Медленно пячусь, выставив перед собой нож. Пячусь и цепляю застывшего Кеске, и тот, словно очнувшись, дергается и спешно отступает.

Зря… Хищники не любят резких движений.

Росчерк!

Прямо перед лицом мелькает сталь, и я, толкнув друга локтем, стремительно разворачиваюсь на пятках и бросаюсь вглубь подворотни. У меня нет сил на «игры», а умирать пришпиленным нихонто на манер засушенной бабочки не входит в мои планы.

- Мусор… - доносится презрительно в спину.

Ну и пусть! Плевать, что ты там думаешь, слышишь? Обернуться бы, выплюнуть это ему прямо в лицо, но слишком уж быстро ноги несут вперед, по узким улочкам, провонявшим нечистотами.

И ветер завывает так громко, что я и не слышу ничего больше, только как гулко разлетается эхо.

Кеске тормозит и оглядывается через плечо, и я, не снижая скорости, цепляю его за ворот футболки и тяну за собой.

- Не останавливайся, олух! Давай быстрее!

Что-то выкрикивает в ответ, но я не слышу. Слишком смазано.

Еще один поворот, и нас от «Lovers» будет отделять только пара кварталов. Снова лязг! Лязг стальных когтей о кирпичные стены! Останавливаться поздно: услышали!

Раздирающий барабанные перепонки победный вопль совсем близко.

- А вот и ты, киса! - радуется, словно ребенок долговязый в балахоне, и, вынырнув из узкого просвета между домами, оказывается слева от Кеске.

Следом второй - не торопится, как напарник, только лениво поигрывает закинутой на плечо трубой.

Лязг жетонов. Обходят сбоку, преграждая путь.

Сейчас даже кажется, будто похожи. Похожи из-за идентичных, безумных ухмылок на лицах.

Замираю, крадучись отступая на пару шагов назад. Почти бесшумно, почти не ощущая, как ноют мышцы. Адреналин, разливаясь по венам, согревает окоченевшее тело. Все кажется динамичнее, ярче, сильнее… Скрытые резервы.

Выдох.

- Дуй назад, - не оборачиваясь, кидаю другу, а сам, подобравшись, пригибаюсь и бросаюсь вперед, в просвет между блондином и стеной.

Не оглядываясь, вкладываясь так, что тянет жилы. Свист воздуха за спиной! Почти достал, почти мазнул по лопаткам! Почти зацепил загнутыми лезвиями… Почти… Новый росчерк; оборачиваясь, принимаю на лезвие и резко выбрасываю кулак вперед, в солнечное сплетение, когда он, открывшись, замахивается второй рукой.

Отскакиваю назад и, потеряв пару драгоценных секунд на то, чтобы развернуться, бросаюсь вперед.

Не знаю, шестое чувство ли или же годы в «Бл@стер», но пригибаюсь вправо ровно тогда, когда тяжеленная труба должна была прошить мою голову - вместо этого машет по плечу.

Вспышка боли, кажется, придает сил.

Улюлюканье и крики за спиной. Не оборачиваюсь, не вслушиваюсь, надеюсь только на то, что Кеске меня послушал.

Только бы… Сто, двести метров, лязг за спиной и искры - не близко, но и не далеко. Заминка - и мне конец.

Через дорожную разметку на другую сторону улицы, прямо перед некогда белой вывеской и ободранным зеленым крестом.

Забегаю по ступенькам наверх и, лишь саданув дверь бедром, запоздало понимаю, что замкнутое помещение - не выход. Но дверь распахнулась, и ноги уже несут меня по темному, выложенному плиткой коридору. Кажется, клиника. Была до бомбежки.

Плевать! Быстрее найти запасной выход и смыться отсюда. Все лучше, чем посреди пустынной улицы.

Двери, двери… Какая нужна мне?

Сворачиваю за угол и утыкаюсь в лестницу, ведущую на второй этаж, а слева от него - стеклянная незапертая дверь, за которой, в свою очередь, еще одна распахнутая, из металлической сетки.

Раздосадовано разворачиваюсь и собираюсь было вернуться назад, к ряду дверей в начале коридора, как прошибает холодный пот. Прошибает с первым гулким шагом в начале коридора, за поворотом. Стук, стук, стук… Ни с чем не перепутаешь звук, от которого ладони становятся мокрыми, а маленькие молоточки, выхолаживая, долбят виски.

Так часто пячусь, что чувствую себя каракатицей.

За спиной - только лестница, за поворотом - все отчетливее и отчетливее чеканят шаг каблуки.

Взгляд мечется из стороны в сторону; мечется, пока не натыкается на распахнутую стеклянную дверь.

Недолго думая, бросаюсь к ней и сразу дальше, за сетку, захлопываю ее и, не глядя, отбросив нож, почти вслепую борюсь с вставленным в крепление навесным замком.

Одновременно со щелчком настигают шаги, и в спешке прикрытая первая дверь стремительно распахивается, ручкой врезаясь в стену.

Звон стекол.

Отступаю к смутно виднеющемуся в полутьме столу.

Отступаю так, чтобы стоять прямо напротив последней преграды. Чтобы видеть тебя напротив. Видеть, что даже в темноте твои глаза почти мерцают. Кажется, светятся, отливая алым.

- Больше некуда бежать, мразь, - негромко. Равнодушно. Забивает мне уши. Раз за разом, словно включено на повтор, отдается в голове. По кругу.

Молча наблюдаю за тем, как оглядывает сетку, касается ее затянутыми в черный латекс пальцами.

Тянет на себя, но не пытается выбить. Отсрочка? Короткая передышка перед неизбежным. Стоило только остановиться, как все раны заныли разом. Плечо и вовсе онемело. Пробую поднять руку, морщусь.

Ощупываю лопатку пальцами, после - ключицу. Кости целы, пульсирует мукой.

- Ушибся?

Если бы ехидство можно было синтезировать, то ему бы хватило всего одного слова, чтобы оплавить решетку. Держу себя в руках - нет, не так - в тисках воли. Что-то подсказывает мне, что единственный скол - и пропал.

- С чего это ты такой разговорчивый? Поболтать не с кем?

- Даю тебе передышку.

Кривлюсь.

- Милостыня?

Хмыкает.

- Если это можно так назвать.

Не понимаю. Совершенно не понимаю.

- Зачем?

Проводит по решетке пальцами, очерчивает ими ячейки и цепляется, согнув верхние фаланги. Медленно, наблюдая за своими движениями из-под опущенных век. Настолько отрешенно, как будто меня здесь и нет.

Резкое движение головой, вскидывается, впивается в мое лицо взглядом. Щурится. Подергивает нервные окончания настолько, что я почти физически чувствую острие незримой иглы, которая по очереди тыкает во все. С интервалом в десятые секунды.