Профессор рассмеялся. Ему было непередаваемо хорошо в этот волшебный вечер. И эти религиозные разговоры вдруг показались какими-то лишними:

— Да, вообще-то еще несколько месяцев назад меня и православие не волновало. И этот молитвенник моего отца… Он всю жизнь пылился у меня на полке просто как память. А я исповедовал другую религию. Так сказать, молился на закон сохранения энергии… То есть был абсолютным материалистом. А потом, когда Алекс начал все эти эксперименты, я увидел, как он проглотил таблетку, и подумал, что я тоже должен стать участником этого безумного опыта. Хотя бы для того, чтобы знать, что испытает мой внук. Я принял наночип и почти через час стал православным… Алина, что с вами?! — он удивленно посмотрел на то, каким ужасом полыхают ее глаза.

— Иван Петрович! — она на секунду закрыла лицо руками. — Что вы натворили?! Вы забыли про обет молчания.

И тут до него дошло, что он действительно нарушил правило — рассказал о том, что он стал участником эксперимента. И его поразило, насколько быстро среагировал на это преступление его организм. Почти сразу у него схватило сердце, закружилась голова, перед глазами поплыли светящиеся круги. Он начал терять сознание.

— Вы должны принять антидот! — голос Алины звучал над ним как из какого-то иного мира. — Немедленно! Вы слышите меня?

Он с трудом открыл глаза. Как она прекрасна с растрепавшимися от переживания волосами, в этом платье с глубоким вырезом. А для чего ему принимать антидот? Смерть все равно не за горами… И зачем ему жизнь без веры в Бога? Зачем возврат к ереси материализма? Да и вообще, вдруг после приема антидота он и саму Алину увидит в ином свете. Станет просто дряхлым стариком, не способным на такие необыкновенные чувства…

— Так! Соберитесь! — она сильно встряхнула его. — Вам еще внука спасать. А вы помирать собрались. Немедленно примите таблетку! А потом расскажете мне все что захотите о законе сохранения энергии и теории относительности. Итак! Я жду!

Устоять от приема таблетки, когда тебя хочет вернуть к жизни прекрасная молодая женщина было слишком сложно — почти невозможно. Поэтому профессор из последних сил взял из рук Алины стакан с водой и ту самую капсулу активированного угля, которую она приготовила для Алекса. Через несколько минут после приема таблетки он потерял сознание…

Очнулся он все в том же кресле, только обложенный со всех сторон подушками. Алина сидела рядом на стуле и держала его за руку:

— Ну наконец-то! — она просияла и, видимо подчинившись порыву чувств, стремительно поцеловала его. — Добро пожаловать домой! Что скажете? Во что веруете?

Ему вдруг стало так смешно от этой глупой фразы. Во что он верует? Даже не верит, а верует… Он рассмеялся.

— Алина, вы прекрасны! Но так наивны в своих метаниях между православием и католицизмом. Я не верю и тем более не верую.

— Браво! — она зааплодировала ему как в театре. — Теперь я вижу, что вы живы, здоровы, и чрезвычайно правдивы. Значит, антидот действует.

От этих слов Иван Петрович окончательно пришел в себя. Да, он полностью утратил веру, которая служила ему утешением в последние месяцы. В душе образовалась какая-то мучительная пустота. Неужели вот так он прожил всю жизнь? В этом мраке безбожия? И это было нормой? Даже предметом гордости? Его передернуло от страха. А Алина? Он посмотрел на нее — такую молодую и прекрасную. Что он чувствует к ней? Неужели и его глупая старческая влюбленность испарилась вместе с религиозностью? Однако в этой области души все обстояло иначе. Видимо вера с ее понятиями греховности была все это время довольно сильным сдерживающим фактором. Потому что теперь, глядя на Алину Ивану Петровичу уже не приходило в голову мучиться совестью и вздыхать о несправедливости судьбы. Он вдруг осознал, что да, эта женщина его последняя, увы, абсолютно платоническая любовь, но отказываться от нее он не собирается.

Он поцеловал ей руку:

— Я вас люблю, моя дорогая. Вы мне спасли жизнь! Просите теперь, все что угодно. Готов для вас луну с неба достать или доказать какую-нибудь теорему.

Они оба расхохотались.

— На самом-то деле есть кое-что, о чем я хотела попросить, но боялась, что это будет слишком нагло.

Профессор заинтригованно посмотрел на нее? Что могло заинтересовать эту безумную женщину?

— Я даже представить себе не могу, о чем речь.

Она встала и в задумчивости стала ходить по комнате.

— Не знаю, насколько реально то, что я хочу… Но не буду тянуть. Иван Петрович! Мне безумно интересно узнать, как вы за мной наблюдали. То есть не просто узнать, а в реальности увидеть, как это было. У вас остался испытуемый, жизнь которого вы еще не посмотрели?

— Да… — профессор в первую очередь подумал о том, сможет ли он правильно настроить компьютер. — Есть некий Михаил. Психиатр. Он после приема таблетки ударился в исихазм, ну даже скорее подобие исихазма, и уехал на Афон. И мы остановились на том, что он изнурял себя жизнью в сырой землянке и читал беспрестанную молитву.

— А я могу посмотреть его жизнь? — ее глаза горели таким огнем, что отказать было невозможно.

— Препятствием может служить только одно, — рассмеялся Иван Петрович. — Моя старческая глупость. Если у меня не получится настроить систему слежения, то увы, вам покажут обычные сны.

— Сны? — в мгновение она оказалась возле него. — Так это делается через сновидения? Да, Алекс еще более гениален, чем я думала. Иван Петрович! — она обняла его, — я верю в то, что у гениально внука не может не быть гениального деда. Настраивайте вашу систему, а я уберу со стола.

Тут до Ивана Петровича дошел весь комизм положения, в которое он попал. Он не мог настроить браслет Алекса, так как его система управлялась с другого компьютера. Поэтому у них был один браслет на двоих. Таким образом получалось, что даже если он сумеет все настроить, то спать им придется скованными одной системой слежения. Как бы он пережил такое искушение, если бы остался верующим? Наверное, бы отказал ей или придумал какую-то отговорку. Но поскольку сейчас он не ведал понятия греховности в таком, по его мнению, прикладном значении этого слова, он был вполне открыт для экспериментов. Правда, обо всех предстоящих трудностях пришлось рассказать правду. Разумеется, Алину это не только не смутило, но даже раззадорило.

В итоге после всевозможных ухищрений Иван Петрович справился с заумной программой Алекса и настроил браслет. Однако гарантий, что он будет корректно работать, будучи надетым на две руки одновременно, не было никаких. Но попробовать стоило.

Он посмотрел на свою будущую спутницу в мир Морфея. Она подготовилась ко сну, стащив у Алекса, шелковую пижаму, — одно из его экстравагантных приобретений последних дней — и сейчас старательно готовила новую таблетку псевдо-активированного угля. Он оставил ее за этим занятием и пошел в спальню, готовить им исследовательское ложе. Перспектива ночи с молодой женщиной вызывала у него приступы смеха.

Однако, когда все было готово они оба отнеслись к этому со всей серьезностью. Соединившись браслетом, они улеглись поудобнее и выключили свет.

— Может я вас обниму, — предложила Алина, поворачиваясь на бок. — А то я так не засну, и все мучения окажутся зря.

Понятно, что Иван Петрович на такое предложение не мог не согласиться. И через некоторое время сны унесли их на далекий Афон.

Порой Михаила начинал искушать дьявол. Он отличал лукавого по необычным речам и свету, который напоминал сияние ксеноновых фар. Чаще всего его доканывали этими появлениями поздно вечером, когда он спускался к ручью за водой. Он смотрел с глубины оврага вверх и видел странный полукруг, в котором кто-то будто похожий на Бога с детской картинки начинал уговаривать его вернуться домой и там возглавить новую реформацию православной церкви. От этих нападок Михаила спасала постоянная молитва и конечно распятие, которое он никогда не выпускал из рук…