Он подошел к двери, которую я не сразу углядел на дальнем конце уступа. Это был его пункт управления. Внутри — парочка стульев и пульт управления для запуска дирижабля. Еще там находились целая шеренга телефонов, селектор и шесть маленьких телемониторов, которые обеспечивали обзор дирижабля со всех сторон. Шемпион указал мне на стул, а сам устроился у пульта. Передняя стена маленькой «диспетчерской» была стеклянной, и перед тем как сесть, он поднял руку, давая понять механикам, что все в порядке.

— Почему здесь? — наконец спросил он.

Я решил рассказать.

— Помнишь тот день, когда мы угодили в облаву, устроенную немцами в Сан-Тропе, и немецкий часовой застрелил подростка, который украл курицу?

— Помню.

— Ты сказал им, что мы нашли на дороге «рено». И затем, когда мы увидели, что они забрали машину и уехали, ты позвонил в полицию и сообщил о «рено», который якобы украли сбежавшие английские военные летчики и следуют на нем в Нима, чтобы укрыться там в надежном месте.

Шемпион улыбнулся.

— Я был просто потрясен, Стив. — Я не кривил душой, когда говорил это. — Полицейские устремились в погоню за этими немецкими солдатами на «рено». Они преследовали их до самого Нима… гонки, проверки… весь набор…

— А мы тем временем сунули Сержа Френкеля со всем его барахлом в подводную лодку, ожидавшую в Виллефранше, — добавил Шемпион. Он нахмурился.

Я же продолжил:

— После этого ты нам сказал: «Врага надо брать хитростью». Я вспомнил об этом на прошлой неделе.

Он кивнул.

Мой голос снова зазвучал в «диспетчерской»:

— Ты специально сделал так, чтобы мы отнеслись к декларации с подозрением. Ты предоставил нам поверить, что тебе жизненно необходимо доставить какой-то таинственный груз к месту назначения в Германии. В то время, как грузовики ЗАГРУЖАЛИСЬ в порту Марселя, в их кузовах оказался вот этот дирижабль со сложенной оболочкой и двигателями, упакованными в ящиках; затем они прибыли сюда и оставили здесь свой груз.

— И это сработало, — сказал Шемпион.

— Как фокусник… Ты мне так говорил: манипулируй искусно левой рукой, и никто даже не посмотрит на твою правую руку. Ты заставил их сконцентрировать внимание на пустых грузовиках, а видеть якобы загруженные, потому что они хотели видеть именно это.

— И это сработало, — повторил Шемпион.

— Почти, — заметил я.

— Ты ничего не знал в точности, ты ПОЧУВСТВОВАЛ, твоя интуиция подсказала тебе, что что-то не так. Никто не застрахован от подобных вещей. — Он добродушно усмехнулся. — Ты говорил мне, что в наши дни нет места всяким там предчувствиям и интуициям. Так что, наверное, мы оба вчерашние шпионы.

— Мне приходило это в голову, — признался я.

— И?..

— Ты должен будешь убить меня, Стив. И это тоже подсказывает мне мое шестое чувство.

Он посмотрел на меня и вытер усы.

— Посмотрим, Чарли.

— Старую собаку не выучишь новым трюкам, Стив. Ты это знаешь, и я это знаю. Давай не будем ходить вокруг да около; в этом-то ты мне по крайней мере не должен отказывать. У меня ведь могут появиться кое-какие мысли…

— Какие например?..

Я пожал плечами.

— Например, как выбраться отсюда.

Он царапнул меня взглядом и устало улыбнулся.

— Ну, не обязательно все должно быть именно так, — промолвил он уклончиво. — Мы что-нибудь придумаем. Как Билли?

— Прекрасно. Мы собираемся построить пластиковую модель «Катти Сарк» до того, как он пойдет в школу.

— Ты отправил его обратно к Кети.

— Совершенно верно, — подтвердил я.

— В конце концов это не имеет особого значения, — сказал Шемпион. — Важно то, что когда он вырастет, у него будет много денег, он ни в чем не будет нуждаться.

— Денег, которые ты рассчитываешь получить за эту «работу»?

Шемпион кивнул.

— Если бы мой отец оставил мне немного денег, все могло повернуться иначе. — Он сунул руку в карман своего летного костюма и вытащил большие карманные золотые часы, которые я помнил еще с того времени, с войны. Он поднял их вверх, демонстрируя, что это единственное, что ему оставил в наследство отец. Или, может быть, Шемпион проверял таким образом, сколько времени.

— Непростительная ошибка со стороны твоего старика, — сказал я. — Надо было все распродать.

— Тридцать пять лет преподавать в Египте, — говорил Шемпион. — Отказывая себе во всем и на всем экономя, он собирал деньги, чтобы послать меня учиться. Он ударил меня один-единственный раз в жизни, когда я не встал во время исполнения «Боже, храни Короля».

— Каким же неисправимым романтиком он, должно быть, был, Стив. Куда им, таким старым идиотам, тягаться с башковитыми реалистами, подобными тебе!

Шемпион уставился на меня не мигая.

— Мы с тобой отнюдь не шары перебрасываем в крикет.

— Я как раз подумал, что у нас больше похоже на поединок в спортивной борьбе, — сказал я.

— Если ты единственный слушатель в Сандхёрсте, который играет в крикет в подержанной одежонке, то приходится обучаться и крикету, и борьбе.

— И эта затаенная обида подвигла тебя на то, чтобы завоевать все призы и награды, во всем быть первым.

— Наверное, — признал Шемпион. — Но я не собираюсь рассыпаться в благодарностях, что так случилось. — Он провел тыльной стороной ладони по губам, как будто хотел избавиться от неприятного ощущения во рту. — Боже мой, Чарли, ты же сам трудяга. Ты должен понимать, что я имею в виду.

— Я знаю и понимаю, — сказал я. — Но я не ставлю своей целью предоставить атомную бомбу как неоспоримый аргумент для поддержки требований конгресса тред-юнионов или какой другой подобной организации.

Если он и уловил нотки иронии в моем голосе, то не подал виду.

— Снаряды, ядерные снаряды! — Он, очевидно, надеялся, что столь тонкое различие в классификации повлияет на мое отношение к проблеме. — Я бы не стал связываться с атомными БОМБАМИ — это слишком. А снаряды с ядерным боевым зарядом — тактическое оружие, Чарли. Их можно взорвать, скажем, на складе автотранспортной и бронетанковой техники или на полевом складе — никакого выпадения радиоактивных осадков и очень компактная площадь разрушения.

— Ну ты и начитался аналитических разработок Штабного колледжа, однако! — насмешливо протянул я. — Побереги эти рационалистические объяснения для своих мемуаров: сколько они тебе обещали заплатить?

— Они меня озолотят, — признал он.

— Тридцать монет?

— Тридцать биллионов монет, если я попрошу. В любой валюте, Чарли. Когда нам нужны были деньги, чтобы бороться с голодом, болезнями и нищетой, к европейцам — не подступись. Но когда им придется топать пешочком, оставив автомобили в гаражах… то они сразу раскошелятся! — Дирижабль все время беспокойно двигался, он приподнимался, задирая нос и натягивая державшие его стальные тросы, и наземная команда с двух сторон каменоломни притягивала его обратно к земле.

— Ты знаешь, как мы работаем, старик, — напомнил я ему. — Я бы не стал соваться сюда, не оставив «адреса», где меня искать. Они скоро найдут твою нору в земле.

Шемпион отвернулся взглянуть на экраны мониторов. Их было шесть штук, и они давали изображение дирижабля с телекамер, установленных на краю скалистых обрывов карьера и направленных вниз, на летательный аппарат. Они будут «глазами» пилота и помогут при запуске дирижабля выбраться из каменного мешка, не задевая его стен.

— Ты имеешь в виду вертолет? — Шемпион не поднял глаз от пульта управления.

— Я не знаю, что они направят сюда.

— У меня с собой будет полдюжины «малышек» с ядерными зарядами, и меня не волнует, «что» они направят. Они даже не сделают попытки сбить нас над территорией Франции. С грузом-то ядерных боеприпасов на борту?! Ни за что не осмелятся!

— А над морем?

— Гражданское воздушное судно, зарегистрированное в Каире? На этом «пузыре» мы делаем шестьдесят, иногда восемьдесят миль в час. К тому времени, когда они получат разрешение открыть огонь, я уже буду над Тунисом! — Он вернулся мыслями к Билли, а скорее всего, не переставал думать о своем сыне. — Билли смог бы приспособиться к жизни в Каире? Скажи мне честно, Чарли. Он смог бы?