Профессор с удивлением обнаружил, что система слежения, разработанная Алексом, действительно дает возможность не просто наблюдать за испытуемым, но позволяет внедряться в его мозг и переживать вместе с ним происходящее. Таким образом, на время включения компьютера Иван Петрович становился Рексом, вернее частично роднился с ним и смотрел на мир его глазами, что оказалось весьма небезынтересно.

Первые дни после своей хулиганской выходки с биочипом Рекс был обычным псом, которого слегка беспокоило недомогание. Он мало ел, был суетливый и нервный. С каждым часом его все более раздражала хозяйка, которая по старости относилась к нему как к болонке, ежеминутно сюсюкая и обсуждая с ним свои женские проблемы. Он не понимал слов, но интонация этой пожилой женщины лишала его покоя. Нельзя сказать, что биочип стал очеловечивать его — разумеется нет. Но этот препарат начал превращать его в качественно иное существо.

Сначала пес метался по квартире в поисках какого-то источника энергии, которой вдруг ему стало не хватать. Он раскидал книги, перерыл носом старые журналы, и потом, когда ему было уже почти невыносимо в четырех стенах, нашел временное успокоение от сидения под иконами, которые стояли на полке серванта. Он разглядывал их, как что-то яркое и теплое, как предметы, из которых струился свет, и находил в этом неизведанное ранее блаженство.

Однако этого Рексу хватило ненадолго. Через неделю он понял, что больше не может оставаться в мрачном и холодном мире, где так мало жизни. Однажды на прогулке он вырвал из рук хозяйки поводок и стал бегать по округе в поисках чего-то очень важного, но непонятного. И тогда собачья интуиция привела его к православному храму, возле которого он и угомонился, поняв, что наконец-то попал в то самое место, излучающее некие радость и счастье, которых он жаждал всем своим собачьим существом. Возможно, отыщи Рекс в своем районе храм другой конфессии, он остановился бы возле него, но так как выбора у него не было, пес нашел свой приют здесь — возле церкви, оставшейся от некогда огромного Спасского монастыря.

Священник отец Николай, увидев у себя на территории породистую и добрую собаку, стал уверять прихожан, что пес станет хорошим сторожем. И по незнанию переименовав его в Черныша, оставил жить на территории церкви, кормил и хвалил за службу. Рекс был доволен. Он добросовестно выгонял со двора пьяниц, лаял на девушек в коротких юбках, короче говоря, старался поддерживать принятый порядок и служил отцу Николаю верой и правдой. Был ли он счастлив? Скорее нет, поскольку в мечтах — если это слово применимо к собаке — в мечтах он стремился попасть внутрь храма, чтобы впитать в себя те самые свет и тепло, которые он впервые ощутил, сидя у домашних икон, и которыми сейчас мог наслаждаться лишь издали через приоткрытые двери.

И вот, как-то раз Рекс не выдержал своих терзаний и громко скуля, увязался за отцом Николаем и быстро прошмыгнул в левый предел.

— Ах ты негодник! — воскликнул священник, замахнувшись было на собаку веником. Но посмотрев на странное поведение своего любимца, замер при входе.

Рекс встал перед крестом, затем пригнулся и медленно пополз. Он скулил, вилял хвостом, а потом стал облизывать подножие аллегорической Голгофы.

— Да ты более верующий, чем многие мои прихожане! — пораженно прошептал отец Николай. — Не знаю, каким образом собака может чувствовать то, что не дается иным людям, — рассуждал он вслух, — Но я не в праве выгонять тебя из храма. Пожалуй, я буду пускать тебя сюда за час до службы. И ты, Черныш, получишь несколько минут на то, чтобы совершить свой странный собачий молебен…

Так для Рекса и Ивана Петровича незаметно пролетел месяц. Профессор привык к своему занятию наблюдателя. Ожидая со дня на день возвращения внука, Иван Петрович уже мысленно готовил отчет об эволюции животного, как вдруг Алекс позвонил с какого-то телефонного узла и сказал, что остается в своем отшельничестве еще на тридцать дней. Для профессора это был удар, с которым он справился лишь благодаря молитве. Он никак не ожидал, что их расставание продлится так долго, и сильно переживал, однако сумел совладать с собой и продолжил смотреть «собачьи» сны.

Иван Петрович стал еще усердней молиться, читал утренние и вечерние правила, и даже несколько раз ходил на церковные службы. Он отдавал себе отчет, что тяга к православию, которая ранее была запрятана в тайниках его души, пробудилась сейчас благодаря «Пси-Фактору». Однако нисколько не смущался этим, а напротив, был даже рад, что изобретение внука столь благотворно на него повлияло.

Что же касается Рекса, то за второй месяц своей новой жизни он почти не изменился и только укрепился в своем желании жить возле храма и ежедневно заходить в левый предел…

— … вот так я и прожил эти дни… — говорил Алекс деду, когда, вернувшись из поездки, сидел напротив него на стуле и вертел в руках заросшие песком ракушки. — Я много размышлял и пришел к выводу, что только сейчас готов к полноценному проведению эксперимента. Думаю, можно сказать, что раньше у меня не хватало для этого каких-то душевных сил. Но зато теперь я могу не просто смотреть и как техник-наладчик следить за работой «Пси-Фактора», а как настоящий исследователь подвергать глубокому анализу увиденное и прочувствованное. Скажи, что все эти дни делал наш пес?

Иван Петрович вздохнул:

— Он стал православным. И знаешь, дорогой мой мальчик, я должен сказать тебе, не кривя душой, что из твоих рук вышло великое изобретение. Рекс действительно преобразился, но этого мало. Я наблюдал за ним, вжился в его образ, если можно так выразиться, временно особачился. И… Ну что сказать? Ты гениален, мой милый внук. И хотя мы еще не посмотрели, что происходит в жизни остальных испытуемых… О Рексе, который теперь стал Чернышом, можно сказать, что он истинно верующий и счастливый.

— Прекрасно! — Алекс потер руки. — В ближайшие ночи я увижу, как это происходило. А сейчас давай поговорим о том, за кем из остальных наших подопытных мы начнем наблюдать в первую очередь.

Иван Петрович задумался. Все трое ему были интересны. Он даже строил предположения, как за последние месяцы сложилась их жизнь. Пошли ли они по пути православия как он сам, или выбрали для себя какую-то иную праведную дорогу? А может… Конечно, любопытно увидеть, как происходит нравственное падение в случае, если на пьедестал воздвигают ложных богов, но, с другой стороны, как больно было бы с этим столкнуться.

— Я не могу решить, — профессор махнул дрожащей рукой. — Прими решение сам, мой дорогой внук. Ведь «Пси-фактор» — твоя разработка. А значит, тебе и выбирать, за кем наблюдать в первую очередь. Скажи, кто это будет. И давай сопоставим наши прогнозы.

Профессору показалось, что глаза Алекса вспыхнули каким-то мефистофельским огнем. Он встал и сделал несколько шагов по комнате, заставляя старый паркет издавать стоны. На секунду он остановился, будто хотел что-то произнести, но затем покачал головой и подошел к окну. Его ухмыляющееся лицо приобрело сиреневато-розовый оттенок в лучах заката:

— Знаешь, думаю, мне интереснее всего монахиня. Ведь было видно, что вера, за которой она к нам пришла, уже давно в ней сформирована. И, строго говоря, чего хотела эта… как ее звали… ах, да, Евпраксия… Нарастить духовность, чтобы достать головой до неба? Она считала, что у нее не получатся праведные иконы? Гордыня какая-то… Или нет? Думаю, что после приема наночипа ей не суждено было стать еще более православной. Скорее всего… Даже трудно предположить… Но думаю, что она пошла по кривой дорожке. А ты как считаешь? — Алекс повернулся к деду.

— У меня тоже она не идет из головы, — профессор посмотрел на икону, которая казалась ожившей в мерцающем огне лампады. — Было бы грустно увидеть крах веры, но ты прав, в ее случае сложно стать еще более верующей.

— Значит решено! — Алекс хлопнул ладонями по подоконнику. — Сегодня ночью начинаем просмотр. Но давай договоримся, что обсуждать увиденное, будем только когда дойдем до конца.