Рэчел встала с кровати и прижалась ухом к стене, но больше ничего не услышала. Она вернулась в постель, а крик все звучал в ее ушах. Спустя два бессонных часа, незадолго до рассвета, она услышала, как внизу скрипнула дверь кухни. Она снова выглянула в окно, оставаясь в тени и пытаясь разглядеть, кто пригнел и зачем. Долговязую фигуру Антона и коренастую Юрия она ни с кем не могла спутать. Они тащили через двор какой-то большой тюк. Рэчел отпрянула от окна, сердце ее неистово билось. Она была уверена: если Юрий ее заметит, ей не жить.

— Мам, давай возьмем Наполеона! — прокричал Саша с качелей и прервал ее мрачные воспоминания.

— Он слишком шумный. Сперва ты должен его выдрессировать! — крикнула она в ответ, пряча фотографию в сумочку.

В душе росла тревога. Рэчел было бы спокойнее в четырех стенах, но мальчику необходимо куда-то девать избыток энергии, нужно где-то побегать, поиграть, поваляться в пыли…

— Дорогой, пойдем домой, выпьем чаю. Ты же знаешь, Наполеон не любит оставаться один. Он будет стоять возле двери, ведь так? Вилять хвостом и царапать, царапать дверь и пол, стирая свои несчастные когти.

Этот довод подействовал, как й всегда. Завести Наполеона было мудрым стратегическим решением. Пес удерживал Сашу там, где нужно.

Квартал жилых домов, построенных после войны на вершине крутого холма, который возвышался над Батом, был северной окраиной города. Кто здесь только не жил! Старожилы — скромные люди со скромным достатком. Они жили здесь уже несколько десятилетий, они выкупили свои дома, когда те были построены, и уже давно расплатились по закладным. Некоторые из домов были проданы и разделены на квартирки и комнатки для молодых людей, и эти жильцы были из разных слоев: бездельники, которые не могли позволить себе ничего лучшего, и студенты, мечтающие переехать в район попрестижнее. Чуть ниже по холму дома были более старыми и уютными. В этих домах жили повзрослевшие бывшие студенты, молодые специалисты, которые купили эти дома из-за их местоположения и викторианского великолепия. Сверкающие автомобили с откидным верхом теснились на узких улочках рядом с раритетными седанами.

Местные риэлторы считали дом Рэчел особняком, но на самом деле это было нечто промежуточное: не то чтобы старый, не то чтобы новый, зато к нему подходило слово «безобразный». Единственными преимуществами дома в этом забравшемся на север города квартале были пристроенный огромный гараж, высокий, как дополнительный этаж, и вид на город, на реку и на холмы. К тому же квартал располагался рядом с маленьким, похожим на полумесяц парком.

Сосед Рэчел, мистер Бейнсбарроу, пытался завязать с ней дружбу и много чего рассказывал о том времени, когда дом строился, но, по правде говоря, ее эти истории ничуть не интересовали. Он часто вспоминал, как они поссорились с отцом Рэчел из-за крайнего дома. Оба одновременно решили его купить, и мистер Бейнсбарроу утверждал, что Альфи сунул риэлтору, который занимался продажей, десять фунтов. С годами мистер Бейнсбарроу начал путать Рэчел с Дотти, ее матерью, и стал подстерегать ее во время редких визитов к отцу.

— Ты не должна была бросать мужа, Дороти. Спиртное сведет его в могилу раньше времени.

— Дотти умерла много лет назад, Том. Прекратите преследовать меня каждый раз, когда я прихожу, — отвечала она. — Я — Рэчел, запомните. Его дочь.

— Ах да, дочь. Какое несчастье! — ответил он, осуждающе качая головой. — Какое горе!

Сейчас мистер Бейнсбарроу почти не покидал стен своего дома, но часто сидел у открытого окна и сплетничал, ожидая приезда грузовичка, доставляющего горячую пищу на дом престарелым и инвалидам, и прихода районной медсестры, которая меняла ему повязку на ноге, где были язвы.

Саша махнул ему рукой, и старик кивнул в ответ, подняв вверх большой палец. Казалось, присутствие неунывающего Саши подняло ему настроение. На этой улице жило мало детей, но даже если бы их было больше, у них, вероятнее всего, были бы дела поважнее, чем старик, сидящий у окна. Может, они вообще бы не заметили его присутствия. Рэчел, как обычно, лишь небрежно махнула старику рукой и, уже отворачиваясь, краем глаза заметила его странный жест. Даже не взмах, а резкое движение рукой. Она обернулась, но он только покачал головой. Рэчел понятия не имела, что мистер Бейнсбарроу пытается ей сказать, но она привыкла к тому, что он ведет себя странно. Она передернула плечами, словно спрашивая, в чем дело, но он продолжал смотреть на нее с каменным лицом.

— Думаешь, Наполеон спит? — поинтересовался Саша, настойчиво дергая ее за рукав куртки.

— Ты шутишь? — удивилась она, проходя с сыном через ворота. — А теперь не забудь, о чем мы говорили, и не позволяй ему прыгать. Учи его. Мы должны его выдрессировать, не то он собьет с ног какого-нибудь старика в парке, а после суда ты останешься без штанов.

Саша склонил голову на бок и вопросительно взглянул на мать.

— Да, но возле двери его нет.

Рэчел как раз пыталась достать из недр своей сумки ключи.

— Разумеется, он там, — ответила она и запнулась.

Мальчик был прав. За дверью стояла тишина: ни дикого лая, ни царапанья острых когтей по дереву. Неужели этот глупый пес наконец научился слушаться? Или он заболел? Она ничего не знала о собаках. Рэчел нашла ключи и взбежала по лестнице. Когда они толкнули дверь, их встретила тишина.

— Наполеон! — позвал Саша, наклоняясь вперед и несколько раз хлопая себя по коленям. Так мальчик всегда подзывал собаку, которая радостно бросалась к хозяину. — Ко мне, малыш!

Но ничего не произошло. В доме стояли покой и тишина, как в тот день, когда они вернулись сюда жить — после того как у Альфи случился сердечный приступ. Рэчел почувствовала приступ тревоги. Что их ждет? Пес отравился тухлым карпом, которого нашел в парке? Или они оставили окно открытым? Этот чертяка был невероятно шустрым.

— Оставайся здесь, милый, снимай куртку, — сказала она Саше. — А я пойду и разбужу его.

Она искоса взглянула на сына: «Делай, как я сказала», но в ответ получила такой взгляд, что мурашки побежали по коже. Она и раньше видела подобный ужас в глазах сына. В последний раз это случилось, когда Антон схватил ее за шею, заставив взвыть от боли.

— Мам, — прошептал Саша, крепко хватая ее за руку, — ты думаешь, он убежал?

Она взглянула в тревожные глаза сына.

— Не знаю, милый. Вероятно, он где-то спит.

Внезапно Саша отдернул руку и ударил ее кулаком в живот.

— Его здесь нет, дура!

— Саша! — вскрикнула она, хватая его за локоть. — Не смей меня бить и никогда не произноси это слово!

— Тебя так папа называет! — яростно возразил сын, вырывая руку, и побежал на кухню, не переставая звать пса. Его крики разносились по комнатам, эхом отражаясь от деревянной лестницы. Ему было всего семь, но он прекрасно знал, что означает эта тишина. Он знал, что собака не могла сама убежать из дома.

Рэчел осталась стоять у двери. Что же дальше? Она представила Сашу подростком, который набрасывается на нее с кулаками… После того, что он слышал в своей жизни, после того, что ему пришлось повидать, чего еще она могла ожидать? К тому же собака исчезла… Что это значит? Она сразу же принялась за дело: побежала проверять дом, но не под кроватями или шкафами, а окна, двери и замки. Кто-то был в ее доме и похитил собаку. Больше ничего не тронули. У кого-то был ключ.

Она ждала его весь вечер. По правде сказать, она ждала его все эти три месяца, с тех пор как переехала сюда. Когда в замке повернулся ключ, Рэчел замерла. Часы на прикроватном столике показывали 00:15. Она вскочила с постели, все еще одетая в джинсы и рубашку. Скользнула в сапоги — чтобы не выглядеть слишком беззащитной — и бросилась к лестнице, которая вела в гостиную. Внизу распахнулась дверь — жалкая цепочка, которую она накинула, порвалась, как нитка, а засов с глухим стуком упал на пол.

— Привет, крошка! — сказал Антон как ни в чем не бывало, прикрывая за собой дверь.