виде немца гайдамаки беспрекословно подчинились. Так с поднятыми вверх руками обезоруженные пленные и были сданы командиру роты, поспешившему на выстрелы с подкреплением.

Вскоре после этого, в темную ночь, Шварц стоял на посту у товарного вагона с боеприпасами в железнодорожном тупике станции Унеча. На него набросились три вооруженных бандита, намеревавшихся взорвать боеприпасы. Легко раненный, Генрих убил двоих, а третьего уложил в грязь и сдал живым прибежавшему по тревоге караулу.