Действительно, Фирдоуси ведет повествование в рамках царствований, правления сменяющихся владык Ирана, четко выделяя юридические моменты вступления на престол нового владыки, его смерть и др. Однако деление на царствования (всего от Кеюмарса до Йездегерда пятьдесят царствований, преемственно сменявших друг друга владык) не композиционное, а лишь формальное деление поэмы.
На протяжении всей поэмы мы встречаем композиционно законченные дастаны (былины, повести, сказы) большей частью эпико-героического, иногда романтического содержания. Таковы, например, широко известные сказы о Ростеме и Сохрабе, о Ростеме и Исфендиаре, Бижене и Мениже, о Хосрове Первизе и Ширин и др. Многие из них в свою очередь входят в большие циклы сказаний, связанных с образами центральных героев — Ростема, Исфендиара, Бехрама-Гура. Иные дастаны лишь примыкают к таким циклам, подобно тому, как, например, русская былина об Илье Муромце и Соловье-разбойнике примыкает к циклу сказаний об Илье Муромце и киевских богатырях, а сказание о Невидимом граде Китеже — к общему циклу сказаний о татарской неволе и т. п.
Нельзя сказать, однако, что «Шахнаме» структурно состоит из связанных между собой дастанов. Некоторые, особенно ранние царствования, также представляются законченным сводом преданий о каком-нибудь мифическом владыке, и в конце поэмы некоторые царствования — по существу, не более как один эпизод (например, 27 бейтов, посвященных месячному правлению предпоследнего владыки Ирана — Феррох-зада).
Можно сказать, что сказы-дастаны, и большие повести, и маленькие — типа вставной новеллы, примыкающей к большому дастану (например, сказание о Шируйе и Ширин — жене Хосрова, сказание о Барбеде — певце-музыканте Хосрова и др.), вплетены в основную ткань повествования, но не являются композиционной основой поэмы.
Само повествование, развертывающееся перед нами как бесконечная лента, в многочисленных, связанных между собой эпизодах, порой объединенных в пределах одного «большого» или «маленького» дастана и является основой «Шахнаме», а отдельные эпизоды — составными элементами этой ткани-основы.
В тексте рукописей и печатных изданий «Шахнаме» имеются многочисленные заголовки и подзаголовки разделов, глав, фрагментов. Отмечаются все пятьдесят царствований с указанием срока правления каждого владыки Ирана; отмечаются сказы-дастаны; внутри этих сказов имеются еще и условные подзаголовки («Письмо Заля Саму», «Взятие Кареном крепости Эланан-деж», «Третий бой Ростема с Сохрабом» и т. п.).
Если, анализируя содержание «Шахнаме», мы поставим вопрос о внутреннем делении поэмы на части, основанием такого возможного деления окажется соотношение моментов исторических с неисторическими. В конечном счете — это соотношение книги с источниками или, точнее сказать, с предисточниками Фирдоуси.
«Шахнаме», казалось бы, с легкостью могла быть разбита на две основные части: историческую и легендарную, доисторическую. В действительности провести подобное деление не так легко. Легенды переплетаются в поэме с исторической действительностью так, что подчас невозможно установить необходимую грань, отделяющую их друг от друга.
Отнюдь не следует думать, что это объясняется поэтической вольностью Фирдоуси или самим жанром поэмы. «Шахнаме», будучи поэтическим произведением, как было сказано, в своей основе есть версификация исторического свода, поэтическая история Ирана. В поэме находят отражение исторические представления современников Фирдоуси. Так же, в основном, представляли историю Ирана и последующие поколения, вплоть до рубежа феодальной эпохи, т. е. почти до середины XIX в.
Как историческую твердо можно выделить только часть поэмы, касающуюся династии сасанидов. Только здесь налицо историческая последовательность развития событий, соответствие имен и основных фактов. Сасаниды (исторически — 226—651 гг. н. э.) — последняя из четырех династий владык Ирана, о которых идет речь в «Шахнаме». Гибелью последнего представителя этой династии, Йездегерда III заканчивается поэма.
Исторически сасанидам в Иране предшествовала династия парфянских аршакидов, у Фирдоуси и в литературе восточного Средневековья вообще — ашканидов (ашканиан). Но истории мировой парфянской империи аршакидов, грозных соперников «Вечного Рима», огромному периоду с 240 г. до н. э. до 226 г. н. э. Фирдоуси посвящает буквально несколько строк (22 бейта). В них указывается, что и владык Ирана в этот период не было: в Иране были только местные цари племен, противопоставляемые шахам, а тем более шаханшахам («царям царей» Ирана). Соответственно и продолжительность этого периода определяется в 200 лет (включая селевкидов, т. е. исторический период от смерти Александра в 323 г. до н. э. до сасанидов — 226 г. н. э. Этот так называемый «аршакидский пробел» в «Шахнаме» — отнюдь не «вина» автора и даже не «вина» его основного источника. Парфяне (равно как и ахемениды) исчезли из народной памяти, правда, оставив незабываемый след в слове «пехлеван» — богатырь, встречающемся на каждой странице «Шахнаме»[433].
Объективно и поныне парфянский период — один из самых темных в истории Ирана и Средней Азии. До нас не дошли письменные памятники и, прежде всего, государственные архивы парфян — аршакидов[434]. По-видимому, новая династия сасанидов в своей более централизованной («упорядоченной», по выражению Ф. Энгельса[435]) империи сознательно стремилась уничтожить всякое воспоминание о свергнутых ими аршакидах, связав себя династически и традиционно с далекими легендарными кеянидами. Греческие же и сирийские источники мало говорят о парфянах, жителях далекого восточного Ирана. Равным образом и ахемениды, западноиранская персидская династия, возглавившая знаменитую мировую империю Древнего Востока, по существу забыта. Даже колоссальные памятники — развалины Персеполя, столь зримо нам напоминающие об ахеменидах, в Средние века именовались «Троном-Джемшида-Сулеймана» (Тахт-е Джамшид), т. е. возводились к временам мифическим. От времени ахеменидов сохранились монументальные клинописные памятники, расшифровка которых в XIX в. в сопоставлении с относительно обильными сведениями греческих авторов позволила с достаточной точностью и полнотой осветить этот период, тогда как о парфянах почти до нашего времени можно была сказать очень мало конкретного и достоверного. Лишь новейшие советские археологические работы (раскопки в Нисе) несколько-рассеивают этот парфянский мрак.
Предшествовавшему мимолетному, но блестящему историческому периоду — македонскому завоеванию Ирана и империи Александра — Фирдоуси посвящает около 2000 бейтов (точно: 1949 основных бейтов в издании Вуллерса — Нафиси). Это больше среднего объема дастана (1000—1500 бейтов) и уступает (не считая огромных, но с включением ряда вставных дастанов, царствований Кей-Кавуса и Кей-Хосрова) только разделам о Хосрове-Ануширване (4526 бейтов), Гоштаспе (4414 бейтов), Хосрове-Первизе (4125 бейтов), Бехраме-Гуре (2600 бейтов), Сиявуше (2764 бейта) и сказу о двенадцати (2529 бейтов). Казалось бы, исторический образ Александра должен найти отображение и в версифицированной истории Ирана. На самом деле — это один из наименее историчных, насыщенный легендами и фантазией раздел «Шахнаме». Александр представлен не завоевателем, а законным владыкой Ирана — последним кеянидом. В средневековой мусульманской историографии вообще даны не действительные черты и факты, а эллинистический «роман об Александре» (основная обработка так называемого «Псевдокалисфена») с вариантами местных, специфически иранских и мусульманских легенд. И здесь налицо непримиримое противоречие между персидско-зороастрийской и мусульманской тенденциями в освещении образа мирового завоевателя, противоречие, отраженное в «Шахнаме».
Таким образом, в разделе об Александре-Искендере мы видим только известную всем общую схему событий и несколько исторически звучащих имен: Дара (Дарий), Фейлекус (Филипп), Русталис (Аристотель), Фур (Пор — индийский царь).
