«Шум и ропот жизни скудной…» Шум и ропот жизни скудной Ненавистны мне. Сон мой трудный, непробудный, В мёртвой тишине, Ты взлелеян скучным шумом Гордых городов, Где моим заветным думам Нет надёжных слов. Этот грохот торопливый Так враждебен мне! Долог сон мой, сон ленивый В мёртвой тишине. «Поклонюсь тебе я платой многою…» Поклонюсь тебе я платой многою, – Я хочу забвенья да веселия, – Ты поди некошною дорогою, Ты нарви мне ересного зелия. Белый саван брошен над болотами, Мёртвый месяц поднят над дубравою, – Ты пройди заклятыми воротами, Ты приди ко мне с шальной пошавою. Страшен навий след, но в нём забвение, Горек омег твой, но в нём веселие, Мёртвых уст отрадно дуновение, – Принеси ж мне, ведьма, злое зелие. «Грустен иду по дороге пустынной…» Грустен иду по дороге пустынной Вслед за вечернею тенью, угрюмой и длинной. Сумрачный город остался за мною С чахлою жизнью его и с его суетою. Пусты просторы, томительно-жёстки. Никнут ветвями во сне непробудном берёзки. Грустны вокруг меня сжатые нивы. Чудится мне, что враждебно они молчаливы. «Злой, золотой, беспощадно ликующий Змей…» Злой, золотой, беспощадно ликующий Змей В красном притине шипит в паутине лучей. Вниз соскользнул и смеётся в шипящем уже. Беленьким зайчиком чёрт пробежал по меже. Злая крапива и сонные маки в цвету. Кто-то, мне близкий, чёрту замыкает в черту. Беленький, хитренький, прыгает чёрт за чертой Тихо смеётся и шепчет: «Попался! Постой!» «Проходит она торопливо…» Проходит она торопливо На шумных путях городских, Лицо закрывая стыдливо Повязкой от взоров людских: Пожаром её опалило, Вся кожа лица сожжена, И только глаза защитила Своими руками она. В пожаре порочных желаний Беспомощно дух мой горел, И только усладу мечтаний Спасти от огня я успел. Я жизни свободной не знаю, В душе моей – мрачные сны, Я трепетно их укрываю Под нежною тканью весны. «Мечта души моей, полночная луна…»
Мечта души моей, полночная луна, Скользишь ты в облаках, ясна и холодна. Я душу для тебя свирельную настроил, И войны шумные мечтами успокоил. Но мне ты не внимай, спеши стезёй своей, И радостных часов над морем не жалей. Твоя минует ночь, поникнет лик усталый, – Я море подыму грозою небывалой. Забудет океан о медленной луне, И сниться будет мне погибель в глубине, И, полчище смертей наславши в злое море, Я жизнью буйною утешусь на просторе. «Я без цели, угрюм и один…» Я без цели, угрюм и один, Посреди облетелых куртин И поблеклых деревьев иду В бездыханном и жёлтом саду. Облака надо мною скользят, И к закату торопится день. Безнадёжный и близкий закат, Не твоя ли колышется тень Над моею туманной душой? В ней тяжёлой и горькой слезой Упованье моё сметено, В ней мечты облетели давно. «Ветер тучи носит…» Ветер тучи носит, Носит вихри пыли. Сердце сказки просит, И не хочет были. Сидеть за стеною, работником быть, – О, ветер, – ты мог бы и стены разбить! Ходить по дорогам из камней и плит, – Он только тревожит, он только скользит! И мёртвые видеть повсюду слова, – Прекрасная сказка навеки мертва. «Цветик белоснежный…» Цветик белоснежный У тропы тележной Вырос в месте незнакомом. Ты, мой друг, простился с домом, Ты ушёл далеча, – Суждена ль нам встреча? Цветик нежный, синий Над немой пустыней Вырос в месте незнакомом. Ты, мой друг, расстался с домом, От тебя хоть слово Я услышу ль снова? «Птицы чёрные толпою…» Птицы чёрные толпою Вдруг собрались надо мною, И в зловещей тишине Неотвязчивый их причет Надо мною гулко кичет. Возвещая гибель мне. Над душой моей нависли Неотвязчивые мысли О судьбе моей больной, И надежды заслоняя, Череда их роковая Веет страхом и тоской. |
