Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Министр плавал в купальне животом вверх, как дохлая рыба.

— Ну, как дела в Харпсунде? — спросил я. Меня всегда интересовал мир большой политики.

Рыба ожила и перевернулась.

— Привет! Прекрасно! Когда я вошел в кабинет, премьер крикнул присутствующим: «Всем на пол! Он заряжает!» — Министр нырнул, как утка, и всплыл, держа в руке зеленые водоросли. — Потом он сказал, что, если это я стреляю на даче старушек, он будет вынужден через некоторое время просить меня об отставке. В любом случае он потребует ее, если высшая судебная инстанция решит не в мою пользу. Затем с явным интересом он спросил, правда ли, что я просидел целый час в темном туалете, а когда я подтвердил, что это правда, он пробормотал, что очень хорошо помнит это заведение в глухом лесу, дверь в котором заперта, когда оно свободно, и открыта, когда оно занято! «Почему бы тебе не завести что-нибудь посовременнее внутри дома?» Я, конечно, ответил ему, что привязан к старому туалету, которым пользовался еще в детстве, а он сказал на это, что радикальному преобразователю общества не подобает цепляться за старое. А когда я возразил, что вижу эту проблему несколько в ином, чем он, свете, премьер склонил голову набок и долго молча изучал меня взглядом. Наконец он нарушил молчание и сказал, что все эти годы всегда хотел задать мне только один вопрос: «В тот день, когда я вошел в твой кабинет, а ты стоял и рвал на части газету… — тут он оборвал сам себя в заговорил совсем о другом — о чем, я тоже не понял: Если мы проиграем выборы, ты — единственный, кто войдет в новое правительство. Конечно, если до той поры не угодишь на Лонгхольмен».

Закончив свою историю, Министр приступил к порче окружающей среды. Он стал плавать, описывая на воде какие-то замысловатые извилистые круги, — как оказалось, это была привычка, которую он пронес через всю свою жизнь: бассейн на вилле Юрсхольм, где прошло его детство, имел очертания человеческой почки.

— Потом мы с премьером обсудили вопрос, стоит ли мне выступить с опровержением на телевидении? Один из секретарей предложил, чтобы я при помощи плакатов и диаграмм объяснил общественности особенности моего кишечного тракта, и премьер тут же заметил, чтобы о передаче не забыли оповестить и его, ему тоже очень хочется посмотреть такую программу. Но потом он немного подумал и сказал, что дело лучше обсудить в риксдаге в порядке депутатского запроса. Тут второй секретарь премьера сообщил, что риксдаг соберется теперь только после выборов, и премьер ответил ему, что он совершенно прав и что он просто никак не может запомнить порядок созыва сессий, который так часто меняется. Вот что значит служить премьер-министром так долго, и секретарь тут же вставил, что он восхищен способностью шефа всегда выделять только самое главное и существенное. Третий секретарь тоже не упустил возможности вставить слово: он намекнул, что можно бы собрать риксдаг и на внеочередную сессию, правда, он тут же признал, что это отвлекло бы силы от предвыборной кампании. Ну, как там дела с алиби у министра юстиции? Что сказал старик Янссон?

Я передал ему рассказ рыбака. Бултыхаясь в воде, Министр с печальным выражением на лице слушал.

— Да. Опровергнуть его алиби нам, кажется, не удастся. Потому что, пока мы не…

Тут с громкими криками и воплями на причал высыпала вся его колония. Министр получил в голову громадным купальным мячом и продолжать серьезный разговор стало невозможно.

После ужина я сел перед телевизором посмотреть, не будут ли показывать Министра. Его показали. Растрепанный и радостный, он ходил среди свиноматок и сепараторов, в то время как ангел смерти, осваивавший, по-видимому, сельскохозяйственную ниву, вещал: «Министр внутренних дел открыл сегодня большую сельхозвыставку в Норрчепинге „От сохи и плуга“. В первый же день общественность Швеции проявила к ней огромный интерес. Уже утром все подъездные дороги в Норрчепинг были блокированы очередями автомобилей в несколько миль длиной. Число посетителей составило не менее 90 000, но устроители считают, что не меньшее количество желающих на выставку не попало. Министр прибыл в Норрчепинг на вертолете из Харпсунда, где вел переговоры с премьер-министром о положении на рынке труда наименее защищенных групп населения Швеции, и полиции с большим трудом удалось очистить от людей посадочную площадку. В своем обращении министр внутренних дел выразил глубокую благодарность за поддержку, которую оказывает выставке публика. „А это значит, — пояснил он, — что наше старинное земледелие, всячески сокращаемое и демонтируемое государством и находящееся в настоящее время при последнем издыхании, по-прежнему ценимо и любимо шведским народом“».

При последних словах лицо Министра показали крупным планом. Оно излучало простодушие и наивность.

Дальше следовали обычные дежурные фразы и славословия. Ораторское мастерство Министра явно приходило в упадок. В начале карьеры его речи отличались свежестью и абсолютной невинностью неискушенного в политике человека. Со временем, однако, в министерстве создали специальную группу по редактированию его речей и спонтанность из них исчезла. Я часто вспоминаю первое выступление Министра. Оно состоялось в Буртреске на праздновании 1 Мая, когда обычно отмобилизовываются все силы партии. Министр выступал перед горсткой детей и северных оленей, число слушающих голов не превышало тридцати. Вероятно, выступление это так бы и осталось незамеченным, если бы не оператор телевидения, возвращавшийся домой от какого-то лопаря-поэта, у которого брал интервью. По привычке он снял и детей, и оленей, и Министра, и все его выступление. В полном виде пленка в выпуск новостей не пошла, но редактор несомненно выбрал из нее самое интересное: «Пока в этой стране есть люди, живущие, или же, правильнее сказать, существующие на доходы в 70 000, 60 000 или даже 50 000 крон в год, у нас, у красных, остаются проблемы, решение которых мы считаем своим святым долгом!» При последних словах изображение Министра на экране стало размываться, наверное, в этот патетический момент он поднял вверх свою правую руку.

В тот вечер он удивил всю страну, и количество интересующихся политикой граждан резко возросло. Пресса единодушно потребовала объяснений: действительно ли он считает доход в 50 000 крон минимальным или же просто издевается над своими низкооплачиваемыми соотечественниками? И второе: не означает ли его выступление, что социал-демократическая партия отныне сливается с коммунистической?

Министра тут же оградили от всех нежелательных контактов. Узкую встречу с ним устроили только для избранных партийных функционеров, которым он прямодушно объяснил, что доход в 50 000 или в 70 000 крон он считает крайне низким заработком и что социал-демократов в доме его родителей никогда не называли иначе, как «эти красные». «И потом, мы же поем Интернационал и машем красными флагами на демонстрациях», — добавил он, доказывая, что отнюдь не лишен наблюдательности. Партия заседала за закрытыми дверями в течение пяти часов, выпустив в результате авторизованное толкование выступления Министра. О доходах, упомянутых в выступлении, было сказано: «Министр просто-напросто обмолвился, когда читал текст собственной речи, где стояло 7, 6 и 5 тысяч крон соответственно — вполне приличные цифры». Что же до выражения «мы красные», то объяснение ему давалось настолько пространное и тонкое, что уже на середине его слушатели невольно затосковали по обсуждению вопроса о взаимодействии коммунальных органов управления и их служб.

В результате Министра перевели в команду дублеров. Пока его коллеги ораторствовали на трибунах, он обычно обедал с каким-нибудь министром связи из Танзании, или же, делая умное лицо, сидел и представлял правительство на сессии парламента, или — и чаще всего — занимался текущими делами в Доме правительства, игнорировать которые тоже не следовало.

А премьер-министр в кругу самых близких своих друзей ухмылялся: «Партии не страшен никакой кризис, пока с речью, посвященной ему, не вздумает выступить наш министр внутренних дел. Сейчас у меня в правительстве есть один министр, которому я запретил улыбаться, и еще один, которому запрещено выступать. Если бы еще удалось заставить некоторых министров не думать, кабинет можно было бы считать блестящим».

71
{"b":"556981","o":1}