Ненависть, которая переполняет слишком быстро.

Сочится из-под век и с каждым новым свистящим вздохом вырывается из стиснутых зубов.

Оглядывает всего, оглаживает каждым взмахом ресниц и вдруг задирает футболку вверх, с неожиданной нежностью проходится по покрытому твердой коркой грубому шву и улыбается, отчего-то тут же смягчаясь.

Пальцы все еще удерживают, но уже не удавкой сжимаются, не позволяют только опустить подбородок, и я, сглатывая, не выдержав, закусываю губу.

Тут же щеки дыханием опаляет.

Близко.

Слишком близко.

Сердце делает кульбит и пытается забиться в глотку. Выдает.

Большой палец нажимает на подбородок, поглаживает его, и я послушно размыкаю губы, не в силах разорвать зрительный контакт.

Еще ближе… Холодным латексом перчатки мазнув по коже, забираясь под футболку, останавливаясь на ребрах.

- Где он, Акира? - выдыхает имя прямо в мой приоткрытый рот, и я плавлюсь. Переламываюсь тут же и, когда наконец-то отпускает, перестает оставлять синяки на моем горле, не двигаюсь ни на миллиметр, остаюсь под властью этого голоса.

Зачарованный.

Не моргая… На расстоянии одного вздоха.

Ну же, теперь-то кто будет первым?

Облизываю губы, не сводя взгляда с его, и, криво усмехнувшись, отвечаю, ощущая, как подрагивают мускулы под его пальцами. Неторопливо оглаживают, с ребер перетекают на бок и сжимаются, уцепившись за тазовую кость.

И вторая ладонь тоже… Прямо рядом с моей головой.

В живой клетке заперт.

- ОН для тебя важен? - Неверными, едва гнущимися пальцами цепляюсь за лацканы плаща, сжимаю так, что костяшкам больно, и, привстав на носки, так чтобы лица почти вровень, договариваю: - Расскажи, верну.

Усмешкой в ответ. Не презрительной, нет.

Неужто заинтересован настолько, что позволишь мне это, позволишь утянуть в эту маленькую игру?

- Думаешь, сам не найду? - На выдохе и взгляда не поднимая, только на губы.

И ритм в венах такой же, как во время недавней драки. Шкалит. Барабанной дробью в висках.

С ума схожу.

Только прищуренные в насмешке, алые угольки напротив.

- Приглашения ждешь? - стараюсь говорить в тон, кривясь и копируя интонацию, но жалко, как же жалко выходит.

Тупо, откровенно нелепо и… Наплевать.

Потому что наконец-то перестает оценивающе разглядывать, словно примиряясь, подхожу ли я для чего-то кроме насмешек, словно в его голове только что с щелчком вышел из строя заведенный таймер.

Ладони на моих задних карманах обе. Шарят, ощупывая, тискают мой зад и мимоходом проходятся по пустым передним, большими пальцами оглаживая шлевки.

Стискивают, тащат на себя, подкидываюсь, и спустя секунду мои ноги больше не касаются крыши.

Вплотную, горячий. Бедрами сжимая бока, ладонями - плечи.

С ужасом понимаю, что больше не разожму.

В его глазах отражается тоже.

Молчим, и страшно до одури, страшно, как если бы над пропастью последний шаг. Как если бы уже на одной ноге балансируя. Как если бы… Вздрагивает, отворачивается к люку и, сморщившись, ставит меня назад.

Все еще придерживает, сжимая бока, я, кажется, его тоже, пусть и без надобности, но пальцы нервно теребят отстрочку ворота на плаще.

И я вдруг думаю, что, пожалуй, стоит рассказать ему все. Рассказать про ЭНЕД, Эмму и ее дружка, рассказать про то, что нахер мне не уперся титул Иль Ре. Рассказать про…

Отступает и одним слитным движением наклоняется, чтобы поднять меч, и оборачивается к брошенным ножнам.

Ни слова не говорит, направляясь к краю крыши, аккурат туда, где я сам не столь давно балансировал.

- И что, все? - кричу в спину, и он, уже глянув вниз, оборачивается и, усмехнувшись, роняет небрежное «Еще навещу тебя, не переживай».

Шаг и… Исчез.

Вздрогнув и проморгавшись, бросаюсь следом и, высунувшись вниз, замечаю почти развалившийся балкон двумя этажами ниже. Ни души, только ветер туда-сюда шпыняет словно тряпичную, повисшую на верхней петле дверцу.

Качаю головой, прикидывая, когда настанет это его «позже», и, дернувшись всем телом, оборачиваюсь к лязгнувшему люку, инстинктивно вцепившись в пустые ножны.

Проклятье!

Бросаюсь к поблескивающей полоске металла и успеваю схватить прежде, чем крышка откинется, а в квадратном проеме покажется светлая макушка.

- А, вот ты где! - выдыхает Рин и ловко взбирается наверх.

Так вот почему великий Иль Ре предпочел скрыться? Неужто услышал?

Киваю, отчаянно стараясь привести в порядок и хоть как-то структурировать весь тот адовый ад, что сейчас разрывает мне череп.

Неужто я так попал? Попал даже круче, чем думал, когда в ужасе хлопнулся на задницу, окруженный изувеченными сталью трупами.

Оборачиваюсь к люку как раз в тот момент, когда следом за мелким на крышу взбирается Кеске. Прежний, неуверенный в себе, с мягкой улыбкой и взъерошенными волосами.

- И где он? - Мальчишка вцепляется в меня, как клещ, и в его голубых глазах мелькает нечто, отдаленно напоминающее маньяческий блеск.

Смутно знакомый мне уже.

Разумеется, ему интересно, куда делся ночной ужас Тошимы, вынырнувший из ниоткуда и обративший меня в позорное бегство.

Правда, петлять между опустевшими, пострадавшими от времени и мародеров высотками я решил совсем не для того, чтобы скинуть его с хвоста.

Вовсе не его скинуть.

- Понятия не имею. Должно быть, потерял меня, не добрался до крыши.

- Только идиот станет прятаться на крыше, - тут же фыркает Рин и, уцепившись за мою руку двумя своими, щурится вдруг, улыбка медленно тает, растворяется, покидая его лицо, а взгляд становится колким.

Осматривает меня, словно может просветить насквозь, и мне отчего-то хочется вжать шею в плечи. Шею, которая все еще пылает, горячая там, где ее касались язык и отнюдь не нежные губы.

И мне остается только надеяться, что он не оставил следов, багровых пылающих меток.

Неосознанно касаюсь отстрочки куртки и, отдернув ее, провожу пальцами по груди и ребрам, якобы осматривая на предмет повреждений, а на деле же мельком, едва зацепив край внутреннего кармана, прощупываю его и, ощутив твердые грани металла, успокаиваюсь.