Но Людмила, с интересом слушавшая рассказ, перебила увлекшуюся молодую женщину.

— Так и должно было быть, — спокойно сказала она, и Сусанна удивленно посмотрела на стоявшую перед ней девочку. — Эти господа иначе не могли поступить. Но зато вы поступили по-дурацки.

Сусанна обиженно вздернула свою пышную головку, но Людмила казалась уверенной в своей правоте и говорила с большой убежденностью. Сусанна была сбита с толку и совершенно потеряла почву под ногами.

— Мы еще поговорим об этом, — продолжала Людмила уже ласковее. — А теперь надо узнать, где мы и что вокруг нас творится. Станьте к этой стене под окном. Я заберусь вам на плечи.

Эта растрепанная девочка держалась так, будто не Сусанна Мира была почти вдвое старше нее, а наоборот. И, что самое удивительное, Сусанна не чувствовала себя вправе протестовать против этой перемены ролей. Она ослабела и затихла, мгновенно доверившись своей товарке.

— Вот сюда, сюда, — показала Людмила и, сбросив туфли, через секунду уже удобно стояла на узких плечах Сусанны. Перед ней белел матовый четырехугольник окна, но, протянув руку к раме, Людмила сразу же отдернула ее. Она вовремя заметила, что рама представляла собой голый, красиво ограненный провод с небольшим, но выразительным рисунком: череп, скрещенные кости и символ электричества — молния.

Ученица Журавлева достаточно хорошо знала, что, прикоснувшись к такому проводу, можно было свести на нет весь образцовый распорядок дня. Она соскочила вниз.

— Ну, что там? — спросила, выпрямляясь, Сусанна.

— Окно открыть нельзя, — сказала Людмила. — Станьте там снова, я сейчас разобью его.

— Что вы, что вы, моя дорогая, — испуганно заговорила Сусанна, бросившись к Людмиле. — Вас просто переведут в другую камеру. Зачем же тогда разбивать стекло?

Людмила поняла, что Сусанна была права. Но как же увидеть землю, замечательную, живую, черную землю, по которой можно убежать, как узнать, где она?..

Может, пробить в стекле маленькую дырочку? Она умела это делать. Но к стеклу никак нельзя прикоснуться. И тогда, осмотревшись, Людмила вдруг очень ласково, но вместе с тем твердо, прося и одновременно приказывая, сказала Сусанне:

— Послушайте, дайте мне, пожалуйста, вашу черную юбку.

Сусанна подняла брови.

— Прошу вас, — продолжала уговаривать Людмила. — Я покажу вам примечательный фокус.

Сусанна пожала плечами и начала расстегиваться. Но потом, вспомнив что-то, поспешно раскрыла свой чемоданчик и вытащила оттуда такую же черную юбку.

— Есть!.. — восторженно воскликнула Людмила. — Станьте сюда, нет, выше, вот так, — и не успела Сусанна опомниться, как Людмила, запрыгнув ей на плечи, приставила к стеклу юбку и затем сильным и быстрым ударом карандаша пробила ровную, маленькую круглую дырочку.

— А теперь, — и Людмила с надеждой посмотрела в большие черные глаза Сусанны, — скажите мне, может, вы дальнозорки? Такой блуждающий, быстрый, немного покровительственный взгляд обычно бывает у дальнозорких. Не краснейте. Мне нужно ваше пенсне.

Глаза Сусанны одновременно выразили и удивление, и восхищение, и робость. Не говоря ни слова, она достала из чемоданчика пенсне.

Через несколько минут в камере стало темно. Людмила завесила черной юбкой окно, прорезала в ткани дырочку против отверстия в стекле, и на одеяле, висевшем прямо напротив окна, вдруг появились смутные цветные пятна. Людмила соединила стекла пенсне и поместила их около дырочки в юбке. Цветные пятна на одеяле сдвинулись, приобрели резкость, стали выразительными и яркими. Сусанна вскрикнула.

— Послушайте, да ведь это небо. А тут — бульвар Георга Пятого. Мальчишки — ой! Почему они не падают? Как вы это сделали? Почему они вверх ногами?

— Очень просто, — ответила Людмила, покраснев от удовольствия. — Мы превратили нашу тюрьму в камеру фотографического аппарата.

— Дорогая моя, — в восторге подбежала к ней Сусанна. — Вы — чудо! Я еще не встречала такой девушки. Но откуда вы все это знаете? Я рядом с вами дура, старая, темная дура.

— Здесь и знать ничего, — сказала Людмила, вглядываясь в одеяло, — от любой точки там, на улице, падает в окно луч света. В нашу камеру пытаются проникнуть все, абсолютно все лучи. Но отверстие в окне махонькое. Световые лучи сжимаются, чтобы в нее проникнуть, как пролезает ниточка в крошечную дырочку иглы. Но, попадая к нам в камеру, пучок лучей снова оказывается в свободном пространстве и расширяется на все, что попадется под руку. Вот, посмотрите.

По голубой майке Людмилы (она стояла у одеяла) промчалось ярко-красное пятно автомобиля, перевернутого вниз головой.

— Но почему все, — робко спросила Сусанна, — вверх ногами?

— Иначе и быть не может. Глядите, на самом верху одеяла виден мячик. Дети забыли его на земле. Лучи, которые отражает этот мячик, несутся к нам в окно снизу вверх; продолжая свое стремительное путешествие у нас в камере, они оказывается здесь, на верхнем краю одеяла. Напротив, эта пальма смотрит в наше окно почти что сверху. Лучи от нее направлены вниз и попадают сюда, на нижнюю половине. Мир перевернут вверх ногами. Но это, — Людмила весело посмотрела на Сусанну, — это не помешает нам рассматривать его.

В это время в коридоре кто-то громко и сердито закашлялся. Людмила быстро сорвала юбку, и в камере стало светло. Им несли обед.

Целый час заключенные нетерпеливо прислушиваясь, все ли затихло, а затем продолжили свои опыты. Опять на одеяле появились сперва туманные цветные пятна, потом, когда стекла пенсне сфокусировали лучи, пятна превратились в деревья, дома, землю.

Но что за чертовщина! Людмила стояла перед одеялом, широко раскрыв глаза, и ее лицо выражало смешанное чувство гнева и удивления.

Что за чертовщина?

Действительно, вместо бульвара и играющих детей, вместо веселых светло-серых домов виднелось огромное, на три четверти одеяла, голубое пятно океана, пустынный пологий берег, несколько темных башен и ярко-зеленые точки редко и беспорядочно разбросанных огромных кустов древовидных папоротников.

— Мы, — сказала Людмила, и голос ее дрогнул, — мы в передвижной тюрьме.

Сусанна испуганно посмотрела на Людмилу. Та напряженно устремила взгляд на одеяло. Но ничто на одеяле не выдавало движения — лишь изредка по берегу проходил одетый в лохмотья старик или пробегал голый ребенок, занятый поиском ракушек.

Людмила молча глядела на новую картину и ломала себе голову. Сусанна смотрела на нее. Затем ей стало скучно, и она начала рыться в своем чемоданчике. Прошло еще полчаса, но Людмила по-прежнему не произнесла ни слова, изучая неподвижный пейзаж незнакомого ей скалистого новозеландского побережья. Вдруг Сусанна вскочила.

— Я что-то слышу, — шепнула она Людмиле. — Верните свет.

И в самом деле, в замке глухо залязгал ключ. Людмила едва успела сорвать с окна юбку, как дверь распахнулась и в камеру вошел надзиратель, а за ним еще три человека. Первым шел Самилла. Вторым — и Людмила, дернувшись, чуть не вскрикнула — профессор, учитель Журавлева. Третьим скромно, но уверенно вошел маленький человечек с рыхлым розовым лицом, резкие морщины которого говорили о равнодушии и сосредоточенности.

— Сусанна!

Это воскликнул Самилла, забыв свои официальные обязанности провожатого, и остановился на месте с удивленным видом быка, оглушенного ударом дубины.

Все посмотрели на Сусанну. Но молодая женщина отступила на шаг и, комически поклонившись, вызывающе подняла брови.

— Простите, — сказал смущенно, но резко Самилла, обращаясь к своим молчаливым спутникам. — Это мое частное дело, и я займусь им позже. Вы хотели видеть арестованную, профессор?

— Да, — льстивым голосом сказал профессор и посмотрел на Людмилу. — Мы с вами, кажется, встречались…

Людмила медленно села на кровать, не спуская с профессора разгневанного взгляда.

— …Мы встречались у моего ученика Журавлева, — продолжал профессор. — Вот вам записка от него. Он болен и остался в Риме.