С того момента жизнь начала мне даже улыбаться. Положение моих родителей улучшилось. За четыре года работы в лавке отец сумел скопить десять конто. Я решил продолжить учебу. В дождь и ветер ездил я на завод и в школу на велосипеде. Мне приходилось вовсю крутить педали, и я здорово уставал. Тогда-то отец купил на эти десять конто мотоцикл, который пришелся мне очень кстати. Отец всегда был мне другом. А я вечно ходил недовольный дома и на работе. На заводе говорили, что я выполняю всю работу как положено. Но я от этого не менялся, я никогда не задирал нос, когда меня хвалили. Мне всегда хотелось пойти дальше, словно во мне сидели одна тоска и недовольство собою. Дома все было в порядке, я любил Лидию-Марию, а она любила меня. Но я жил или старался жить скорее тем, что за стенами дома. Я бывал дома и одновременно далеко от дома.
Как-то решили послать молодых рабочих на международный конкурс через Секретариат по делам молодежи. Это был конкурс слесарей, жестянщиков, медников и рабочих других профессий. Конкурс имел несколько этапов. Сначала соревновались в округе, а потом ехали на национальный конкурс. В предыдущие годы мои товарищи но работе уже участвовали в таких состязаниях. Некоторые занимали хорошие места — вторые и третьи. Скрепя сердце Силвину назвал мое имя. Я уже умел делать чертежи, а в школе старался побольше узнать о том, в чем не был силен. В конкурсе участвовали я и мой товарищ, который работал дольше меня, но жюри решило, что моя деталь сделана лучше.
Настало время национального конкурса, и я на него поехал. Мы разделили первое место еще с одним рабочим. Собрали новое жюри, чтобы не было ничьей, и первое место присудили мне. Это был Национальный чемпионат котельщиков для юношей до двадцати лет. Моему шефу было не по себе. Вот что значит плевать против ветра!
Я стал на заводе знаменитостью. То есть теперь меня знали не только товарищи по работе, но и начальники и сам управляющий. Конкурс длился целый год. Потом меня послали на международные соревнования в Шотландию.
В конкурсе участвовали рабочие разных профессий. Я представлял свою страну по металлоконструкциям, другие по слесарной части, по сварке, по электротехнике… Первая часть путешествия — из Лиссабона в Лондон — прошла удачно. А из Лондона в Глазго, где проходил конкурс, — уж лучше и не вспоминать. Самолет без конца трясло, думаю, оттого, что летели над горной зоной. Мы подлетали к Шотландии, а мне было так плохо, так тошно. Меня и еще других рвало до самого автобуса.
Мы приехали в гостиницу, которую нам заказали в Глазго, она была просто отличная. Нас очень хорошо приняли. Поначалу я ничего не ел из-за трудной дороги; к тому же еда была непривычная: жареная ветчина, жареные сосиски… Я ел только фрукты, которых было полно: апельсины, яблоки, груши, на каждом — особая наклейка. Меня показали врачу. Так продолжалось три дня. Я чувствовал себя разбитым, мне было трудно ходить. Скоро должен был начаться конкурс, и я собрал все свои силы, чтобы в нем участвовать.
Конкурс длился пять дней, всего 25 часов. Соревнования начались в Бармулок Колледж, это очень хорошо оборудованная школа. В ней есть даже авиационный реактивный двигатель в разрезе и целый ряд моторов, включая самые современные, они тоже даны в разрезе, причем отдельные детали покрашены в разные цвета. Замечательная школа с точки зрения практики. Все состязания проходили в общем зале, но у каждого участника было свое рабочее место. Станки и инструмент — самые лучшие. Я да и многие ребята из других стран привезли свои инструменты. Но там было все необходимое.
Как только начались соревнования, я сразу отметил сноровку, с которой работали немец и англичанин. Они принялись за работу с невероятной скоростью. Задания были одинаковые, чтобы потом выполненные детали можно было сравнить. Надо было сделать опору для линии электропередачи. Классификация присваивалась по каждой детали в отдельности в зависимости от качества среза, отделки, красоты и так далее.
Я уже давно начал осваивать эту профессию, потому что, как говорил, смолоду обучился на заводе разным специальностям и довольно неплохо знал свое дело. Хотя немец и англичанин работали быстрее всех, потом, когда детали были закончены и выставлены, обнаружилось, что их довольно далеки от совершенства. То там, то сям были заметны шероховатости, на которые не могли не обратить внимания члены жюри. А когда мы только начинали, я даже забеспокоился, увидев, как быстро они работают.
Когда я закончил, мне самому понравилась моя работа. Я был готов не пить, не есть, лишь на нее любоваться. Под конец, когда детали были выставлены, я почувствовал гордость за свою работу. Я заметил, что члены жюри, ходившие туда-сюда, возле моей детали задерживались дольше. Они осматривали ее и задавали вопросы. На деталях был номер, но его закрыли, чтобы никто не знал, кто что сделал. Нельзя было с точностью сказать, где деталь португальца, где немца, где англичанина. Многие смотрели на мою работу и спрашивали, чья она. Я прислонился к стене поодаль, никто меня не знал, и мне нравилось наблюдать, как они подолгу рассматривает мою деталь. Потом я спрашивал, можно ли увезти ее с собой в Португалию. Мне сказали, что деталь-победительница должна остаться на месте.
Я получил первую премию по металлоконструкциям, вторым был англичанин, третьим немец. Первым, кто мне сказал, что я победил, был мой коллега, немец. Он подошел ко мне и поднял кверху указательный палец. Потом пожал мне руку и обнял. Все остальные тоже меня поздравили, все двенадцать или тринадцать человек.
Премию мне вручил в мэрии Глазго английский министр труда. Англичане, точнее шотландцы, замечательно все устроили. Конечно, премию нам выдали накануне отъезда, чтобы не расстраивать остальных участников. А на самих соревнованиях вручали только завоеванные медали.
Шотландские девушки — наши ровесницы приняли нас по-дружески, и это тоже пришлось мне по душе. По приезде мы остановились в общежитии для девушек, которые разъехались на каникулы. На следующий день перед домом, где мы жили, он называется Школа королевы Маргариты, стали прогуливаться парами, взявшись за руки, девушки. Время от времени кто-то из нас выходил и начинал беседу, а потом шел с ними гулять и осматривать город. Как поступали мы, португальцы? Мы не ходили по одному, а все вместе пристраивались позади нескольких девушек и шли за ними. Я и еще один испанский парень подружились с двумя англичанками. Одной было шестнадцать, а другой — пятнадцать. Испанец меня подговорил отделиться от остальных ребят.
Я уже знал малость по-английски, а потом научился еще нескольким фразам. Джоан и Эверли повели нас в парк. Испанец и Джоан уселись на одну скамейку, а я и Эверли на другую. Мы сидели в обнимку и целовались. Но если мы пытались пойти дальше, то получали отпор. Они каждый день наведывались в общежитие, даже когда конкурс закрылся. Девушки заходили за нами, но стоило нам повести себя чуть смелее, как они тут же удирали на улицу. На третий день, он нам запомнился больше других, Джоан осмелела: обхватила испанца за шею и поцеловала в губы. Эверли тоже не захотела отстать от подруги: она обняла меня и поцеловала. От удивления я чуть не рухнул и тоже попытался обнять ее. Но они обе поспешили убежать.
Потом Джоан уехала на каникулы во Францию, а Эверли перестала приходить. Я не находил себе места и целыми днями в тоске бродил по улицам, разглядывая витрины. Мне довелось увидеть Эверли еще раз. Я не завтракал и пошел купить булку. Следом за мною в булочную вошла девушка в голубом плаще. Когда она откинула капюшон, светлые волосы рассыпались, я взглянул и обомлел — это была Эверли. Я позвал ее. Она взглянула на меня, словно не узнала. Потом купила хлеб и вышла, не сказав ни слова.
О своей премии я узнал, только когда меня вызвали на сцену. Члены жюри называли имена награжденных участников, страну, которую они представляли, и премию. И все на двух-трех языках. Когда черед дошел до металлоконструкций, меня назвали первым. Я заметил, что меня объявили сначала по-английски, а потом по-португальски. Нас фотографировали, были также две-три телекамеры. Поздравляли. В зале негде было яблоку упасть. У меня такое впечатление, что там труд ценится выше, чем у нас. Мне вручили золотую медаль.
