Гулкие шаги нарушили ее покой. Диана увидела шедшего вдоль борта Мостового. В руках он держал ее халат.

– А, полковник!.. – весело воскликнула Диана. – Я здесь одна, голая, вокруг ни души, а Волик (иногда она позволяла себе такую вольность) ревнив, как черт. У него даже бакенбарды, когда ревнует, наливаются кровью. Вы подвергаете себя опасности, полковник.

– Сейчас речь идет об опасности, которой подвергаемся мы все, – сказал Антон Антонович и присел на корточки на краю бассейна. – Вы помните вчерашнее предсказание ясновидца?

– Помню. Но при чем тут мы?

– Я выяснил, что человеку, с судьбой которого связана судьба Вольдемара Викторовича, маг напророчил конец в сумасшедшем доме.

– И это значит, что наш Французов… – Диана сообразила, какая ей в дополнение ко всем мыслям грозит беда, если Вольдемар окажется душевнобольным. Как тогда одинокой женщине бальзаковского возраста жить без средств и профессии в этом дышащем неприязнью к ней окружающих, мире? – Какой ужас!..

– Вот именно, – сказал полковник. – Мы оба потеряем все.

– Неужели ничего нельзя изменить?

– Можно и даже необходимо. Но одному мне не справиться. Вы нужны мне.

– А что я могу сделать? – удивилась женщина.

– Для начала рассказывать мне, как будет вести себя Вольдемар в ближайшие три – четыре ночи.

– Все? – переспросила женщина.

– Все. Интимные подробности тоже. – Полковник уже не объяснял, приказывал.

– Нет, это невозможно!..

– Разве? – с нескрываемой иронией спросил полковник. – Вы же не хотите, чтобы Вольдемар Викторович кое о чем узнал.

«Знает! Все знает!» – пронеслось в голове Дианы. Перед ее глазами возникли похотливые лица мужчин, сгрудившихся у подиума, торс жирного устроителя конкурса красоты, предложившего тиару победительницы взамен групповых любовных утех, и поняла, что ее будущее в руках всезнающего полковника. Что ж, чтобы спасти свое будущее, ей придется многим поступиться.

– Хорошо, я буду вам обо всем докладывать. Мораль и нравственность в таких случаях не столь великие жертвы, не так ли?

– Я восхищен вашим умом, мадам. – Мостовой изящно нагнулся к барьеру бассейна, за который держалась женщина, и поцеловал ей руку. – И безмерно рад, что мы отныне заодно.

– Заодно, – согласным эхом отозвалась Диана.

После ухода Мостового Диана спустилась в сад и долго в задумчивости бродила по аллеям…

Не имея семьи и друзей, Самсон всей душой вдруг потянулся к новым вокзальным знакомым. Он никогда раньше не чувствовал себя с людьми так свободно. Особенно с Марией. Единственная его девушка, с которой дружил еще до призыва на срочную службу, буквально через месяц после его отъезда начала встречаться с другим парнем. Удар был так силен, что он даже попал в госпиталь с нервным истощением. С тех пор он избегал женщин. Что же касается мужчин, то они смотрели на Самсона свысока, и, бывая в компаниях, он всегда остро чувствовал их презрение. А вот эти, которые на вокзале, они другие. «Маэстро и Мария были добры ко мне. Сегодня пятница, непременно пойду к ним», – думал Самсон, с нетерпением ожидая звонка, возвещающего конец рабочей недели. Но, как назло, эта пятница тянулась томительно долго, стрелки часов, казалось, остановились. Не выдержав ожидания, Самсон отпросился у старшего кассира, сославшись на сильную головную боль, и ушел за час до конца работы.

Ноги сразу повели его на вокзал. Он торопился и не обратил внимания, что сзади следует человек в сером плаще.

Кривошей проследил за ним до привокзальной площади и, когда Самсон скрылся в здании, зашел в телефонную будку. Мог бы, конечно, позвонить по мобильнику, но, будучи сотрудником спецслужбы, знал, что враги не дремлют и со спутника отслеживают мобильники всех истинных патриотов.

– Он на вокзале, – кратко сообщил он своему абоненту.

– Чтобы не привлекать к нему внимания, задержите еще несколько человек, – распорядился Антон Антонович, выслушав донесение. – Находитесь на месте, сейчас подтянется подкрепление.

Кривошей повесил трубку, стукнул кулаком по автомату, достал из щели кучу монет, выпавших после удара, и отправился в зал ожидания.

В зале Кривошей застал уже знакомую ему картину: стрелял в тире Бюргер, восхищенно взирала на стрелка Милочка, и о чем-то горячо беседовали Живчиков и Колунов. Мария, Маэстро, ассистент Рыжаков и Самсон, поставив на попа чемодан с приспособлениями для фокусов, готовились расписать пульку.

– Все, чего нам не хватает, – размахивал руками Живчиков, – так это культуры! Культуры быта, культуры взаимоотношений, нравственной и правовой культуры, наконец!

– Продуктов питания тоже не хватает, – заметил Кривошей, подходя к Живчикову и Колунову.

– Потерпите, все народу дадим, – заявил Колунов. – Мы нашли прекрасное биологически чистое удобрение, которое повысит урожайность в три раза. Прелые листья! Их по осени столько, что даже экспортировать можно. Я уже заложил несколько тонн в силосную яму и запатентовал свое ноу-хау.

– Проверьте в интернете, может, кто-то уже запатентовал эту идею, – посоветовал Живчиков.

– У нас в деревне еще нет интернета, – с обидой в голосе сказал Колунов.

– В наш век?! – поразился Кривошей. – Вот власть, совсем о людях не думают! – Во время спецопераций он всегда старался внедриться в среду противников.

Живчиков встал и молча направился в туалет. А Колунов достал из мешка бутерброд с толстым куском колбасы, завернутый в газету, и, отвернувшись от Кривошея, принялся сосредоточенно жевать. Глаза его заволокло дымкой наслаждения.

Кривошею ничего другого не оставалось, как направится к другой компании.

– Сегодня меня утомил один клиент, – говорил Самсон, пока Рыжаков сдавал карты. – То я выдал ему старые купюры, то слишком малого номинала. Час от окошка не отходил.

– Клиенты – народ привередливый, – согласилась Мария. – Им и поза не та, и экстаза мало. За гроши они еще и класс требуют.

– Мизер, – заявил Самсон, подняв свои карты.

– Уверены? – удивился Маэстро.

– Пусть садится, – сказал ассистент. – Вам-то какое дело?

Самсон только улыбнулся. Он просто радовался покою, возникшему в нем от присутствия Марии и Маэстро.

Снаружи послышались сирены полицейских машин, визг тормозов, и в зал с топотом и криками ворвалась группа бойцов в камуфляжах, черных масках и с автоматами наперевес. Впереди группы бежал офицер в металлической кирасе и каске с цветным гребнем и воинственно размахивал жестяным рупором.

Люди, находящиеся на вокзале, остолбенели. Один из бойцов подскочил к Бюргеру, вырвал из его рук ружье и ударил прикладом в спину. Бюргер упал, и зал огласился болезненным криком Милочки:

– Убили!..

– Всем лечь! – прокричал в рупор офицер. – С вами говорит сотник Яровой! Всем лечь мордой в пол!..

– Лежать! Руки на голову! – орали бойцы.

– Делайте, что они говорят, – громко сказал Маэстро.

Все присутствующие повалились на пол. Офицер подошел к Кривошею.

– Кого?

– Всех, – ответил Кривошей. – Поместить в изолятор. Вон тому, плюгавому, создать жесткий режим содержания. Зовут Самсон.

А бойцы уже надевали на лежащих людей наручники и вытаскивали их из вокзала на площадь, окруженную по всему периметру воющими полицейскими «газиками». Арестованных затолкали в громоздкую карету с наглухо заколоченными окнами и расписанными снаружи рекламой цветочного магазина бортами. Для более полной маскировки рядом с кучером сидела цветочница, раздающая направо и налево чмокающие звуки воздушных поцелуев. Из рупора, установленного на крыше, неслась веселая музыка.

Через несколько минут площадь опустела.

Карета катила по изрытым, в трещинах и выбоинах, оставшихся после ремонта теплотрассы, мостовым. Внутри было темно, арестованных трясло и кидало из стороны в сторону. Сзади и спереди шуршали по булыжникам колеса полицейских машин, и кричала в мегафон цветочница. «Цветы – лучший подарок любимым! Доставка на дом прямо из голландских оранжерей!» – доносилось во тьму кареты.