– Встретили ослика, значит? Что ж, это меняет дело, – заметил сквайр. – Во всяком случае, теперь у вас появился хоть какой-то повод для оправдания.
– Нет, не появился, – честно признался Том. – Мне следовало бы лучше править коляской, и я предпочел бы сломать себе обе ноги, чем позволить Тру растянуть сухожилие!
– Так-так! – протянул его отец, явно смягчившись. – Слава богу, что этого не случилось! Ладно, немного погодя я сам взгляну на его сухожилие. Откровенно говоря, я боялся, что обнаружу сломанные колени.
– Мистер Орде, – взволнованно обратилась к нему Феба, – умоляю, скажите мне правду! Папа знает, где я?
– Разумеется, знает! – отозвался мировой судья. – Ты же не думаешь, что я не сказал ему об этом, да?
– А кто подсказал вам самому, отец? – спросил Том. – Подозреваю, это был Упсалл, хотя до того я ни разу в жизни не имел с ним дела и никто из нас не открыл ему моего имени! А Фебу он вообще в глаза не видел!
Однако новости, разумеется, пришли от доктора. Личность пациента осталась для него загадкой. Но он знал, кем являлся тот молодой человек, что так властно распоряжался в «Синем вепре». Было бы напрасно ожидать от скромного деревенского врача, будто он воздержится от рассказов о том, что его вызывал к себе не кто иной, как герцог Солфорд. Известие об этом разошлось по всей округе с загадочной быстротой, свойственной лишь сельской местности. И если к тому времени, как слухи эти достигли ушей сквайра, они и обросли невероятными подробностями, то в них еще оставалось достаточно правды, чтобы убедить сего проницательного джентльмена в том, что предполагаемый отпрыск дома Рейнов, опрокинувший экипаж на дороге из Бата, был не кем иным, как его собственным сыном.
Впрочем, он не особо и удивился. По возвращении домой, состоявшемся всего через несколько часов после исчезновения Тома, его ждала встреча с огорченной супругой, которая сообщила ему столь ужасающие известия, что он отказался им верить. Мировой судья надеялся, будто знает сына достаточно хорошо, дабы сохранить уверенность в том, что тот не сбежал из дома ради тайного венчания. А вот Марлоу он счел полным идиотом, раз отец Фебы позволил обмануть себя столь нелепой историей! Мистер Орде небезосновательно полагал: их наследник способен сам позаботиться о себе, потому что, Господь свидетель (при этих словах сквайр, иронически приподняв бровь, многозначительно взглянул на сына), иного от него и не ожидали. И потому отец преспокойно принялся наблюдать за развитием дальнейших событий.
Первым из них стало возвращение мистера Марлоу в Остерби с сильнейшей простудой и полное отсутствие каких-либо известий о беглецах. Если верить ее милости, простуда осложнилась отеком легких: как бы то ни было, но его милость ужасно переживал и чувствовал себя прескверно, что и неудивительно, поскольку в его спальне стояла такая духота, что он лежал, буквально обливаясь потом.
Насколько удалось выяснить сквайру, Феба сбежала из дома, чтобы не принимать предложение руки и сердца от герцога Солфорда. Отцу Тома эта история показалась невероятной с самого начала. А когда он удостоверился в своей правоте, полагая, что именно ради Тома герцог и обратился к костоправу, сквайр окончательно убедился: это всего лишь досужие сплетни. Но теперь он был бы чрезвычайно признателен детям, если бы они растолковали ему, какого дьявола совершили столь нелепый и безумный побег.
Объяснить суть происходящего мистеру Орде оказалось довольно трудно; неудивительно, что вскоре сквайр заявил – он отказывается что-либо понимать. Поначалу этот герцог представлялся Фебе сущим чудовищем, от домогательств которого она и сбежала; затем, без видимых причин, он вдруг превратился в очаровательного спутника, с коим она поддерживала поистине дружеские отношения на протяжении большей части недели.
– Я никогда не говорила, будто он очарователен, – запротестовала Феба. – Это все Том. Он буквально подлизывается к нему!
– Ничего подобного! – негодующе возразил Том. – Это ты отказывала ему в самой обычной вежливости!
– Довольно! – вмешался сквайр, давно привыкший к внезапным ссорам своего отпрыска и его подруги детства. – Мне понятно лишь одно: я должен быть признателен герцогу за то, что тот позаботился о парочке таких глупых созданий, как вы! А ведь я с самого начала сказал ее милости – эта история не стоит и выеденного яйца, так оно и вышло! Не мое это дело – читать тебе нотации, дорогая моя, но ты их заслужила, причем сполна! Однако больше я ничего не скажу вам обоим. Том и без того достаточно наказан тем, что сломал ногу; что до тебя – в общем, нет смысла уверять, будто ее милость не рассержена, потому что она пребывает в сильнейшем раздражении!
– Я не вернусь обратно в Остерби, сэр, – с мужеством отчаяния заявила Феба.
Мировой судья очень любил девушку, но он сам был отцом и потому знал, что подумал бы о человеке, помогающем его ребенку пренебречь родительской властью. Мягко, однако с присущей ему твердостью, которую так хорошо знал Том, сквайр заявил: Феба непременно вернется в Остерби, причем в его сопровождении. Он пообещал Марлоу, что доставит ему дочь в целости и сохранности, и следовательно, говорить здесь больше не о чем.
А вот в этом мистер Орде ошибался: и Том, и Феба нашлись с ответом; но ничто из сказанного ими не смогло отвратить сквайра от выполнения того, что отец Тома полагал своим долгом. Он с величайшим терпением выслушал все предъявленные ему аргументы, однако через час ожесточенной перепалки по-отечески потрепал Фебу по плечу и сказал:
– Да-да, моя дорогая, но будь же благоразумна! Если ты хочешь жить у своей бабушки, напиши ей и поинтересуйся, согласна ли она приютить тебя, на что я от всей души надеюсь. Однако носиться по стране сломя голову – это ни в какие ворота не лезет, и она сама так и сказала бы тебе. Что до твоих ожиданий, будто я стану помогать тебе в этом, – я полагал, ты умнее, ведь прекрасно понимаешь, что я не могу сделать этого!
Феба в отчаянии выкрикнула:
– Вы ничего не понимаете!
– Он просто не хочет понимать! – гневно поддержал девушку Том.
– Не надо, Том! Быть может, если я напишу ей, бабушка согласится… Вот только они будут ужасно сердиты на меня! – Одинокая слеза скользнула по ее щеке; смахнув ее, Феба храбро проговорила: – Что ж, по крайней мере целую неделю я была счастлива. Когда я должна буду уехать, сэр?
Сквайр грубовато проворчал:
– Чем скорее, тем лучше, моя дорогая. Найму для тебя карету, вот только как быть с Томом? Пожалуй, для начала мне стоит проконсультироваться с его доктором.
Девушка согласилась со сквайром и, когда по ее щеке скатилась очередная слезинка, опрометью выскочила из комнаты. Мистер Орде, откашлявшись, сказал:
– Ей станет лучше, если она выплачется вволю.
Именно так Феба и намеревалась поступить в уединении собственной спальни; но там она застала Алису, подметающую пол, и отступила обратно на лестницу. В это мгновение дверь в задней части гостиницы отворилась и в узкий коридор шагнул Сильвестр. Феба замерла на полпути, а он поднял голову. Завидев блестящие дорожки от слез у нее на щеках, его светлость спросил:
– Что случилось?
– Папа Тома, – выдавила она. – Мистер Орде…
Герцог нахмурился, отчего летящие брови мужчины стали еще выразительнее.
– Здесь?
– В комнате Тома. Он… он говорит…
– Идемте в буфетную! – скомандовал Сильвестр.
Девушка повиновалась, высморкалась и сдавленным голосом проговорила:
– Прошу прощения: я пытаюсь взять себя в руки!
Он закрыл за ними дверь.
– Да не плачьте! Итак, что говорит Орде?
– Что я должна вернуться домой. Видите ли, он пообещал это папе, и хотя он очень добрый, но ничего не понимает. Он отвезет меня домой, как только сможет.
– В таком случае не будем терять ни минуты, – невозмутимо заявил герцог. – Сколько времени вам понадобится на то, чтобы собрать вещи?
– Какая теперь разница? Он говорит, что сначала должен съездить в Хангерфорд, повидать доктора Упсалла и нанять карету.