Когда мы добрались до рыбного места, уже начинало темнеть, но мы успели поставить сетку, забросить донки и опутать неглубокий омут перемётом. Темирбек вытащил сразу три бутылки «Московской особой» гурьевского разлива, что было совершенно невероятным сюрпризом. Я взглянул на него по-новому. Темирбек был выходцем из касты воинов и это объясняло его поведение на дороге. Не мог он, водитель второго секретаря райкома партии, уступить колею машине председателя исполкома. По рангу второй райкомовский был выше первого исполкомовского. А водку он достал и поставил рядом с нашим пивом потому, что был воином из касты воинов. Воин-казах не знает слова «Халява» (читайте «Волокаламское шоссе»). Водка была ошибкой! Но мы поняли это только на следующий день. Закончили мы поздно, проснулись тоже поздно, но рыбы за ночь наловилось много. Два приличных сома килограмм по двадцать, щук не помню сколько – мы их просто отпустили, невкусные они ни в каком виде. Два десятка сазанов, жерехов с десяток и мелочь в огромном количестве. Темирбек профессионально расправился с рыбой примерно часа за два-три. Вычистил, посолил и вывесил на солнце. А потом опять начали пить. Моя же печень только недавно освоила «переработку» пива с портвейном в коктейле и по отдельности, и к водке была не готова. Я мучать её не стал. И правильно. С Темирбеком мы были знакомы не достаточно близко, а с чего Генка решил, что я умею водить машину, мне до сих пор не понятно, но к моменту, когда надо было возвращаться на «базу», эти двое были нетранспортабельны, на ногах не стояли, поляну не видели и «Кыш» сказать не могли! Темирбек навсегда, а Генка ещё мог мычать. Я должен был взять управление этим Студебеккером на себя, но как? Я еще ни разу в свои девятнадцать за рулём не сидел! Вдвоём с этим полутрупом Хорьковым мы погрузили Темирбека в кузов вместе с вяленой рыбой. Слава создателю, он создал Темирбека воином, а воины тощие и выносливые. Если бы он был из касты торгашей как Бураш Бурашевич Бурашев, то там бы на речке и остался. А я впервые сел за руль, как тот пацан в фильме «Последний дюйм». Генка рядом и с пятой попытки я включил первую скорость. И поехал прямо в реку. Испугался и попал левой ногой в педаль тормоза. Машина заглохла! Завёл, поехал не туда, заглохла! Завёл, поехал не туда, заглохла! Нет, так не годится. Надо проанализировать. Генка мычит. Толку с него по-прежнему, как с козла. А я – таки разобрался как включается задняя и первая, и на первой к утру доехал до базы. Начиналась подготовка к фестивалю.
Фестиваль – это когда в определённое место съезжаются люди и вместе с пионерами маршируют к памятнику лысому, поднимают знамя, зачитывают приветствие от имени, рапортуют… и т. д., поют, танцуют, декламируют, играют в футбол, волейбол, баскетбол, перетягивают канат, бегают, обедают и едут по домам. Забота о проведении этого праздника счастья, молодости и силы целиком на районном комиссаре, то есть на мне. Для того, чтобы праздник состоялся, нужно содействие местной администрации, а она, эта администрация, в полном составе не говорит по-русски ничего. А я за месяц по-казахски только и выучил: «Студентын машинын бар?» и «Не килиб атирсан?». Ситуация… но не для меня. Районный отрядный мастер Вася Кирсанов оказывается полжизни прожил в Оренбурге, а там все говорят по-казахски, но мы этим секретом ни с кем не делились до поры, до времени. Вася и я, захватив с собой Темирбека, в условленное время идём в Райсовет, туда же по предварительной договорённости подтягиваются: завбазой тов. Бурашев – обеспечение продуктами и питьём, зав. столовой тов. Бурашев-младший – обеспечение готовыми комплексными обедами, второй зам. председателя райисполкома, остальные… (электрик, связист, завмедпункт, завстадион и присоединившиеся, желающие поживиться). Человек двадцать собралось. И никто, кроме Темирбека, по-русски ни фига. Вася в запасе! Зампред открывает и что-то говорит долго. Темирбек, краснея, переводит. Хороший он был парень, Темирбек. Он же не мог перевести председателя по всамделишному, он же свой, местный, и к тому же воин, а воин своих не сдаёт! Он врал и краснел, тем самым давая нам понять, что врёт, хотя это для него очень непросто, потому что воин не врёт! Из двух напастей – сдать своих или соврать чужим, Темирбек выбрал второе, а мы его за это осуждать не стали. У нас был свой план… Вася всё-всё понимал, но виду не подавал в соответствии с этим планом. То, что на самом деле говорил зампред в своём вступительном слове, сводилось к следующему: «Бурашевым: этих русских приедет много, человек пятьсот, надо выписать продуктов на тысячу, а приготовить на триста, сократив порции до неразумного. Пусть сами разбираются, кто двести съел. Медпункту: надо списать двадцать литров спирта на промывку желудков отравившихся. Бурашеву: продукты просроченные и списанные все давай в общий суп, но смотри, чтоб молодёжь мне тут не потравить, а то действительно спирт придётся тратить, а нам самим давно не хватает и всё такое… прокипятите получше и подольше…». Ещё он что-то говорил про дрова на наш комсомольский костёр, мол, дрова выписывай – себе возьму, и бензина три канистры, чтоб костёр развести мне и первому партийному прямо домой чтоб привезли. Остальное не помню. Они ещё что-то пообсуждали, поговорили, а потом слово попросил Вася! Я не буду в деталях рассказывать, какой эффект произвело выступление Василия на хорошем казахском языке. Он им объяснил всё, что касается продуктов и столовой в первую очередь. Продукты со склада мы будем принимать сами, взвешивать сами и в столовой будет наш представитель в лице санитарного врача. Поэтому номер с просроченными и списанными продуктами не пролезет. Полноценных порций комплексных обедов будет ровно по списочному составу бойцов!!! Это без вариантов! Спирт, бензин, дрова выписывайте, сколько захотите – вам сидеть! Мы не подпишем! С нашими доводами вынуждены были согласиться. Фестиваль начался в назначенный день и час и быстро закончился! Опять три дня выходных!
День я валялся на пляже на озере, восхищаясь розовыми фламинго, расположившимися на маленьком островке в пятидесяти метрах от берега… Я подплывал к ним почти вплотную, не вызывая страха. Они же как лебеди вытягивали в мою сторону длиннющие змеиные розовые шеи с маленькими головками, что-то курлыкали, но это не выглядело угрожающе, а на следующий день Темирбек, всё еще чувствующий передо мной вину за неточности перевода в кабинете у председателя райисполкома, предложил загладить вину поездкой на бешбармак к своему дяде. В этой степной, а на самом деле, пустынной части Казахстана, дороги были хорошие. Точнее, куда не поедешь, везде хорошая степь – пустынная зеркально-идеальная ровная дорога. Отполированная ветрами! Как казахи ориентируются и находят друг друга, кочуя с места на место, для меня тогда было и сейчас остаётся загадкой. Так мы и двигались зигзагообразно по этому казахскому автобану пока зоркие соколиные глаза Темирбека не приметили вдалеке юрту. Сразу оживившись, он прибавил газу. Не доезжая до юрты с километр, он начал гудеть и так и прогудел до самой юрты своего дяди. Встретили нас всей семьёй. Дядя Темирбека – маленький сутулый чабан без определённого возраста, его жена тоже без определённого возраста и шесть дочерей от двенадцати до двадцати двух. И ни одной особи мужского пола. Это объясняло, почему чабан имел такой грустный взгляд и облик в целом. Вокруг юрты паслись бараны, их охраняли овчарки. Две маленькие лошадки и три огромных одногорбых верблюда довершали картину «Юрта многодетного казаха в степи утром». Темирбек о чём-то долго разговаривал с дядей, жестикулируя и меняя интонации голоса с мягкого на жёсткий и обратно, постепенно увеличивая скорость изложения какой-то очень важной мысли. Дядя кивал и соглашался. Я же, ничего не понимая, от разговоров устранился. Потом Темирбек с дядей сходили в отару, выбрали молодого барашка и тут же лишили его жизни, принеся в жертву будущим участникам пиршества. Разделали на куски и положили во внушительных размеров казан. Женщины дяди Темирбека занялись огнём, все семеро. Девочки совсем молоденькие и постарше; одна женщина «за двадцать» – все как-то по особенному на меня посматривали и хихикали. Я и не догадывался, что прямо здесь в юрте старого чабана на меня готовилось покушение, правильнее сказать, не на меня, а на мою свободу. Нет – они не собирались захватить меня в рабство, превратив в батрака, проживающего тут же в яме. Или за выкуп. Получив от племянника информацию, что есть у них в Кульсарах русский, неженатый и очень большой начальник, которого слушаются и которого даже председатель исполкома не смог обмануть вместе с Бурашевыми, они хотели выдать за меня замуж любую из дочерей от двенадцати до двадцати двух. Или сразу двух… или трёх. Можно даже без колыма. Для этого меня надо было сначала напоить, потом набить моё пузо молодой вкуснющей бараниной и положить спать в обнимку с юной красавицей. Девчонки, кстати, были хорошенькие все. На вид мне было, по их казашьему разумению, лет неизвестно сколько. Чисто визуально мне могло быть от пятнадцати до тридцати или больше. Так же, как мы не понимаем возраста китайцев или японцев, так и они не умеют определять наш. Казахи – те же японцы, даже язык чем-то перекликается. Они не могли угадать, сколько же мне лет по-настоящему. Недоразумение усугублялось тем, что я Бурашева «сделал» вместе с председателем. Значит умный, значит не меньше, чем двадцать пять, значит богатый! Надо брать! И желательно живьём! Не вышло! Темирбек, подлый предатель, а ведь я его «бесстрашным воином» окрестил, забыл, что водку я не пью, потому что печень не умеет! А портвейна у них не было и пива не было. Операция была на грани срыва. Они мне что-то в чашку с зелёным чаем подсыпали, я случайно опрокинул, они девчонок по обе стороны от меня за столом, правильнее, за ковром на подушечки посадили, я ноль внимания! Имена у девчонок звучные: одна Алтын (золото), другая Гэухэр (бриллиант), а я всё равно ноль! Мне другую пару красоток подсаживают – ничего меня не берёт! Напуганный год назад перспективой раннего брака не по любви, я с тех пор позволял себе потерять бдительность только в присутствии мамы…