— Что тебя так задержало? — пробормотала она.

— Был занят. Я же работаю, — весело ответил он, не обращая внимания на ее сарказм.

— Откуда у тебя ключ?

Антон поднял руку и помахал ключом.

— Твоя подружка Линн давным-давно дала мне адрес тестя, сама же ты не удосужилась. — Он постучал указательным пальцем по виску. — Антон сложил два и два. Ты всегда возвращалась к своему отцу. Поэтому я сделал дубликат твоего ключа. Вот такой он, твой Антон. Всегда обо всем думает наперед. Так, на всякий случай. Я нашел подробную карту Бата, и вот я здесь.

Он широко улыбнулся и распахнул кожаную куртку, как будто приглашая Рэчел броситься к нему в объятия. Золотой медальон на его шее сверкал, как солнце, а шелковая сорочка отливала темно-красными и черными полосками.

Значит, он ее нашел. Антон редко о чем-нибудь спрашивал. За все эти годы он не проявлял никакого интереса к тому, где она родилась, где жил ее отец, как умерла ее мать. Когда они познакомились, он даже не удосужился спросить, как она стала официанткой в забегаловке и почему спит в убогой комнатенке в захудалом микрорайоне в восточном Лондоне. Теперь она понимала, насколько была наивной. Он перестраховался и узнал, где она может быть. И Линн… подруга называется!

— Эта развалина, — он ткнул большим пальцем в сторону дома Тома Бейнсбарроу, — сказал, что твой отец умер. Прими мои соболезнования, крошка.

Она проигнорировала его притворное сочувствие.

— Где Сашина собака?

— А, собака жива, прекрасно питается, ест одно мясо. Не волнуйся. Разумеется, это Сашина собака. Он может навещать ее, когда захочет. Я объясню ему. Утром.

Рэчел стала спускаться по лестнице, надеясь, что сможет не пустить его в дом. Поскрипывающие, стонущие ступеньки подчеркивали ее нервозность. На полпути она остановилась.

— Ты не можешь войти вот так просто.

— Почему? — улыбнулся Антон.

— Может, ты и Сашин отец, но мы больше не муж и жена. Я не хочу, чтобы ты здесь оставался. Я дам тебе свой новый номер мобильного. Позвони мне, и сможешь увидеть Сашу на выходных. — Рэчел слышала, как дрожит ее голос.

— Послушай, Рэчел… — Его спокойный голос не предвещал ничего хорошего. — Я стараюсь быть терпеливым, но мне кажется, что ты не слишком-то любезна.

— Не слишком любезна? — фыркнула она. — А врываться в дом и забирать собаку — это любезно? А что ты сделал? Ворвался и украл.

Антон направился к Рэчел, и она отступила назад на одну ступеньку, кляня себя за проявление страха.

— Ты считаешь, что можешь забрать у меня сына? Этого не будет никогда, крошка. И тебе об этом прекрасно известно. Но для меня слишком далеко мотаться из Лондона сюда на выходные.

— Я не забирала у тебя сына, — чуть ли не плакала она. — В этом весь ты. Ты не оставил мне выбора.

Антон сделал еще один шаг. Рэчел попыталась смерить его гневным взглядом, хот ь как-то продемонстрировать твердость.

— Рэчел, Рэчел… — Он покачал головой. — Мы все время ссоримся. Но если ты не будешь меня злить, мы отлично поладим. Ты прекрасно об этом знаешь. Уехать, ничего не сказав… Так не делается, ты же не будешь спорить?

— Приходи завтра, и мы поговорим о Саше.

— Завтра? Ты отсылаешь меня в гостиницу?

— Я действительно хочу, чтобы у вас были теплые отношения. Правда хочу.

Он прищурил глаза.

— Отношения? С моим сыном? Ты это так называешь?

— Ты понимаешь, о чем я.

Одним прыжком он взлетел по лестнице и схватил ее за руки.

— Не понимаешь или притворяешься? Я хочу быть с тобой, дура набитая. И мы будем вместе, хочешь ты этого или нет. Ты единственная женщина, которая меня возбуждает, вот уже много лет. Я пробую жить с другими, но они мне до смерти надоедают. Всего несколько дней, и я прогоняю их из своей постели. Лишь к тебе одной я возвращаюсь.

— Как мило! — усмехнулась она. — Я тронута.

Она попыталась вырваться, но он крепко сжал ее запястья и развел руки в стороны. Она ненавидела собственную реакцию — внезапное сокращение матки. Он почувствовал это и улыбнулся.

— Ты сама сказала. Ты сладкая, говорю тебе, сладкая и горячая. И мокренькая. Даже после всех этих лет… Разве это ничего не значит?.

Он притянул ее к себе и обхватил за талию.

— Ты моя. Ты слышала, что сказал Антон?

Она взглянула в его зеленые глаза, глаза, которые она когда-то любила, в глубине которых столько раз терялась. Тысячи раз. Она чувствовала, как подкашиваются йоги, как она сдается. Так было проще всего, безопаснее. Линия наименьшего сопротивления.

Он уже одной рукой расстегивал пуговицы на ее рубашке, а другой продолжал крепко прижимать ее к себе.

— Господи, — прошептал он, — как я скучал по тебе!

Он задрал ее бюстгальтер и обхватил губами сосок. Она почувствовала, как грудь в ответ напряглась, то же приятное тепло она почувствовала и внизу живота, как будто там пробежал трепетный, живой ток. Рэчел взглянула на завитки его волос, блестящие, гладкие, тщательно уложенные в утиный хвостик и присыпанные перхотью. Это отрезвило ее, она напряглась. Раньше она считала его самым прекрасным мужчиной, когда-либо ступавшим на эту землю, но он изменился. Или это она изменилась? Его черная кожаная куртка и прическа вот уже десять лет как вышли из моды. Антон этого не понимал, но сейчас он выглядел как настоящий сутенер или карикатура на оного.

Он замер, почувствовав ее отчуждение, и резко поднял вверх голову.

— В чем дело?

— Прекрати! Я не хочу.

— Ты же разрешила начать, — сказал он, сдавливая ей ягодицы. — Ну же! Ты же хочешь! Думаешь, я не знаю твоих штучек? Тебе просто охота чуток поломаться.

— Ничего подобного!

— Ладно, — прошептал он хрипло. — Тогда сделай приятное мне.

Он положил ей руки на плечи и заставил опуститься на ступеньки. Она понимала, что должна дать отпор, но в доме находился Саша. Он проснется и услышит, или хуже того — увидит.

Она стояла на коленях, а Антон возвышался над ней. Его руки действовали быстро, расстегивая ремень, ширинку и вытаскивая член, уже готовый к действию. Она смотрела на него совершенно равнодушно. Член находился в том состоянии, которое она больше всего любила. Возбужденный, но не слитком твердый, туго натянутая крайняя плоть над большой головкой. Гладкий, теплый, жаждущий ее.

Антон был не против подождать: он наслаждался, предвкушая, глядел на нее, гладил руками ее волосы, ощупывал пальцами ее разодранные мочки. Она может просто сделать ему минет. По крайней мере, она не будет с ним трахаться. Это покажется смешным, но она представила, как признается в случившемся своему психотерапевту-задаваке. Разумеется, она ничего не расскажет, но при одной только мысли об этом ей стало тошно.

— Я не буду этого делать, — решительно заявила она, отворачиваясь. — Саша может проснуться. Он очень расстроился из-за собаки.

— Он крепко спит, — ответил Антон, прерывисто дыша. Рэчел по голосу слышала, что он улыбается. — В любом случае, что плохого в том, что родители любят друг друга?

Он повернул ее к себе лицом и провел членом по ее губам — мягко, ожидая, пока они уступят и пустят его внутрь.

— Это не любовь, — сказала она, отшатываясь. — Это минет, семилетнему ребенку не стоит этого видеть.

Его пальцы крепко схватили ее за волосы, и он молча сунул член ей в рот. Сначала она отворачивалась, но потом уступила. Внезапно она почувствовала тошноту и боль от собственного желания. Это было так пошло, ее реакция — такой неуместной, однако весь сценарий — таким знакомым. Она уступила, но все же это было сродни изнасилованию. Она сказала «нет», и это было изнасилование. Рэчел уперлась руками в его бедра, пытаясь убрать напористый член изо рта. Но, как она и предполагала, Антон ей этого не позволил. В ответ он схватил ее за шею, его движения стали более настойчивыми. Именно так он и любил: небольшое сопротивление, но не слишком сильное, в меру.

— Но ты же сама этого хочешь, — пробормотал он. — Скажи, ведь хочешь, хочешь?