Выбрал не тебя.

И эта чертова мысль лазерным лучом оставляет отпечаток на внутренней стороне ребер.

Только бы дышать, боже, пожалуйста, только бы дышать… Пока лезвие не перерубит позвоночник.

Игнорирует вопрос, и тогда решаю, что тянуть больше не стоит.

К чему?

Минутой раньше…

Прыжок, явно неудачный выпад, искры, высекаемые столкнувшимися лезвиями, и цепкая пятерня, пережавшая мне глотку.

По-настоящему в этот раз.

Тут же роняю нож, двумя своими ладонями пытаюсь разжать его хватку и вижу только холодный исследовательски интерес в его глазах.

Как сильно надо сжать, чтобы мышка перестала дергаться?

Так?

Выгибаюсь, всем телом ощущая, как вдруг опора уходит из-под ног, и пола касаются только носки кроссовок.

Или же, может, так?

Пальцы чуть смещаются вниз и сжимаются под кадыком.

Перед глазами плывет, чувствую, как медленно теряю сознание, и вдруг… Дышу!

Дышу, бесполезным кулем свалившись на пол, унизительно брякнувшись на зад, как нашкодивший котенок, прижимаю ладонь к шее и дышу.

Жадно, глоток за глотком, буквально готовлюсь зубами вгрызаться в такой сладкий воздух и понимаю: пощадил.

Кое-как фокусируюсь, наблюдаю за тем, как разворачивается к привставшему на локтях Рину и вмиг вскидывает голову к потолку, а в следующую секунду арену сотрясает дрожь, сравнимая разве что с восьмибалльным землетрясением.

Древняя труха и бетонное крошево осыпаются с потолка, протяжным лязгом вторит мудреная металлическая конструкция, закрепленная под самым куполом, и что-то быстрое проносится прямо над белым домом.

Звуки знакомые… Реактивная тяга.

Еще раз! Второй!

Перед глазами слишком плывет, пытаюсь подняться на ноги, но слишком уж пятнами все, слишком реальность ползет.

Скрежет все отчетливее, улавливаю обеспокоенные крики Арбитро, кажется, даже слышу суетливый топот ног наверху и… Снова протяжный гул.

Низкий, страшный, сопровождаемый парализующим нервные окончания, глухим треском.

Столкновение!

Что-то массивное рушится сверху, падает на крышу, и в следующее мгновение мне застилает глаза.

Скрежетом накрывает.

Слишком поздно понимаю, что происходит, и только лишь бестолково вскидываю руки в попытке прикрыть голову.

Жмурюсь, ожидая боли, и она приходит, только вот совсем не та, которую ожидал.

Боль причиняют железные пальцы, вздернувшие вверх мое предплечье, колено, от души приложившее между лопатками, и на этом… все?

Оба под падающими обломками.

Осознание ударяет под дых не хуже добротного сапога.

Инстинктивно тянусь вперед, ладонями цепляясь за чужую плотную футболку, и под пальцы попадает еще и холодная металлическая цепочка, на которой всего один крест.

Росчерк катаны со свистом рассекает не только воздух, но и еще что-то куда более плотное, падающее прямо на мою голову. Распадается на две части, отскакивает в стороны.

Кашляю, подтягиваюсь повыше и лбом касаюсь лацкана плаща.

Не верю.

Все еще живой?

Кажется, весь адов дом стонет. Стонет, стенами сотрясаясь под начавшейся бомбежкой.

Пыль забивает ноздри, на губах отчетливый меловой привкус, а глаза нестерпимо щиплет. Размыкаю кое-как веки и первое, что вижу, - это обломок старой, рыжей от времени арматуры прямо перед лицом.

Мерно вздымается вверх и тут же идет назад, вторя глубоким надсадным вздохам.

Давлюсь осевшим на языке мелким мусором и, не в силах больше удерживать собственный вес, заваливаюсь назад.

Ладонь на плече, локоть под затылком.

Глаза расширяются против воли, слизистую жжет, и тут же щекам мокро. Не моргаю.

Не верю.

Перевожу взгляд, буквально на силу уговариваю себя сделать это, и лицо, склонившееся над моим, куда более бледное.

Невесело хмыкает, поймав мой взгляд, улыбается, и все, что я могу сейчас сделать, - это снова уставиться на кусок стального прута, разворотившего его грудину.

Насквозь.

И словно время оттаяло, по ржавому стержню, неторопливо капая, начинает струиться кровь.

Кап-кап.

Замирает.

Кап-кап-кап-кап…

Но это только в моей голове.

Капли беззвучно впитываются в футболку, добираясь до кожи и расползаясь еще и по моей груди.

Выдохнуть только бы…

На языке одно-единственное, глупое «почему?» вертится, но слишком парализован, чтобы даже его произнести.

Только смотрю, жадно, во все глаза, буквально силой в подсознании оттискивая выражение его лица, и, как утопающий, продолжаю хвататься, неловко шарю пальцами по груди, и цепочка оказывается обернутой вокруг моего запястья. Давит, но разве заметишь ли?

Продолжает удерживать, выдыхает вдруг, отмерев, стискивает за плечи свободной рукой и на одно, одно тягучее, невозможно долгое, бесконечное мгновение притягивает к себе.

Раз, и словно не было, только скулы больше печет.

Отпускает, и, чтобы не упасть, пытаюсь подставить руки.

Необычайно звонкий в царящей разрухе лязг, и цепочка, лопнув, безвольно повисает, обмотавшись вокруг моей руки.

Замечает это, качает головой и, опустившись на колени, берется за край штыря.

Кривится от боли и тащит его вперед.

Не выходит.

Прикрываю ладонью рот.

Тогда вдруг на меня смотрит, не то оценивающе, не то задумчиво, склонив голову вбок.

- Помоги мне, - не приказывает, не скучающе ставит в известность. Просит. Приглушенно и даже ласково, словно боится напугать. Словно не его сейчас судорогой сводит от адской боли, словно не он не может разжать стиснувшие катану пальцы.

- Давай, Акира.

Хочется заорать прямо ему в лицо. Хочется отползти в ужасе, назад, как неуклюжая каракатица пятиться, только подальше бы.