— Не вам мне рассказывать о возможностях хирургии, — отозвался президент, на удивление внимательно слушая всех нас. Хотя в такой тишине любые слова поражали своей громогласностью.

— Ребенок просто не выйдет из тела мужчины! — настаивал на своем невысокий парень.

— Кесарево сечение на ранней стадии и дальнейшее нахождение зародыша в камере для детей, до полного роста, как при обычных девяти месяцах.

— Но… Тогда, если, как я понимаю, вы вживляете матку в тело мужчины, почему бы не сделать этот процесс полностью автономным и не зависящим от нас?

— Слишком велик шанс гибели на первых этапах. Да и это куда сложнее…

— Вы шутите… — уже тише пробормотал парень, чуть отходя назад и почти врезаясь в меня спиной. — Это не может быть правдой… Зачем сообщать такие шокирующие вещи сейчас, а не при приземлении на Марс, когда уже не будет пути обратно?

— Его нет уже сейчас, — отозвался мужчина с экрана. — Те, кто и дальше будет поддерживать порядок в обществе, в данную минуту уже отключат всевозможную связь с Землей, и в ближайшие часы вы пройдете сквозь процедуры по лечению от вируса «ХХ-ноурей». Ничего сверхъестественного пока не произойдет. Самое важное решение в выборе позиции в новом мире на Марсе от вас потребуется по прибытии на точку через полтора года. Вам придется разделиться на группу «Альфа» и «Бета», где последние будут играть роль…

— Женщин?! Да вы издеваетесь над нами! Мы на такое не подписывались! — рявкнул кто-то в толпе.

Резко массы людей задвигались в сторону выхода и капсул, что остались позади — это сквозь мужчин двигался тот самый настроенный решительно парень. Некоторые последовали за ним, а я лишь нахмурился, пытаясь разглядеть, что же происходит.

Максим обхватил меня за талию и приподнял над другими так, чтобы я смог видеть полную картину.

Как только высокий парень с перекинутой через плечо сумкой ступил на трап, с которого можно было двинуться прямиком к «двусоткам», он прикоснулся рукой к собственному лбу… Обернулся, в ужасе смотря на то, как алым пятном расплывается кровь на его ладони, и упал замертво.

— Что… Что происходит? — услышав выстрел, пробормотал Максим, прежде чем толпа взревела, передавая из уст в уста информацию о смерти парня.

Те, что шли за ним, остановились в полушаге от собственной смерти и нервно прижались к бурлящим десяти тысячам ученых и просто здоровых мужчин.

Я посмотрел наверх, на постамент, где стояло несколько вооруженных парней. Один из них перезарядил ружье, будто бы в этом была какая-то необходимость, ведь это было настоящее новое слово в технике, где патронов было на толпу людей в человек триста, и, увидев мою заинтересованность в себе, подмигнул мне.

— Вы с ума сошли убивать? — кричали одни, бурля, как лава в готовом взорваться вулкане.

— Я не желаю играть в эту дурость… — бормотали иные.

Но никто не смел поступить так же, как и погибший только что перед нашими глазами парень, чей труп уже подняли с пола. Осознание полной серьезности ситуации навалилось на мысли многих невыносимой ношей.

— Советую сейчас не принимать скоропостижных решений, — произнес президент, дождавшись, когда вновь воцарится тишина. — Все вы — молодые мужчины и юноши, что несут ответственность за все будущее человечество. Вы либо умны, либо физически сильны, но всех вас объединяет не только то, что вы попали на корабль «Марс 2.0», но и то, что вы все практически полностью здоровы и теперь знаете о том, какая судьба ждет Землю в ближайшее время.

Экраны неожиданно пошли рябью, и через пару мгновений каждый погас.

— Черт возьми, — услышал я позади и тут же дернул Макса за плечо, прося повернуть меня в сторону действия, — всех не убьете! Мы лучше сгнием на Земле, чем будем вашими личными игрушками.

Стройный парень с длинными смоляными волосами, собранными в тугой хвост сплюнул на пол и взглянул наверх, явно побуждая остальных воспротивиться тому течению жизни, что увлекла нас.

— Может, мы и не убьем всех… Но они, — тот самый парень с оружием предстал «во всей красе» на четырех экранах, и указал на небольшого крутящегося в воздухе робота, — смогут.

Никогда не думал, что буду бояться того, к чему привык с самого рождения. Ведь эти жужжащие механизмы, что сновали туда-сюда всю сознательную жизнь, были призваны защищать нас. Но сейчас, когда сотни «ай протекшн» взлетели вверх… я и тысячи других людей, как и я, поняли, что нам не избежать принятия этого решения в конце путешествия до Марса.

Я гневно посмотрел на того самого военного, пытаясь всем своим видом показать, как отношусь к его действиям. А он лишь усмехнулся шире.

Часть 3

Огромное окно во всю стену, открывающее взгляду стороннего зрителя в лице любого из участников проекта по покорению Марса и превращению его в «Землю 2.0» красоты вселенной с ее перекликающимися искрами сгорающих планет и непролазной темнотой, скорее было невыносимым напоминанием, что родные земли давно позади, чем прекрасной живописной картиной за стеклом. Возможно, именно по этой причине мало кто любит это место в хвосте корабля и по той же самой причине я в который раз пришел сюда, чтобы в тишине и покое изучить новый найденный мной материал. Меня по-своему прельщает неизменная нагота действительности, что предстает пред взором, стоит лишь встать напротив черной бездны, медленно отдаляющейся из-за движения корабля... или же вбирающей в себя мелкую посудину в масштабах вселенной.

Наверное, в глазах обычного парня картина, что одновременно меняется и нет, пугающе прекрасна, и последнее меркнет, когда вокруг лишь одинаковая тьма с россыпью ярких кристаллов-планет.

Зато этот огромный зал с множеством круглых столов, готовых принять своих хозяев на время мирных переговоров и светских бесед, остался не у дел. За какой-то месяц сюда прекратила ходить большая часть живущих на космическом корабле людей, если и вовсе не обходить этот блок стороной, потому как одинокая и бездонная красота вселенной потеряла для них былое величие и девственность.

Я наткнулся на это место случайно два дня назад, бездумно прохаживая вдоль главной линии движения корабля, то и дело примечая интересные особенности его внутреннего строения, когда забрел в этот отсек, и был приятно удивлен, встретив полную тишину и безмолвие, которой не хватало в большинстве залов.