Еще больше возмутила его последовавшая за сопрано сводка из центрального бюро потребления.

— Радиоразбойники!.. — рассердился было незнакомец, но вдруг услышал разговор, который сразу же его успокоил.

— …Понимаете, профессор, — продолжал женский голос, — Журавлев ушел еще позавчера со своими записями и аппаратами, и немедленно после этого в его квартиру зашли трое прилично одетых граждан и сказали, что они хотят оставить записку. От них пахло хорошим одеколоном, профессор, и старший из них все время курил сигару и волновался, — это было видно по тому, как он крутил на пальце кольцо с рубином.

Журавлев три дня не являлся домой, и я решилась зайти в его комнату, чтобы прочитать записку, оставленную посетителями. Но записки в комнате не оказалось. Исчезли и некоторые другие вещи, которые были в комнате перед тем, как туда заходили неизвестные. Пропал большой бурый камень, лежавший у Журавлева на столе вместо пресс-папье, затем папка со старыми чертежами и фотографическая карточка…

«Подлецы!» — гневно подумал незнакомец и поправил наушники: слова долетали до него как-то приглушенно. Но и после этого голоса не стали слышнее.

Теперь заговорил профессор. Голос его был скрипуч и сладок.

— Дорогая моя, — сказал он, — не предупреждал ли вас квартирант, что собирается уехать, не назвал ли вам адрес кого-нибудь из своих приятелей, с кем иногда работал?

— Конечно, как же, — ответила женщина («Ослица!» — пробормотал незнакомец). — Дмитрий Феоктистович время от времени звонил нам и говорил, что работает у…

Здесь в разговор вмешался новый, задорный и задиристый голос подростка.

— Подожди, мама. Во-первых, товарищ профессор обещал мне сказать, почему он так интересуется исчезновением Дмитрия Феоктистовича. Что такого сделал наш Дмитрий Феоктистович?

— С удовольствием, молодой товарищ, — отозвался профессор, — но мой пропавший ассистент известен мне, в основном, как ученый-исследователь, и поэтому я должен буду становиться на нашей общей сфере. Мы, молодой товарищ, изучаем атом и его строение. Вы знаете, что такое атом?

— Наименьшая частица вещества, — не вполне уверенно ответил молодой голос.

— Верно, хотя и наполовину, — сказал профессор. — Атом — это наименьшая частица не всякого вещества, а так называемых простых тел. Возьмем, к примеру, воду. Наименьшая ее частица такая маленькая, что в капле могут поместиться миллиарды миллиардов подобных частиц (около 2.000.000.000.000.000.000) — это молекула. Молекула, в свою очередь, особым образом — химически — составлена из частиц иных веществ, совершенно не похожих на воду — газов водорода и кислорода. А вот мельчайшую частицу водорода и кислорода уже никак нельзя разложить на частицы каких-либо иных веществ: она химически не дробится, мой юный друг. Это и есть атом. Таких химически неделимых веществ во всем мире около девяноста. Из них в разнообразнейших соединениях и состоят все вещи и на Земле, и на Луне, и на Солнце — везде и всюду.

— Как же это?

— А так, как из 29 букв нашего украинского алфавита мы можем составить миллионы разных слов. Но, дорогой мой, — вдохновенно скрипел профессор, — оказалось, что и атом можно раздробить. Оказалось, что атом — это не простые кирпичики, из которых построены все формы материи. Напротив, именно в этих кирпичиках и происходят самые мощные процессы. Их жизнь, можно сказать, деятельнее, чем жизнь органического мира, который мы видим, чем жизнь нас с вами, вашей мамы или, например, моего пропавшего ассистента — надеюсь, он жив.

— Надеюсь и я, — пробормотал незнакомец, внимательно слушая.

— Эту жизнь ученые впервые заметили лет сорок назад. Так, в те годы, когда я был, — голос профессора зазвучал мечтательно, — молодым гимназистом, наука открыла замечательный металл радий. Радий — по-латыни означает — луч. Выяснилось, что этот металл, а добыто его было очень мало, постоянно испускает лучи. Лучи были нескольких видов. И самое замечательное в том, что, как оказалось, они состоят из мельчайших частиц атома…

— Значит?..

— Совершенно верно, — неизвестно на что ответил профессор, — значит, атомы сами из чего-то состоят.

— Из чего?

— Из электрических сил, из электрической заряженной материи. Да, да — не делайте такое удивленное лицо, мой друг. Вы наверняка знаете, что существуют, так сказать, два типа электричества…

— Положительное и отрицательное…

— Говоря грубо, да. При этом положительное тяготеет к отрицательному и наоборот. А одинаковые электричества отталкиваются друг от друга. Вот и выяснилось, что атомы состоят из положительных и отрицательных электрических зарядов. Внутри атома — в таинственных глубинах вещества — есть так называемое ядро, состоящее из положительных электрических зарядов. И здесь, запомните это, молодой человек, это — основа современной науки о веществе — от числа зарядов в ядре зависит, какое простое тело мы имеем. В ядре атома водорода, легчайшего из всех газов, каким в старину надували воздушные шары, всего один заряд. В ядре атома второго легкого газа, которым теперь наполняют аэростаты, потому что этот газ не возгорается, — в ядре гелия — два заряда. В ядре… — и тут профессор, неожиданно изменив голос, спросил: — Это что у вас?

— Пуговица, — с явным недоумением ответил юноша.

— Какая?

— Медная, — так же удивленно произнес он.

— Так вот, — подхватил профессор, — медь также простое тело, и в ядре атома меди имеется уже двадцать девять электрических зарядов. Но, молодой человек, атом состоит не только из ядра. Вокруг положительно заряженного ядра вращаются отрицательные заряды электричества, так называемые электроны. Они крутятся очень быстро и потому, вовлеченные в это вращение, не притягиваются к ядру. Не напоминает ли вам что-нибудь это ядро с электронами, мчащимися вокруг него?

— Зе-землю…

— Скорее Солнце, молодой товарищ. Солнце, наименьшую солнечную систему. И нам удалось не только представить себе эти новые солнечные системы — атомы, но и измерить, исчислить их. Известны вес, размеры и заряды электронов и ядра, начерчена орбита движения электронов. Но все же науке, с присущей ей откровенностью и скромностью, — тут голос профессора зазвучал трогательно и грустно, — приходится признать, что она не сумела извлечь почти никакой практической выгоды из своих знаний о строении атома. Я и мои помощники, среди них и ваш квартирант, решили продолжать работы некоторых ученых прошлого в этом практическом направлении. Журавлев под моим руководством кое-чего добился, и мне было бы досадно видеть эту работу незавершенной…

— Ну спасибо, признал, — сказал о себе незнакомец и еще веселее, чем прежде, запел: — Тара-тара-тири…

— Да, мне досадно было бы видеть ее незавершенной, — повторил голос профессора. — Дело в том, что Журавлев воспользовался одним моим опытом, который заключался в том, что…

«Пошел врать», — подумал незнакомец и с внезапно усталым видом снял наушники. Однако голоса не исчезли, а зазвучали еще громче.

— Что за р-радио, р-рак ему так! — удивленно сказал незнакомец и вышел из-за мачты.

Прямо перед ним, вырисовываясь четкими силуэтами на прозрачном небе, стояли три фигуры — хозяйка, ее сын и профессор. Стояли и смотрели на него широко раскрытыми от удивления глазами.

Молчание было прервано сразу с трех сторон.

— Дорогой ученик!..

— Дмитрий Феоктистович!..

— Вот так ловко!.. — воскликнули одновременно, но с разной степенью воодушевления, профессор, соседка и Борис.

— Эх я, куриная родня! — громко вздохнул на это Дмитрий Феоктистович, но, приподняв с изысканной вежливостью шляпу, уселся на тюк сена и устало сказал: — Ну, здравствуйте, чем могу служить?

— Ах, дорогой Дмитрий Феоктистович, — радостно приближаясь и хватая Журавлева за руку, заговорила соседка — маленькая круглая женщина, — как вы сюда попали? Если бы вы знали, как взволновало нас, особенно профессора, ваше исчезновение…