Мы вышли к лесу, когда часы показывали восемь утра. Было темно и холодно, поэтому шли быстро. Собака поняла, что мы надолго и всерьёз и, гавкнув на прощание, побежала обратно в посёлок. Умная оказалась собака. Я же доверился Саше, потому, что привык доверять ему как старосте группы: он был местный и дорогу знал, по его словам, как свои пять пальцев. Следов в лесу было предостаточно и даже неопытный охотник сразу мог увидеть, что зайцев тут много и другого зверья много. После первого привала, часов этак в десять, мы в первый раз увидели настоящего взрослого зайца. Он сидел на полянке около стога сена, как и должно было быть, и озирался по сторонам. Ветра не было, и он нас учуять никак не мог. Саша назначил меня вторым номером, сам присвоил себе первый, проинструктировал второго что и как делать, если заяц решит на него напасть, а сам пошёл в обход, чтобы выйти с другой стороны полянки. Через какое-то время раздался выстрел, первый выскочил на полянку, а косой бросился в мою сторону. Здоровенный был зверь… Саша за ним… а я с криком «Ура!» и с ружьём наперевес кинулся ему навстречу, тем самым нарушив только что полученную инструкцию. Заяц, увидев меня, сделал резкий поворот направо и ускакал в лес. Но перед этим я успел в него пальнуть и попал в Сашу. Хорошо, что он в ватных непробиваемых штанах был, обошлось без неприятностей. Мы это тут же и отметили, закусив салом.

Было не очень холодно, пасмурно, но безветренно. Настроение – блеск! События только что проигранного боя с зайцем будоражили! Следующей встречи с дичью ждали долго, и это был не заяц. Это была полинявшая и совсем какая-то жалкая лисица. Стрелять не стали. Я даже хотел ей дать кусочек хлеба. Саша сказал, что лисы сейчас болеют и шкура ничего не стоит. К полудню потеплело и наст под сапогами хрустел и иногда проваливался. В один из таких моментов, провалившись выше колена в снег, я вытащил ногу в сапоге, но без подошвы. Подошва оторвалась, жёстко зацепившись об наст. У запасливого старосты с собой оказалась верёвочка и кое-как мы подошву привязали, но вы понимаете… Теперь надо было думать не об охоте, а как скорее добраться до жилья, пока не отмёрзла нога.

«Смысла возвращаться домой никакого» – сказал как отрезал мой напарник – «до дома идти столько же, сколько и до Соплюшков, в Соплюшках баня и самогон, поэтому идём дальше, но быстрее». Больше не отвлекаясь на дичь, мы пошли быстрым шагом. Идти без подошвы было нелегко, три раза мы останавливались, разводили костёр, отогревали мою ногу, сушили носки и отогревались в целом, у нас ещё не кончился запас. Потом опять в путь, но когда начало смеркаться, всё-таки с пути сбились. Поплутав в тёмном лесу минут сорок, Саша сказал, что сегодня до места, скорее всего, не дотянем. Топать ещё километра три, а куда топать не понятно. Надо устраиваться на ночлег. Но сначала – костёр. Быстро насобирав веток, разожгли костёр и я полез на большую ель, чтобы выбрать место под ночлег. Понятно, что внизу на снегу спать никто не собирался, там волки, рыси и прочие опасные твари. Поднявшись по стволу ели метров на шесть-семь, я вдруг увидел вдалеке огоньки какой-то деревеньки. Саша предположил, что это всё-таки Соплюшки и мы тут же свернули лагерь. Организм, настроившись отдыхать, отказался перестраиваться обратно и эти три километра оказались самыми тяжёлыми. Ноги гудели и не шли, они даже стоять уже отказывались, и напарник, прислонив меня к забору первой же хаты при входе в Соплюшки, а это действительно оказались Соплюшки, пошёл за санками. Более выносливому деревенскому парню с подошвами на обоих сапогах, конечно, было легче, чем мне – дохлому городскому с одной подошвой. Мне до сих пор не понятно, как он без компаса, без солнца и звёзд смог пройти со мной на хвосте двадцать пять, а мне показалось, что все сорок, километров по снегу через сугробы, по насту, проваливаясь через шаг и выйти к намеченной цели без потерь, не считая подошвы и прострелянных штанов. На самом деле всё понятно – мы такие, мы именно поэтому всех победили во Второй мировой! И в третьей победим, если она будет, не дай боже.

Пока Саша ходил за санками, я, в этот раз обессиленный окончательно, уснул прямо на снегу там, где он меня оставил, прислонив к забору. Как меня грузили в санки и везли к дому, я не помню. Как поили, а потом натирали водкой и укутывали в овечью шкуру – помню едва. Проснулся я ровно через тридцать часов сильный и здоровый, готовый к обратному переходу Соплюшки – Ляды. Саша поменял прострелянные штаны на тоже прострелянные, но заштопанные, а подошву к сапогу его брат приделал так, что было незаметно, что когда-то отлетела. Назад пешком родня не отпустила, похолодало, и десять километров от Соплюшков нас везли на мотоцикле с коляской до автобусной остановки. Оттуда автобусом прямо в Ляды. Вот так и закончилась моя первая и последняя «настоящая» охота. В чём радость и удовольствие – не разобрался, но понял, что на охоту, как в разведку, надо идти только со своими.

Коста-Рика. 5. 02. 15

Дело было в начале семидесятых. Мой родной институт летом рассылал по всей необъятной территории огромной страны строительные отряды, одним из «ведущих» направлений был Казахстан, Гурьевская область. Проявив себя неплохим организатором в предыдущие годы, в этом году я поехал в стройотряд штабным работником. Штаб располагался в районном центре Кульсары, на берегу одноименного озера. Там же располагались маленькие жилые домики-бараки, в которых проживали недавно освободившиеся, теперь уже бывшие заключённые, осуждённые, в основном, за тяжкое. Из них больше всего запомнилась абсолютно лысая, пятидесятилетняя на вид Октябрина, и в прошлом работник торговли, Володя из Ленинграда. Земляк и тёзка! Лет сорока. В ссылке два года, а всего в казахских лагерях отбыл пятнадцать. За что, конечно, не сказал. На вопрос, когда обратно в Питер? – тяжело вздохнул и ответил: «А Октябрину куда? Она не поедет, ей здесь нравится!» На русском языке в Кульсарах кроме этой парочки и ещё двух – трёх бывших зэков не говорил никто: по периметру озера вряд ли можно было найти человека, говорящего по-нашему. В Кульсарах был книжный магазин вперемешку с гастрономом и там, непонятно только для кого, стояли на полках книги на русском! Треть зарплаты, заработанной этим летом, я потратил на эти книги. Если вы помните, это было время «макулатурной» литературы и ажиотаж был высоким. На этих полках стояло всё! От Пикуля до Дрюона! Там я купил и тут же прочитал за одну ночь «В августе сорок четвёртого или момент истины» Богомолова. Никогда ни до, ни после я не читал ничего лучшего о войне, разве что «Волоколамское шоссе».

По ночам на озере наши чехословацкие друзья отлавливали огромных раков, затем запускали их в цисцерны, а наутро отправляли по железной дороге в Пильзень в обмен на Пильзенское пиво. Днём на этом же озере я впервые в жизни увидел розовых фламинго. Местные охотились на уток, ловили рыбу и раков. По берегам озера пасли баранов и верблюдов. Районный центр Кульсары был также одной из станций железной дороги Гурьев – Кунград, объявленной недавно всесоюзной ударной комсомольской стройкой!

От Гурьева до Кунграда почти 900 километров. Каждые 40–45 км станция, на станции маленький палаточный городок, где под палящим солнцем стоят палатки. В них живут Бойцы! Вообще ССО (Студенческие Строительные отряды), на мой взгляд, самый удачный проект Всесоюзной Комсомольской организации, сумевшей не только воссоздать напряжённую обстановку эпохи Павла Корчагина, когда план надо было выполнять иногда ценой собственной жизни, но и развернуть вокруг этой бредовой идеи настоящую борьбу. Борьбу за сроки (самое главное направление борьбы!), борьбу за качество (последнее и самое неглавное), борьбу за перевыполнение, за переперевыполнение, борьбу с лентяями, с нарушителями трудовой дисциплины и, самое главнее главного, борьбу с любителями пива и портвейна! В этой, никогда не прекращающейся борьбе, молодые ССОвцы оттачивали любовь к родине, Политбюро ЦК КПСС и лично товарищу Брежневу Л. И., непримиримость к классовому врагу, всякого рода отбросам общества типа фарцовщиков, спекулянтов, любителей Рок-н-Рола и квартета «The Beatles», а также предателям родины, возымевшим желание не участвовать в борьбе и вместо этого эмигрировать на историческую родину. А мы им образование бесплатное, гарантированную работу «за идею!», участкового терапевта… участкового милиционера! Бесплатного сантехника, комнату в коммуналке!.. В мои задачи штабного функционера входило эту борьбу организовывать и контролировать её ход. Я любил эту работу и преуспевал в организации даже больше, чем в контроле, каждый день открывая для себя всё больше и больше невероятных несоответствий между высказанным бредовым и сделанным на самом деле. Официально моя должность в штабе называлась «комиссар районного отряда», и, я уверен, товарищу Павлу Корчагину моя работа понравилась бы!