«Я жил как зверь пещерный…» Я жил как зверь пещерный, Холодной тьмой объят, Заветам ветхим верный, Бездушным скалам брат. Но кровь моя кипела В томительном огне, – И призрак злого дела Творил я в тишине. Над мраками пещеры, Над влажной тишиной Скиталися химеры, Воздвигнутые мной. На каменных престолах, Как мрачные цари, В кровавых ореолах Мерцали упыри. Безумной лаской нежить Во тьме и тишине Отверженная нежить Сбиралася ко мне. И я как зверь скитался В кругу заклятых сил И скверною питался, Но смерти не вкусил. «Не трогай в темноте…» Не трогай в темноте Того, что незнакомо,– Быть может, это – те, Кому привольно дома. Кто с ними был хоть раз, Тот их не станет трогать. Сверкнёт зелёный глаз, Царапнет быстрый ноготь,– Прокинется котом Испуганная нежить. А что она потом Затеет? Мучить? нежить? Куда ты ни пойдёшь, Возникнут пусторосли. Измаешься, заснёшь. Но что же будет после? Прозрачною щекой Прильнёт к тебе сожитель. Он серою тоской Твою затмит обитель. И будет жуткий страх,– Так близко, так знакомо, Стоять во всех углах Тоскующего дома. «Суровы очи у дивных дев…» Суровы очи у дивных дев, На бледных лицах тоска и гнев. В руке у каждой горит свеча. Бренчат о пояс два ключа. Печальный, дальний путь избрав, Они проходят средь влажных трав, Среди колосьев, среди цветов, Под тень надгробных крестов. Пророчат что-то свеч лучи, Но что пророчат, о том молчи. «В село из леса она пришла…» В село из леса она пришла, – Она стучала, она звала. Её страшила ночная тьма, Но не пускали её в дома. И долго, долго брела она, И тёмной ночью была одна, И не пускали её в дома, И угрожала ночная тьма. Когда ж, ликуя, заря взошла. Она упала, – и умерла. «Холодная, жестокая земля!..»
Холодная, жестокая земля! Но как же ты взрастила сладострастие? Твои широкие, угрюмые поля Изведали ненастье, но и счастие. Сама ли ты надежды родила, Сама ли их повила злаками? Или сошла с небес богиня зла, Венчанная таинственными знаками, И низвела для дремлющей земли Мечты коварные с обманами, И злые гости облекли Тебя лазурными туманами? «Я живу в тёмной пещере…» Я живу в тёмной пещере, Я не вижу белых ночей. В моей надежде, в моей вере Нет сиянья, нет лучей. Ход к пещере никем не иден, И не то ль защита от меча! Вход в пещеру чуть виден, И предо мною горит свеча. В моей пещере тесно и сыро, И нечем её согреть. Далёкий от земного мира, Я должен здесь умереть. «О сердце, сердце! Позабыть…» О сердце, сердце! Позабыть Пора надменные мечты, И в безнадёжной доле жить Без торжества, без красоты; Молчаньем верным отвечать На каждый звук, на каждый зов, И ничего не ожидать Ни от друзей, ни от врагов. Суров завет, но хочет Бог, Чтобы такою жизнь была Среди медлительных тревог, Среди томительного зла. «Есть правда горькая в пророчестве…» Есть правда горькая в пророчестве: Ты должен вечным быть рабом. Свобода – только в одиночестве. Какое рабство – быть вдвоём. Свершить ли хочешь пожелания, – Свободные всегда одни. Венчай тиарою молчания Твои отторженные дни. Но бойся, бойся воплощения Твоей надежды и мечты: Придут иные вожделения, И сам окаменеешь ты. «В первоначальном мерцаньи…» В первоначальном мерцаньи, Раньше светил и огня, Думать-гадать о созданьи Боги воззвали меня. И совещались мы трое, Радостно жизнь расцвела. Но на благое и злое Я разделил все дела. Боги во гневе суровом Прокляли злое и злых, И разделяющим словом Был я отторжен от них. |
