Таким образом, нам, как и всем нормальным людям, неспособным запомнить значения бесчисленных знаков отличия, будет достаточно одного взгляда издалека, чтобы понять, что торжественно скачущий позади еще трех всадников каратель и есть тот самый немного командующий, да еще и самый натуральный капитан.

   Отряд вступал на территорию Верхнегрязи. Как и полагается, ни ворот, ни часто­кола, ни каких-либо иных фортификаций, а тем более крепостной стены, на строитель­ство которой выделялись бюджетные деньги, торжественно растворившиеся в карма­нах друзей лорда Айзека, здесь не было. Деревушка, как и полагается, уже два часа не спала, но до сих пор еще ни о чем не догадывалась, ибо, несмотря на указанные в по­слании Айзека согласия жителей, ни о каких-либо поползновениях в области внутрен­ней политики не знала.

   Первые кривые и не очень деревянные домишки уже были на расстоянии десяти шагов, когда капитан дал отмашку действовать. Шесть из двадцати девяти исполни­телей схватились за ружья, еще шесть обнажили клинки, и все двенадцать, пришпорив коней, бросились причинять добро и справедливость еще не обратившим должного внимания, мирно занимающимся своими делами жителям. Оставшиеся каратели разде­лились на две группы по четыре и по тринадцать, соответственно. Четверо, сопрово­ждая гордо и неспешно скачущего капитана, устремились в глубь деревеньки, мерно постреливая охватываемых ужасом и неуспевающих скрыться людей. Оставшиеся три­надцать принялись за уничтожение недвижимого имущества, для этих целей у них был приготовлен значительный запас ручных гранат, а также огнеметы.

   Уже спустя пятнадцать минут половина домов пылала, а по разбитым грунтовым дорогам текли реки крови. Каратели, согласно отданному приказу, не щадили никого. Они стреляли в спины убегавших детей, вставших ни свет ни заря вместе со своими родителями, дабы работать на благо своих семей, деревушки и всего неблагодарного государства. Они рубили по чему придется, и их жестокости не было предела. Ни сле­зы, ни мольбы, ни крики горящих заживо людей, попытавшихся скрыться в домах, ни­что не могло их остановить. Капитан лично, с криком: "Во славу благословенного Им­ператора!", забрасывал гранаты в открытые окна, а закрытые приказывал выбить, дабы он любимый мог-таки карать неверных.

   - Пощадите! - взмолился горбатый старик с большущим бельмом на глазу и упал на колени перед восседавшим на белом жеребце карателем. - Чем мы виноваты перед государем?

   Но каратель лишь зыркнул прищуренными зелеными глазищами из-под тре­угольной шляпы и без лишних телодвижений выстрелил старику в морщинистый лоб. Та же судьба ждала молодую и еще незамужнюю девушку, павшую наземь и ставшую молиться всем светлым богам и всемилостивому создателю.

   Имперцы продолжали лиходействовать. Помимо массовых убийств, они приня­лись грабить наиболее богатые дома. Они выбивали не так уж и прочно сидящие две­ри, врывались внутрь, поливая пулями все перед собой, и выносили все ценное, не за­бывая перед уходом поджечь домишко. Они тащили с собой все, что можно бы было куда-нибудь продать: от свечей и ложек до обуви и женских платьев.

   Приостановив раздачу справедливость, все тридцать погубителей сошлись на главной улочке, стащив туда все, что смогли прихватить, и принялись за дележ добычи. Они утащили еще три телеги, в которые и погрузили заранее приготовленные и про­маркированные мешки с награбленным добром.

   - Дальше -- больше! - кричал капитан, укладывая свой пузатый мешок рядом с остальными. - Вперед!

   На юге завыли боевые трубы. Всколыхнулось отражающееся в хрусталиках глаз имперцев бушующее пламя. Они все мигом обернулись: на фоне озарившегося алым сиянием леса лавиной надвигались конные цепи, над ними возвышались развева­ющиеся на ветру штандарты Южной Армии Айзека.

   - Уходим! - возопил капитан, взбираясь на коня и всаживая шпоры посильнее ему в бока. Остальные не помедлили последовать его примеру. Они бы могли уйти бы­стрее и спастись, если бы бросили награбленное, но нет...

   Загремели выстрелы. Конница подходила полукругом, стремясь замкнуть кольцо и тем самым обречь все потуги кровожадных грабителей и убийц. Пылающие дома проносились мимо, каратели улепетывали как могли, но не желали бросать добычу. Колеса одной телеги расшатались и, не выдержав нагрузки, оторвались вместе с осью. То же самое случилось и с остальными двумя, что изрядно замедлило отступление тех троих, что решили запрячь именно своих лошадей. Именно их пули настигли первыми. Смертоносный свинец жалил их столь же беспощадно, как и они безжалостно истреб­ляли мирных жителей. Они сваливались на землю, и забивались окончательно копыта­ми скакунов Южной Армии.

   Тем временем кольцо сомкнулось прежде, чем имперцы смогли прорваться. У крайних горящих зданий их приняли встречным огнем. Каратели пытались отстре­ливаться, но численный перевес явно был не на их стороне (Франий не обманул и дей­ствительно помог собрать внушительное войско). Они положили не больше десятка всадников, остальные же сотни, бесконечно надвигающиеся со всех сторон, не дали грабителям никаких шансов. Безостановочный огонь разил всех, а самых везучих, пы­тающихся проскочить, выбивали из седла и забивали копытами.

   Кровь за кровь. Смерть за смерть.

   Капитан, завидев всадников, мчащихся навстречу, попытался уйти между дома­ми, но не тут-то было. Его ждали и там. Его ждала участь похуже, чем пуля в лоб. Вы­скочивший из-за угла всадник вышиб его из седла. Он плюхнулся на влажную от крови землю и схватился за сердце, куда и пришелся удар. Он даже не пытался подняться и бежать, ибо, во-первых, знал, что к нему уже подходят спешившиеся мстители, а во­-вторых, просто не мог. Тенью нависшие над ним, словно демоны на фоне горящего мира, воины привязали ему руки и ноги к своим скакунам, и, развернувшись, по счету "три" разорвали начальствующего над карателями надвое.

   - Слава лорду Айзеку! На Транеус! - возвестилось над объятой пламенем де­ревней. Застучали, выбивая окровавленные камни из дороги, сотни копыт.

   Солнце было в зените, когда загудела земля. Трещины зазмеились по дорогам. Испуганные кони проваливались, сбрасывая наездников. То, чего боялся Франий и что он хотел опередить, произошло...

   Покрытые сгнившей плотью конечности мертвецов, тысячелетиями гнилыми зу­бами рывшие ходы глубоко под землей в поисках своего нового Хранителя. Они хвата­ли за ноги падавших на землю воинов и затаскивали к себе, где несчастных ждала вер­ная смерть.

   Ожившие трупы выбирались из своих расщелин и, вооруженные всем тем, что когда-то отняли у тысяч погубленных ими людей: вилами, клинками, топорами и моло­тами, - бросались на все живое. Мертвых невозможно убить. В них стреляли, рубили им головы, забрасывали гранатами и поджигали, но они поднимались снова и снова. Искалеченные, изуродованные трупы, не знающие ни боли, ни усталости. Они лишали жизни всех и каждого, выискивая того, кто не погибнет и станет их "благодетелем"...

   Последнее, что видели воины лорда Айзека в тот день, - сияние ужаса тысяч и тысяч убитых, светившееся в глазницах вырвавшихся из своего заточения мертвецов..

   А далеко, на фоне догорающей деревни, навстречу толпам мертвецов, хлынув­ших из подземной тюрьмы, стройными рядами шагали сотни людей в черных костю­мах, вооруженные тростями-шпагами, посланные своим господином Франием, предви­девшим все это, но не ожидавшим, что это случится так скоро...

XX

   Все то время, что Гильберт был в пути, его нежданный спутник Юрм всячески развлекал нашего героя. Он рассказывал всяческие истории из жизни придворных ма­гов, свидетелем которых он оказывался. Объяснял устройство микроволновой газоно­косилки -- своего нового изобретения, которое он, увы, с собой не взял; играл с Гиль­бертом в карты, пел песни -- в общем, делал все, чтобы скоротать время, которого, собственно, было навалом. Скамейка-самолет не сильно спешила, а путь предстоял не­близкий.