«Занеслися залетною пташкой…» Занеслися залетною пташкой Панихидные вести к нам. Родина, черная монашка, Читает псалмы по сынам. Красные нити часослова Кровью окропили слова. Я знаю – ты умереть готова, Но смерть твоя будет жива. В церквушке за тихой обедней Выну за тебя просфору, Помолюся за вздох последний И слезу со щеки утру. А ты из светлого рая, В ризах белее дня, Покрестися, как умирая, За то, что не любила меня. <1915> Колдунья
Косы растрепаны, страшная, белая, Бегает, бегает, резвая, смелая. Темная ночь молчаливо пугается, Шалями тучек луна закрывается. Ветер-певун с завываньем кликуш Мчится в лесную дремучую глушь. Роща грозится еловыми пиками, Прячутся совы с пугливыми криками. Машет колдунья руками костлявыми. Звезды моргают из туч над дубравами. Серьгами змеи под космы привешены, Кружится с вьюгою страшно и бешено. Пляшет колдунья под звон сосняка. С черною дрожью плывут облака. <1915> «Наша вера не погасла…» Наша вера не погасла, Святы песни и псалмы. Льется солнечное масло На зеленые холмы. Верю, родина, и знаю, Что легка твоя стопа, Не одна ведет нас к раю Богомольная тропа. Все пути твои – в удаче, Но в одном лишь счастья нет: Он закован в белом плаче Разгадавших новый свет. Там настроены палаты Из церковных кирпичей; Те палаты – казематы Да железный звон цепей. Не ищи меня ты в Боге, Не зови любить и жить… Я пойду по той дороге Буйну голову сложить. <1915> Русалка под Новый год Ты не любишь меня, милый голубь, Не со мной ты воркуешь, с другою. Ах, пойду я к реке под горою, Кинусь с берега в черную прорубь. Не отыщет никто мои кости, Я русалкой вернуся весною. Приведешь ты коня к водопою, И коня напою я из горсти. Запою я тебе втихомолку, Как живу я царевной, тоскую, Заману я тебя, заколдую, Уведу коня в струи за холку! Ой, как терем стоит под водою — Там играют русалочки в жмурки, — Изо льда он, а окна-конурки В сизых рамах горят под слюдою. На постель я травы натаскаю, Положу я тебя с собой рядом. Буду тешить тебя своим взглядом, Зацелую тебя, заласкаю! <1915> «За горами, за желтыми до́лами…» За горами, за желтыми до́лами Протянулась тропа деревень. Вижу лес и вечернее полымя, И обвитый крапивой плетень. Там с утра над церковными главами Голубеет небесный песок, И звенит придорожными травами От озер водяной ветерок. Не за песни весны над равниною Дорога мне зеленая ширь — Полюбил я тоской журавлиною На высокой горе монастырь. Каждый вечер, как синь затуманится, Как повиснет заря на мосту, Ты идешь, моя бедная странница, Поклониться любви и кресту. Кроток дух монастырского жителя, Жадно слушаешь ты ектенью, Помолись перед ликом Спасителя За погибшую душу мою. 1916 «Опять раскинулся узорно…» Опять раскинулся узорно Над белым полем багрянец, И заливается задорно Нижегородский бубенец. Под затуманенною дымкой Ты кажешь девичью красу, И треплет ветер под косынкой Рыжеволосую косу. Дуга, раскалываясь, пляшет, То выныряя, то пропав, Не заворожит, не обмашет Твой разукрашенный рукав. Уже давно мне стала сниться Полей малиновая ширь, Тебе – высокая светлица, А мне – далекий монастырь. Там синь и полымя воздушней И легкодымней пелена. Я буду ласковый послушник, А ты – разгульная жена. И знаю я, мы оба станем Грустить в упругой тишине: Я по тебе – в глуxом тумане, А ты заплачешь обо мне. Но и поняв, я не приемлю Ни тиxиx ласк, ни глубины. Глаза, увидевшие землю, В иную землю влюблены. 1916 «Не в моего ты Бога верила…» Не в моего ты Бога верила, Россия, родина моя! Ты как колдунья дали мерила, И был как пасынок твой я. Боец забыл отвагу смелую, Пророк одрях и стал слепой. О, дай мне руку охладелую — Идти единою тропой. Пойдем, пойдем, царевна сонная, К веселой вере и одной, Где светит радость испоконная Неопалимой купиной. Не клонь главы на грудь могутную И не пугайся вещим сном. О, будь мне матерью напутною В моем паденье роковом. <1916> |
