Сам же Гримнир был один-одинешенек в огромном темном зале пиршеств. Де­сятки мрачных портретов предыдущих правителей, выполненные в багровых тонах, осуждающе глядели на сгорбившегося на своем месте во главе стола и закрывшего лицо руками императора. Дикий страх пробирал его с ног до головы, и он безостано­вочно молил Создателей спасти его грешную душу. Последний раз Гримнир испыты­вал подобное, когда его мать случайно или специально заперла на полдня в лишенном всякого освещения сарае.

   Часы пробили семь часов вечера, и с последним ударом, совпавшим с раскатом грома, пошел дождь. Этот дождь был иным, не тем, что лил три дня назад. Он не жег всего, чего касались капли, а наоборот -- нес свежесть... То была последняя отрада для всего Фенрота...

   Ожидание томило. Гвардейцы уже устали вглядываться в туманную даль, откуда должны были потечь к Замку вражеские войска. Наконец, в семь часов и двенадцать минут все началось...

   Со стороны Тор-Венира -- расположенной недалеко на северо-востоке крепости, отстроенной для защиты столицы от набегов северных народов, - в небо взлетел пыла­ющий шар. Он пронесся, оставляя дымящийся хвост, под тяжелыми тучами и обру­шился на пустые крыши трех соединенных вместе домов, отделенных от рва еще дву­мя рядами построек. Следующий, пущенный уже с западной стороны, был куда точнее -- пылающий шар приземлился на головы засевших на крыше официального жилища Гильберта стрелков и похоронил их под собой и под тем, что осталось от домика.

   В вечернем тумане показались враждебные полки. Они медленно растекались по крайним улицам города, дабы пробраться мимо затаившихся на крышах стрелков с ми­нимальными потерями и собраться снова на главной площади, чтоб начать штурм зам­ка. Затем на крышах появились десятки бойцов, направленные ликвидировать стрел­ков.

   Затрещали выстрелы, разбавляемые время от времени проносящимися в воздухе свистящими и завывающими огненными шарами. Имперцы сосредоточили силы на уничтожении пяти из пятнадцати ведущих к главной площади направлений, ибо на них были замечены значительные количества дальнобойных орудий. Загремели пушки ба­шен. Они должны были вести заградительный огонь, препятствуя продвижению войск противника, предоставив возможность кучке стрелков на крышах перебить как можно больше неприятелей. Однако древние, рассчитанные больше на устрашение, чем на ак­тивное поражение противника, орудия времен Забулона III не возымели должного дей­ствия. К тому же выпущенные на крыши ликвидаторы знали свое дело так же хорошо, как и имперские стрелки. Их стремительное приближение заставило перевести канона­ду с наземных противников, дабы не быть так просто перебитыми.

   Навстречу ободрившимся, ибо больше не поливаемым смертоносным свинцом сверху, а лишь ловящим лишенные всякой убойной силы ядра, узким, но бесконечным потокам противников выдвинулись имперские гвардейцы, сопровождающие возвыша­ющихся над ними на две головы гренадеров. Они занимали позиции у нагромождений всяческого мусора, наваленного заблаговременно, дабы задержать врага.

   Не стоит долго томить абсолютно бессмысленными описаниями действий им­перцев, не приносящих никаких особо полезных плодов. Больше половины стрелков были уничтожены постоянно забирающимися на крыши противниками. Конечно, не­льзя не сказать, что очень и очень многие сотни осмелившихся подняться наверх были отстреляны, но это были лишь капли в том море. В конце концов, пули и храбрость стрелков закончились, и они, подгоняемые бегущими по крышам отрядами противни­ка, вынуждены были отступить...

   Гримнир оторвал ладони от лица. Его раненный глаз был закрыт повязкой, из­-под которой выглядывал аккуратный шрам.

   Двери, только вчера поставленные на место, осторожно отворились. Вошел тя­жело дышащий гвардеец и, безнадежно взглянув на так же безнадежно глядящего на него императора, вздохнул и заковылял к лестнице, ведущей на балкончик зала пир­шеств и дальше, к башне Гармонии.

   Ударили залпы пушек -- Гримнир подскочил, корона его съехала набок. Прогре­мело снова, но уже за пределами замка. Это могло значить только одно -- враг пробил­ся к главной площади и, еще не способный войти в замок, развернул свои орудия. Их Величество прошелся вокруг стола, и, когда он возвращался обратно к своему креслу, снаружи громыхнуло вновь. Новая повешенная люстра качнулась и рухнула на разло­женную на столе карту города, на которой черными крестами были отмечены все воз­можные направления ударов.

   - Нет... нет... Этого не может быть... это все сон... - зашептал император и, удер­живаясь за стену, чтобы не упасть при все учащающихся громоподобных залпов, за­хромал к дверям. Он выглянул из зала: потолок коридора обрушился в некоторых ме­стах, и на обломках лежали раскуроченные бездыханные тела. Осторожно, чтобы не задеть, он прошел меж мертвыми к винтовой лестнице, ведущей в башню Удачи -- бессменное место уединения всех правителей Империи.

   Он поднимался по холодным мрачным ступенькам, старательно выложенным древним мастером, когда стены содрогнулись вновь. Гримнир упал, но успел ухватить­ся за выступ, чтоб не полететь кубарем вниз. Его корона свалилась с изрядно поседев­шей за последние три дня головы и, звеня и сияя во мраке серебром, покатилась, под­прыгивая, вниз. Гримнир, не вставая на ноги, продолжил восхождение.

   Взобравшись на самый верх, он осторожно, как будто бы боясь сорваться в про­пасть, нащупал резную ручку массивной дубовой двери, укрепленной двумя металли­ческими пластинами, и ввалился внутрь помещения.

   Тем временем воины императора вынуждены были отступить в замок. Для этого им спускались из окон веревочные лестницы, и они, обязанные, если хотят выжить, перепрыгивать через головы голодных крокодилов, минуя клацающие зубами-бритва­ми пасти, дружною толпою как можно скорее взбирались наверх.

   Каким бы бессмысленным все это действо ни было, но все же мизерные шансы у обороняющихся были. Увы, нарастающая паника и крах всякого порядка не дали ими воспользоваться.

   Их Величество, чуть ли не плача, глядел через застекленное окно башни Удачи, куда только очень редкий снаряд мог добраться, на багровое солнце, погружающееся в черно-зеленое море леса, затянутое пеленою дождя. Вдруг кто-то намеренно прокаш­лялся за его спиной. Гримнир обернулся: перед ним стоял весь в черном, вертящий на левой руке шляпу-котелок, а правой, облаченной в черную кожаную перчатку, разгла­живающий свои угольные волосы, с которых сыпалась сажа, человек.

   - Кто Вы? И как Вы сюда попали? - Их Величество всего передернуло.

   - Мое имя - Франий, - незнакомец нахлобучил свой котелок на голову, - но Вам оно уже вряд ли пригодится, - он подошел к Гримниру и, взявши его под руку, повел Их Величество к выходящему на площадь перед замком окну. Гримнир пытался вос­противиться, но он сделался как будто бы ватным и ничем не мог помешать.

   - Зачем Вы?.. Как Вы?.. - Их Величество мог лишь бесперебойно задавать всякие несущественные вопросы, выражающие его негодование.

   - Это совершенно не имеет значения, - совершенно спокойно говорил Франий и, не выпуская государя-императора, распахнул окно. - Глядите! Вот и все, что впереди! - наступающие медленно, но верно разделывались с собравшимся на площади гарнизо­ном. Им не могли помешать ни стрелки, частью перебитые, а частью выкуренные газо­выми гранатами, ни залпы замковых пушек, уже через десять минут после разверты­вания вражеских орудий выведенные из строя пущенными в них ядрами, ни кучка не успевших убежать раньше магов, пустившихся наутек после того, как были ликвиди­рованы пушки, и никто не мог им воспрепятствовать, ибо то же самое происходило и с остальными, кому была хоть сколько-нибудь дорога их жизнь.

   - Совсем скоро они будут подниматься по лестнице сюда, и ничто этого не изме­нит, - продолжал Франий. - Я же предлагаю выход. Простой и почти безболезненный, - он погладил подоконник, от его прикосновения обуглившийся. - Я знал только одного человека, который упал с этой башни и остался жив... Удивительно, но это правда... Надеюсь, Вам повезет! - с этими словами, расплывшись в дьявольской ухмылке, Фра­ний вытолкнул Их Величество в окно. Проводив взглядом до самой земли беспоря­дочно машущего конечностями, пытающегося ухватиться за воздух правителя, Франий заключил. - Увы... - и, заливаясь сотрясающим стены смехом, обратился черным уродливым вороном и, взмахнув подранными крыльями, улетел прочь, провожаемые неумолкающими звуками битвы...