— Что именно?

— Его смерть. Ему всегда не везло.

— Что вы имеете в виду?

— Он был старшим. Когда ему было что-нибудь нужно, то всегда что-то мешало. Это было как раз в то время, когда Иоахим пытался пробиться наверх. Бесконечные встречи и совещания. Строительные проекты и экономические трансакции. Зарубежные поездки. Однодневные поездки на самолете в Осло. Однажды я ездила с ним.

Она задумалась. Взгляд стал далеким.

Я снова покашлял.

Она очнулась.

— Хенрик никак не мог понять, в чем дело. Он учился в школе, рос, взрослел — а Иоахим даже не замечал этого. Кроме того… Он был совсем не похож на своего брата Карла…

— В каком смысле?

— Карл с самого детства стал интересоваться делами. Спрашивал и учился. Хенрик был чувствительным ребенком. Карл аналитиком и практиком. Они разные, как… Каин и Авель. 

— Эта история, как и библейская, тоже не закончилась благополучно, — заметил я тихо.

— Простите, что вы сказали?

— Я сказал… А какие у братьев были отношения? Когда они стали взрослыми?

Снова та же вымученная улыбка.

— Не думаю, что хорошие. И никогда хорошими не были. Разница в возрасте у них около десяти лет, так что они почти не общались в детстве. Два единственных ребенка в семье. Один сын матери, другой…

Она не закончила предложения.

— Я понимаю, Карл занимается сейчас ведением дел в отеле, которым владеет ваш муж?

— Да, один из его поздних проектов. Я никогда не была там.

— Нет?

— Он был открыт менее десяти лет тому назад.

Да?

Она обвела взглядом комнату и остановилась на окне. Тяжелые бархатные синие шторы были задернуты, только в небольшую щелочку виднелись горы, плотина и дневной свет.

— Вот уже скоро четырнадцать лет, с тех пор как… как я не выхожу на улицу.

— Четырнадцать лет?!

— Видите ли, я боюсь, — легко сказала она тем же тоном, каким могла бы сообщить мне о своей простуде.

— Но почему?

Она чуть наклонилась ко мне.

— Вы знаете, если человек выходит на улицу, то у него над головой ничего нет.

— Нет?

— Я имею в виду… — Она помахала рукой над головой. — Над нами только космос, и ничто не держит нас на земле. Я подумала… Если вдруг земное притяжение не сможет меня больше удерживать, то тогда я улечу прямо в космос… В пустоту. Вы понимаете?

Она посмотрела на меня с еще большей пустотой во взгляде.

— Но — земное притяжение.

Она только продолжала смотреть на меня.

Я осторожно спросил:

— Вы не пытались… обратиться к психологу?

Она высокомерно улыбнулась.

— Моему мужу не понравилось бы… Понимаете, я не могла… Нет, уж тогда я лучше останусь дома… — И все это она говорила так, как будто речь шла о послеобеденной прогулке, а не о четырнадцати годах ее жизни.

Я понял, что совершенно бессмысленно спрашивать ее об Александре Латоре и Сирен Сэвог. Вместо этого я сказал:

— А Карл… он вас навещает?

— Да, да. И он, и Евабритт. И их милые малыши, несколько раз в год. Но Хенрик… Он уже давно не приходил. И никогда не придет. Именно поэтому я и решила вас принять. Когда Хенрик умер… Может быть, я даже могла бы… Нет, нет, не сейчас… — Ее взгляд был опять прикован к окну. — Простите, я совсем забыла. Хотите чашечку чая? Я сейчас позвоню Пауле.

— Нет, спасибо. Я уже должен идти… Я думал заехать в отель вашего сына…

— О, но не говорите, что вы были у меня… Он только…

Я осторожно улыбнулся.

— А вы обещаете ничего не говорить мужу о моем посещении?

— Договорились, — кокетливо улыбнулась она и протянула мне на прощание руку.

Я нашел сам дорогу на улицу. Я еще раз посмотрел на серую отштукатуренную виллу с кроваво-красными листьями винограда. Памятник человеческой жизни со свежими пятнами крови.

Прежде чем сесть в машину, я посмотрел наверх, в космос над головой. В этом она права. Пустота начинается как раз здесь.

Затем я уселся в свой космический корабль и полетел дальше, сквозь метеоритный поток послеобеденных автомобилистов, в надежде добраться целым и невредимым до отеля Карла Бернера.

По дороге я заехал в контору. Был как раз тот промежуток между четырьмя и половиной пятого, когда здание медленно, но верно пустело. Молодая чилийская супружеская пара с чересчур большой для маленького лифта детской коляской с трудом вышла из него. Пока я дожидался возможности войти в кабину лифта, мимо прошествовала стайка щебечущих вьетнамок, вышедших из кафетерия на втором этаже. Эхо их пинг-понговского языка еще долгое время сопровождало меня по пути на мой этаж.

В коридоре своей конторы я столкнулся с новой ассистенткой зубного врача, что работал по соседству. Он непрерывно менял своих ассистенток через небольшие промежутки времени. Выпуск этого года отличался роковой улыбкой, и я всегда ходил кругами вокруг нее, боясь свалиться в бездну.

В приемной было так же оживленно, как возле горы Ваундид Нии на следующий день после битвы с индейцами. Я отпер дверь кабинета, вошел в комнату и включил свет. Лампочка автоответчика мигала, показывая, что кто-то звонил. Я перемотал ленту и приготовился прослушать сообщения.

Долгая тишина и короткий звонок сообщили мне, что кто-то звонил, но не прислушался к просьбе наговорить сообщение на пленку, если меня нет в конторе.

Новая длинная пауза и новый звоночек означали, что тот же или другой человек звонил мне еще раз.

Наконец раздался тонкий мужской голос:

— Э-э… А… Я… перезвоню. — И повесил трубку, явно растерянный. Голос ничего мне не говорил. Реакция же была в высшей степени обычной.

Еще позвонили из фирмы, поставившей мне автоответчик, и напомнили о последней выплате за него. Совершенно верно, среди неоплаченных счетов лежал у меня на столе и этот.

Затем новая пауза и новый звоночек.

Это все.

Я глубоко вздохнул. Автоответчик ничем не смог помочь мне в попытке войти в контакт с окружающим меня миром. Я по-прежнему находился на теневой стороне.

Я все-таки решился продолжать активные действия и опять включил автоответчик, после чего ушел из конторы, оставив ее в прежнем состоянии: пустой и одинокой.

Отель Карла Бернера располагался в самом центре Бергена в бывшем доходном доме. Он назывался «Week End Hotel», как будто владельцы не хотели иметь постояльцев в обычные будние дни. Проект фасада, по всей видимости, был сделан маньяком-архитектором в стадии глубокой депрессии. Между третьим и четвертым этажами депрессия достигла апогея. Там разместилось название отеля, написанное буквами, которые больше подошли бы бедному миссионерскому приюту. На первых же этажах все было выдержано в стиле развеселого тиволи — ядовито-зелено-оранжевая вывеска возвещала, что в отеле открыта Carlo Discoteque и Bar-Restaurant, вход в которые располагался под балдахином тошнотворного цвета.

Я бывал с этом отеле и раньше. В связи с делом об исчезновении одного коммерсанта, увезшего в своем чемодане образцы товаров на пятьдесят тысяч крон и переставшего писать домой, я нашел его здесь — в этом отеле. Он стал на 25 000 беднее, но зато находился в обществе дамы, о которой, и я мог его понять, явно не собирался писать домой. Он с трудом понимал, что происходит вокруг.

После той истории я был совсем не уверен, что в отеле будут мне рады, и с облегчением вздохнул, увидев в приемной незнакомое мне лицо. Это меня вообще-то не удивило. В последнее свое пребывание здесь я обнаружил, что дежурные портье меняются чуть ли не каждый второй день. Сегодняшняя девушка была женственной блондинкой без каких-либо особых примет, я коротко кивнул ей, направляясь в бар.

Место отличалось крайней практичностью. Сквозь зеленый прозрачный занавес из искусственных растений легко было следить за дискотекой и оценить предлагаемый живой товар, а потом при случае и купить его.

Если бы мне было 23, то лучше места для веселой жизни я бы не мог и представить. Пока особо большого выбора не наблюдалось. Несколько женщин сидели по одной или парами за столиками. Все они поглядывали на бар, и я заметил, как их радары заверещали, когда на сцене появился я. Но мой эхолот никак не отреагировал, и потому я спокойно уселся около стойки бара.