«По дорожке солнечного сада…» По дорожке солнечного сада Вкруг лужайки медленно иду. Вянут маки. Жёлтая досада Угнездилась в солнечном саду, И пчела жужжать уже не рада, И уж горечь есть в её меду, И дрожат незримо капли яда, Растворясь в лазоревом бреду. Сердце ноет. Ах, счастливый жребий Мне игра полночная дала! И от зависти в безумном небе Стала Венус мраморно-бела, И, пролив таинственные слёзы, Сходит долу исполнять угрозы. «Беден дом мой пасмурный…»
Беден дом мой пасмурный Нажитым добром, Не блестит алмазами, Не звенит сребром, Но зато в нём сладостно Плакать о былом. За моё убожество Милый дар мне дан Облекать все горести В радужный туман И целить напевами Боль душевных ран. Жизнь влача печальную, Вовсе не тужу. У окошка вечером Тихо посижу, Проходящим девушкам Сказку расскажу. Под окном поставил я Длинную скамью. Там присядут странницы, – Песню им спою, Золото звенящее В души их пролью. Только чаще серая Провлечётся пыль, И в окно раскрытое На резной костыль Тихо осыпается, – Изжитая быль. «Берёзка над морем…» Берёзка над морем На высокой скале Улыбается зорям, Потонувшим во мгле. Широко, широко Тишина, тишина. Под скалою глубоко Закипает волна. О волны! О зори! Тихо тающий сон В вашем вечном просторе Над скалой вознесён. «Путь над морем вдруг обманет…» Путь над морем вдруг обманет. Он сползёт немного вниз, И на выступ скал он станет, – Зеленеющий карниз. Только с краю, точно срезан, Ряд уже непрочных плит С диким скрежетом железа На морской песок слетит. Ты замрёшь в неловком жесте, Но за их паденьем вслед Полетит с тобою вместе Прыткий твой велосипед. «Только забелели по утру окошки…» Только забелели по утру окошки, Мне метнулись в очи пакостные хари. На конце тесёмки профиль дикой кошки, Тупоносой, хищной и щекатой твари. Хвост, копытца, рожки мреют на комоде. Смутен зыбкий очерк молодого чёрта. Нарядился бедный по последней моде, И цветок алеет в сюртуке у борта. Выхожу из спальни, – три коробки спичек Прямо в нос мне тычет генерал сердитый, И за ним мордашки розовых певичек. Скоком вверх помчался генерал со свитой. В сад иду поспешно, – машет мне дубинкой За колючей ёлкой старичок лохматый. Карлик, строя рожи, пробежал тропинкой, Рыжий, красноносый, весь пропахший мятой. Всё, чего не надо, что с дремучей ночи Мне метнулось в очи, я гоню аминем. Завизжали твари хором, что есть мочи: «Так и быть, до ночи мы тебя покинем!» «Две проститутки и два поэта…» Две проститутки и два поэта, Екатерина и Генриетта, Иван Петрович Неразумовский И Пётр Степаныч Полутаковский, Две проститутки и два поэта Сошлись однажды, – не странно ль это? – У богомолки княжны Хохловой В её уютной квартире новой. Две проститутки и два поэта Мечтали выпить бокал «Моэта», Но богомолка их поит чаем, И ведь не скажут: «Ах, мы скучаем!» Две проститутки и два поэта, Как вам противна диэта эта! Но что же делать? Княжна вам рада, В её гостиной скучать вам надо. Две проститутки и два поэта, Чего вы ждёте? Зачем вам это? Зачем в гостиной у доброй княжны Вы так приличны и тошно-важны? Две проститутки и два поэта, И тот и этот, и та и эта, Вновь согрешите в стихах и в прозе, И в ресторане, и на морозе. «По силе поприще едино…» По силе поприще едино Пройди со мной В пути, где яркая кручина И тёмный зной. Хотя одно пройди со мною, А сможешь, – два. Юдолью бедственной земною Иду едва. А может быть, с тобой прошли бы До склона дней Мы вместе жёсткие изгибы Моих путей Навстречу пламенному Змею Рука с рукой? Но разве я просить посмею Любви такой! Не я ли выбрал эту долю И этот страх? Не я ли девственную волю Повергнул в прах? Пройди ж со мною хоть немного, Хоть малый круг, И это я как милость Бога Приму, мой друг. |
