Пепел и окурки разлетелись в стороны. Антон, застыв от изумления, секунду смотрел на нее. Похоже, ее смелость удивила его. Он бросился на Рэчел с кулаками, но она увернулась, и он лишь зацепил ее плечо.
Антон пару раз тряхнул головой, как будто приходя в себя, и правой рукой потянулся к виску, где из открытой раны сочилась кровь. Этого оказалось достаточно, чтобы Рэчел снова замахнулась пепельницей и бросилась на него. Антон уставился на нее ошеломленными, недоверчивыми глазами. Первый удар он еще мог объяснить — она уже не раз набрасывалась на него, — но этот… Должно быть, он прочел в ее глазах непоколебимую решимость. Рэчел не испугалась, она и не думала отступать. Она пришла по его душу.
Одной рукой он попытался закрыть лицо, а вторую вытянул, стараясь ее оттолкнуть. Вдруг от пепельницы откололся острый кусок стекла, который оставил на его лбу глубокие порезы и сломал нос. Антон страшно закричал, глаза его закатились, и он упал на пол. Его лицо было залито кровью. Пока он не успел опомниться, Рэчел схватила пепельницу и снова ударила его по лицу. Зубы посыпались, словно фарфоровые.
Несколько мгновений он еще цеплялся за ее руки, пытаясь остановить, но она оттолкнула его и еще раз ударила пепельницей в лоб. Раздался специфический звук, как будто под ударом топора треснуло мокрое дерево. Антон выгнулся и забился в конвульсиях.
Может, он вот-вот отдаст богу душу, но Рэчел не была в этом уверена. Знала она лишь одно:.назад пути нет! Она отвела глаза, продолжая наносить удары. Острые осколки стекла снова и снова дробили его лицо.
За все это время из комнаты Саши не раздалось ни звука. Она не решилась подняться наверх и посмотреть, как он там. Она была на грани истерики — взъерошенная, перепачканная кровью, жадно хватающая ртом воздух. Она сходила с ума от мысли, что ей надо каким-то образом избавиться от трупа, пока сын не спустился вниз. Рэчел охватила дрожь, но она не теряла присутствия духа. Она где-то слышала, что перед лицом внезапной опасности у людей откуда-то берутся нечеловеческие силы — они поднимают машины, чтобы освободить детей, или выносят из горящего здания потерявших сознание пострадавших.
Нужно действовать скорее, пока силы не покинули ее, пока не охватил ужас от содеянного. Она взглянула на тело. Оно было большим, но каким-то размякшим. Рэчел, стараясь не смотреть на Антона, обыскала его карманы, нашла два паспорта и бумажник. Ключи от машины она видела на кофейном столике. Она взяла его за ноги и потащила вниз по лестнице. Его голова громко ударялась о каждую ступеньку, подпрыгивая, словно мячик на веревочке. Совсем как она сама несколько недель назад, когда он втащил ее по лестнице, а потом изнасиловал. При воспоминании о том вечере ее энергия, подхлестываемая ненавистью, удвоилась. Все лучше, чем думать о том, чем она занимается: тянет но лестнице труп — труп человека, которого когда-то любила, отца своего сына. Еще минуту назад он был жив, его сердце билось, а сейчас его тело остывает и коченеет. Насколько все просто, быстро и бессмысленно! Она не один раз думала над тем, чтобы его прикончить, но не верила, что в конце концов сорвется, схватит первое, что попадется под руку, и на самом деле убьет его.
На крошечной лестничной площадке первого этажа ей пришлось отпустить его ноги, и он каблуком — на Антоне были дорогие итальянские туфли, он всегда носил дорогую обувь — задел матовые стеклянные двери. Появилась трещина, но стекло не разбилось. Рэчел никак не могла открыть дверь в гараж. Та была заперта, а замок, как обычно, не хотел поддаваться. Ей наконец удалось повернуть ключ, и она толкнула дверь плечом, потом схватила Антона за руки и втащила в гараж. Силы уже начали оставлять ее, к горлу подступила тошнота. Она спустила его по трем ступеням вниз, на бетонный пол, заперла дверь, поспешила к кухонной раковине, склонилась над ней, и ее вывернуло тем немногим, что было в желудке.
Одежда была безнадежно испорчена, все в крови, пол нужно было отмыть, и Рэчел не знала, с чего начать. Она сняла шорты и футболку, засунула их вместе с босоножками в пакет для мусора и, оставшись в одном белье, достала из шкафа ведро и швабру. С маниакальным упорством она драила пол, размазывая лужу крови и потеки, которые остались на полу и на лестничных ступенях. Саша, по всей видимости, уже спал. Слава богу! Должно быть, утомился после длительного пребывания на солнцепеке.
Рэчел на цыпочках поднялась наверх. В ванной она ополоснулась, поскольку душа не было, с помощью ковшика. Времени помыться как следует не было, но она наклонилась и подставила голову под кран. Она прикоснулась к ссадине на голове, и ее вновь охватил гнев. Да, она была вне себя, но ни в чем не раскаивалась, ни о чем не жалела. Слишком много боли он ей причинил. Многие годы она терпела насилие, но довольно! Интересно, судья примет этот факт во внимание? Вряд ли! Когда он увидит, как изуродовано тело, то уж точно нет.
Несмотря на жару в доме, Рэчел трясло. Она надела джинсы, теплую кофту и приоткрыла дверь Сашиной спальни. Сын спал одетый на неразобранной постели. Она аккуратно сняла с него сандалии и распахнула окно. Саша был горячим, лицо красное и потное, глаза под закрытыми веками беспокойно двигались.
Рэчел задержалась наверху, меряя шагами спальню и боясь взглянуть на то, что осталось внизу. Но потом решилась: работы невпроворот и придется как-то себя превозмочь. Она спустилась к входной двери, выглянула на улицу, посмотрела по сторонам, но машины Антона не заметила. Разумеется, он был слишком хитер. Если бы они увидели его машину, когда возвращались, она могла бы схватить сына и бежать. Что ж, она сбежит в последний раз… Вероятно, он припарковал машину в нескольких кварталах от дома. Она решила пока не забивать себе этим голову. Посмотрела на дом Тома Бейнсбарроу. Старик имел привычку до поздней ночи смотреть телевизор, и, заглянув в его окна, она увидела обнадеживающее мерцание голубого экрана в темной гостиной.
Она минуту постояла, прежде чем закрыть дверь. А был ли другой выход? Она все еще может позвонить в полицию. Время есть. Сейчас или никогда. Рэчел понимала, что ее нелюбовь к полицейским основана на собственном горьком опыте, обычным же людям полиция иногда помогает. Перед глазами возник проломленный череп и кровавое месиво, бывшее некогда лицом… Разве нормальная женщина способна устроить подобную бойню? Оправдывать все самообороной смешно. Она, вне всякого сомнения, угодит за решетку, Сашу отправят в приют. Нет, только не это! Это не выход. Не сейчас. Убийство еще никому не сходило с рук, это лишь вопрос времени. Антон умер, но его смерть не принесла ей облегчения. Наоборот, недолго ей осталось ходить на свободе. Если только…
Рэчел собрала окровавленные окурки и, снова взяв швабру и горячую воду с хлоркой, еще раз вымыла пол в гостиной — дешевый ламинат, который Альфи постелил по просьбе Дотти. В комнате было очень мало мебели, и она осмотрела все, предмет за предметом, вытерла все подозрительные пятна. Ближе всего к месту преступления оказался диван — отвратительное коричневое дерматиновое чудовище, которое она несколько раз вымыла с хлоркой. Она несколько часов все мыла и скребла — похоже, этот способ скоротать ночь ничем не хуже любого другого. Она оттерла стены, камин, дверные косяки, плинтусы и лестницу. Она часто видела подобное по телевизору. Но эксперты-криминалисты обязательно найдут кровь, стоит им только поискать…
Только утром она вспомнила о трупе. Следовало спрятать его получше, пока она не придумает, как от него избавиться. Она чуть не засмеялась над своей детской мыслью просто выбросить его на свалку. Как она, черт возьми, с этим справится? Время бежало неумолимо, возможность сообщить об убийстве таяла, а последствия ее деяния становились все более угрожающими. Скоро в ее гараже обнаружат труп. Как и почему — она даже думать не хотела. Что-то связанное с жарой… «Разложение» — вот слово, которое она искала. Вскоре будет чувствоваться запах разложения. Да и Антон, наверное, сообщил брату, где она живет (разве он не угрожал, что ей предстоит держать ответ перед Юрием и его бандой?). Она может забрать сына и бежать, но куда? Лишь несколько часов назад она уверяла, что не собирается никуда отсюда уходить. Это Сашин дом.
