Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Шахнаме. Том 1 - img2EC2.jpg

Полет Кей-Кавуса на орлах.

С рукописи Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина.

Он только раскаянья муки обрел.
Жил в чаще, от милой страны вдалеке,
К Cоздателю мира взывая в тоске.
[РОСТЕМ ВОЗВРАЩАЕТ КАВУСА]
За грех он прощенья просил у Творца,
А войско искало меж тем беглеца.
Узнав, наконец, где укрыт Кей-Кавус,
С Ростемом помчались Гив храбрый и Тус.
Ростему сказал престарелый Гудерз:
13930 «С тех пор как пытливые очи отверз,
Немало я видел престолов, венцов,
Царей и счастливых судьбою бойцов, —
Средь знатных и малых не знал я, клянусь,
Строптивца такого, как царь наш Кавус.
Затмился в нем веры и разума свет;
Одни заблуждения, доблести нет.
Знать, мозга его голова лишена,
Не зреет в ней здравая мысль ни одна.
Никто из великих мужей в старину
13940 Не рвался небесную видеть страну.
А он дуновеньем одним ветерка
Подхвачен и вдруг унесен в облака».
Воители те разыскали царя
И речь повели, за безумства коря.
«Тебе бы, — промолвил Гудерз, — подошел
Приют одержимых, не царский престол.
Нам замыслов не открываешь, и что ж?
Страну ненавистным врагам отдаешь!
Три раза в беду попадал ты, но впрок
13950 Тебе не пошел беспощадный урок.
Ты к Мазендерану знамёна понес,
Припомни, что там испытать привелось.
И после ты в гости к врагу поскакал;
Был гордым кумиром — брамином ты стал[397].
Мечу твоему не подвластен лишь Бог,
Его одного покорить ты не смог.
Всю землю войной обошла твоя рать —
Теперь до небес ты задумал достать!
Владыкою став над одною страной,
13960 Тотчас же кидаешься в битву с другой.
Смотри, сколько бед на себя ты навлек!
От смерти досель избавлял тебя рок.
Умрешь ты, и станет молва говорить:
Жил царь, что хотел небеса покорить,
Близехонько встретиться с солнцем, луной,
Все звезды небес сосчитать до одной...
Учись у исполненных верой вождей,
Разумных, желавших добра для людей.
Создателю мира служи одному
13970 И помыслом каждым будь верен Ему».
Внимая внушенью, с печалью в очах
Стоял пред мужами пристыженный шах.
«В речах ваших мудрость, — был шаха ответ, —
Ущерба от них справедливости нет.
Тобой изреченное — правда одна;
Укора моя заслужила вина»[398].
Из глаз его жгучие слезы текли.
Взывая к владыке небес и земли,
Собрался в дорогу и сел в паланкин
13980 Раскаянья полный Кавус-властелин.
Вернулся, воссел на престол золотой,
Стыдясь, что пленился пустою мечтой.
Решил сорок дней пред Йезданом стоять,
То падая ниц, то вставая опять.
Дворец ни на миг он покинуть не мог —
Так стыд нестерпимый лицо ему жег;
Кровавые слезы струились из глаз.
Владыке миров непрестанно молясь,
Скрываясь от взоров, он замкнуто жил
13990 И празднествам пышным конец положил:
Всегда одинок, покаянно-суров,
Он жаловал бедным немало даров.
В печали склонясь пред всевышним Творцом,
Смиренно к земле припадая лицом,
Он каялся горько, не ведал утех,
И правый Йездан отпустил ему грех.
Дружина, что в прежние дни разбрелась,
К порогу властителя вновь собралась.
В венце он воссел на престол золотой,
14000 Казну отворив пред дружиною той.
И понял он, к жизни опять возвращен,
Что рвенье плоды принесло: он прощен.
В стране возрожденной порядок и лад,
И благословляют царя стар и млад,
И светлой его благодати лучи
Всю землю одели в сиянье парчи.
И каждый из гордых властителей стран,
Из тех, что державной короной венчан,
Ему покорился; все к шаху идут,
14010 Забыв о раздорах, отрекшись от смут.
И время настало счастливое вновь;
Владыки венец озарила любовь.
Все знатные слугами стали ему
И клятву покорности дали ему.
С рогатою палицей, в славном венце,
Воссел повелитель в державном дворце...
Поведал я тайны земли и небес;
Никто не припомнит подобных чудес.
Таков был обычай владыки земли,
14020 Так дни знаменитого витязя шли.
Коль правдой одной властелин вдохновлен,
Нужды не имеет в заступнике он;
Творит справедливость и ею согрет,
Считая весь мир суетою сует.
[СКАЗ О СРАЖЕНИЯХ СЕМИ БОГАТЫРЕЙ]
От смерти не спрячешься, чадо земли![399]
Каков был обычай Ростема, внемли.
Разумное слово промолвил герой,
Без страха со львом выходивший на бой:
«Коль мыслишь ты славу героя добыть
И сталь закаленную кровью омыть —
14030 Тебе не укрыться от бед и тревог,
Когда наступает сражения срок.
Пресечь твои дни коль угодно судьбе,
Помочь осторожность не может тебе.
Такого ль воителя храбрым считать,
Кто с храбростью мудрость решил сочетать?
У мудрости, верь мне, иная стезя.
В боях предаваться раздумью нельзя».
О неустрашимом Ростеме теперь
14040 Чудесному сказу внемли и поверь.
Слыхал я, что витязь, дививший весь мир,
Однажды мужам подобающий пир
Устроил в Невенде — красе городов,
Где множество было дворцов и садов.
Теперь же в прославленном городе том
Священное пламя хранимо жрецом[400].
К Ростему туда собрались пировать
Ирана мужи, возглавлявшие рать:
Отважный Гудерз, чей родитель — Гошвад,
14050 Тус, доблестный Гив, чей родитель — Азад,
Горгин и Зенге, чей отец Шаворан,
Хоррад с Гостехемом, кем славен Иран,
Боец непоборный, упорный Борзин,
Дружины краса Горазе-исполин,
И с каждым — числом невеликий отряд
Героев, чьи подвиги в мире гремят.
Без отдыха занят был витязь любой
Човганом, охотой, пирами, стрельбой.
Веселье все жарче и крики шумней.
14060 Когда миновало так несколько дней,
Ростему воинственный Гив, захмелев,
Промолвил: «О мощью прославленный лев!
Коль хочешь, забаву лихую любя,
Охотой с борзыми потешить себя[401],
К владеньям вождя Афрасьяба скачи!
Пусть ясного солнца померкнут лучи
От поднятой пыли, от соколов, псов
И копий, воздетых толпой удальцов.
За легким онагром мы вдаль полетим[402],
14070 Свирепого тигра булатом пронзим,
Фазана мы — соколом, вепря — копьем
Настигнем и весело дни проведем.
В туранских степях поохотимся всласть,
Чтоб слава о нас по земле пронеслась».
«О витязь! — ответил Ростем-великан, —
Да будешь ты счастьем всегда осиян!
С зарею мы рьяно возьмемся за лов,
Я в степи Турана помчаться готов»,
Все витязи дали такой же ответ,
14080 Другой ни один не раздался совет.
Наутро, как только проснулись от сна, —
Помчалась дружина, веселья полна.
Кто с гончей, кто с соколом зорким в руке,
Несутся стремительно к Шехду-реке[403].
И вот Афрасьяба владенья видны:
Река протекает с одной стороны,
Возносятся горы крутые — с другой,
Степные просторы, Серехс за рекой[404].
Шатры запестрели; поднявшийся гул
14090 Оленей и серн быстроногих вспугнул.
Свирепые львы уж не бродят в степях,
Пернатые стаи преследует страх.
Все жарче охота кипит; там и тут
Холмы из подстреленной дичи растут.
Так дни пролетают средь шумных утех:
Звучит, не смолкая, ликующий смех.
Неделя минула — всё пьют между тем
Вина почитатели, пьет и Ростем.
На утро восьмое Могучий чуть свет
14100 С дружиною верною держит совет.
Он молвит великим и славным мужам,
В боях закалённым, бесстрашным вождям:
«Должно быть, уже к Афрасьябу сейчас
О нашем набеге молва донеслась.
Не должно, чтоб этот коварный злодей,
Собрав на совет именитых вождей,
На нас неожиданно с войском своим
Нагрянул, охоту испортив борзым.
Дозор неусыпно должны мы нести.
14110 Лишь только завидит врага на пути,
Дозорный тревогу поднимет тотчас.
Врасплох не застать неприятелю нас!»
Возглавил дозор Горазе-исполин,
Могучего Гива воинственный сын.
А если у войска хранитель такой,
То смело вкушать оно может покой.
И весело снова охота кипит,
И всеми туранец свирепый забыт.
Дошло к Афрасьябу порою ночной
14120 Известье об этой охоте степной.
Испытанных тут же созвал он бойцов,
Немало сказал о Ростеме им слов,
А также о грозных семи удальцах,
Отвагою львиной внушающих страх.
И молвил затем предводитель мужам:
«Нельзя ни мгновенья раздумывать нам.
Должны для победы мы средство сыскать,
Не должно удачу из рук выпускать.
Коль тех семерых мы захватим в бою,
14130 Кавус потеряет опору свою.
Неслышно подкравшись, как к зверю ловцы,
Пусть наши нежданно нагрянут бойцы».
Избрав тридцать тысяч сильнейших бойцов,
Умело разящих мечом удальцов,
Велел им глухим, непроезжим путем,
Без отдыха мчаться и ночью и днем.
И тут же пустилась пустыней скакать
К жестокому бою готовая рать;
За нею — другие, чтоб с разных сторон
14140 Могучий с дружиною был окружен.
Вот к месту охоты огромной ордой
Примчались туранцы, пылая враждой.
Взглянул и увидел вдали Горазе:
Надвинулось войско, подобно грозе.
Пыль темною тучею встала, и стяг,
Вздымаясь над ратью, сверкает сквозь мрак.
Назад, словно буря, летит богатырь,
И криком степная наполнилась ширь.
Увидя Могучего между мужей,
14150 Тянувших вино из глубоких ковшей,
Вскричал он: «О витязь, Ростем удалой!
Веселье оставь, возвращайся домой!
Строй вражеский движется, неисчислим,
Холмы и долины сравнялись под ним.
И стяг Афрасьяба, привыкшего к злу,
Как яркое солнце, сверкает сквозь мглу»[405].
Но громко Ростем лишь хохочет в ответ:
«Верь, с нами,—промолвил он,—счастье побед.
Бояться не нам Афрасьяба-царя,
14160 И рати его устрашился ты зря.
Не больше ста тысяч ведёт он стрелков,
Одетых в броню удалых седоков.
Будь на поле боя один только я,
Да Рехш, да копьё, да кольчуга моя, —
И то было б нечего нам толковать
Про меч Афрасьяба, про всю его рать,
Из нас хоть один оставайся сейчас
На поле—туранцы ничто против нас.
14170 По сердцу такое сраженье и мне,
И звать ни к чему подкрепление мне.
Семь грозных со мной меченосцев, смотри.
Все — храбрые, славные богатыри.
И от пятисот до двух тысяч мечей
При каждом — в руках у бойцов-силачей.
Забульского мне, виночерпий, вина!
Глубокую чашу налей дополна!»
Ему виночерпий вино подаёт,
И с поднятой чашей Могучий встает.
14180 Торжественно в честь Кей-Кавуса сперва
Разносятся здравицы громкой слова:
«Да славится гордый властитель держав,
Душою и телом да будет он здрав!»
Склонился, и снова он чашу свою
Вздымает, воскликнув: «За Туса я пью!»[406]
Тут встали дружин меченосных вожди,
Могучего просят они: «Пощади,
Уволь нас от чаши твоей в эту ночь,
Тебя перепить даже диву невмочь.
Осилить тебя никому не дано
14190 Ни в битве, ни в час, когда льётся вино».
Блестящую чашу с вином, словно лал,
За брата родного Ростем осушал.
И после наполнил ее Зеваре[407],
И, доброе слово сказав о царе,
Склонился и выпил её, в свой черед,
И славу ему богатырь воздает.
«Брат — братнюю чашу осушит до дна;
Лев тот, чья добыча — ковш, полный вина».
вернуться

397

Точно по оригиналу: санам буди ура берахман шоди, т. е. «ты кумиром был (предметом почитания), а затем (пал), сам сделался брамином — служителем, почитателем кумира».

вернуться

398

Несомненной положительной чертой образа Кей-Кавуса в «Шахнаме» является его многократное полное раскаяние. Вместе с тем, приведенное наставление Ростема и богатырей владыке Ирана — отражение народной тенденции, стремящейся возвеличить Ростема и унизить Кей-Кавуса.

вернуться

399

[Сказ о сражениях семи богатырей] — некоторая нечеткость: в разных эпизодах указано различное количество богатырей.

вернуться

400

В подлиннике: коджа азар-е барз борзин конун («где теперь огонь высокого Борзина»). Борзин — имя зороастрийского жреца-звездочета при дворе сасанида Хосрова Первиза. Борзин был хранителем особо почитаемого святилища с «неугасимым огнем», носящим в предании его имя.

вернуться

401

Здесь и далее в оригинале встречаем слово «юз» с основным значением гепард. Словом «юз» возможно также называли и охотничьих собак.

вернуться

402

Онагр — в оригинале гур — дикий степной осел, сильное и быстрое животное, излюбленный объект охоты.

вернуться

403

Шахд — дословно «мед», т. е. богатыри как бы несутся к «Медовой реке». Но, судя по всему, речь идет об Аму-Дарье или одном из ее притоков как границе Ирана и Турана.

вернуться

404

Серехс — город на правом берегу Аму-Дарьи (ныне в пределах Туркменистана).

вернуться

405

Но ведь знамя Афрасиаба — черное! Остается предполагать, что оно украшено золотом и драгоценностями.

вернуться

406

Обращает на себя внимание чинная последовательность пира. После официального тоста за шаха следующий тост провозглашается за Туса, ибо он по своему происхождению самый знатный из присутствующих.

вернуться

407

Зоваре, или Зеваре (пехл. Uzwarak) — сын Заля, сводный брат Ростема, разделивший позднее его печальную судьбу.

77
{"b":"557520","o":1}