Лошадь Гильберта, на сколько это было возможно, шла рысью. Впереди ожидала развилка: направо дорога вела к деревне Холмгорь, которую уже как четыре часа им­перский отряд покинул; уходящая же налево тропинка шла наперерез, как раз туда, где Гильберт и предполагал настигнуть карателей. Внезапно со стороны правой тропинки раздался дикий крик: "На помощь!" Недолго думая, Гильберт пришпорил лошадь, и та, как могла, понеслась вперед.

   Замелькали деревья. Встречные потоки воздуха трепали куртку. Вдруг что-то с грохотом вывалилось перед ним, напугав лошадь. Она резко затормозила и встала на дыбы, скинув своего не успевшего спохватиться наездника. Потом загремели выстре­лы то с одной, то с другой стороны. Животное испуганно заржало и, получив два залпа смертоносного свинца в шею, повалилось на землю. Поднявшись, Гильберт смог уви­деть, что тем чем-то, что возникло пред ним, приведя в такое неудобное состояние, оказался невысокий рыжий человечек, запутавшийся в своей подранной коричнево­-красной одежонке, которая, в свою очередь, запуталась в лямках его пухлой сумки. У него над головой просвистели еще две пули. Гильберт схватился за саблю, слетевшую с пояса во время падения, и, обернувшись, увидел одного из стрелявших: человек в черном костюме, запылившемся, видимо, от погони, показался из-за ствола засохшего дуба. С дьявольской гримасой, не поддающейся никакому описанию, на лице он навел на усыпанный капельками грязи лоб Гильберта маузер и готов был в любой момент ли­шить его жизни.

   - Ложись! - завопил рыжий, и оставляющее за собой в воздухе чугунное ядро, пронесшись в двух сантиметрах над правым плечом Гильберта, сорвало голову с неза­дачливого стрелка, тут же превратившегося в кучку пепла.

   Из сумки, на которой, как на резвом скакуне, восседал не вовремя появившийся рыжий человечек, торчала смотрящая как раз туда, где уже лежал развеиваемый пепел, блестящая полая труба, над которой поднимался серебрящийся дымок.

   - Там еще! - крикнул рыжий, указывая в противоположную сторону. Там был еще один стрелок, но он медлил, и известно почему: как и те в замке, он собирался разва­литься на две части, но как-то не особо активно, будто бы чего-то ждал. Его промедле­нием и поспешил воспользоваться Гильберт. Пока трещина шла по мертвенно-белому лбу стрелка, наш герой в три семимильных шага успел подобраться к неприятелю и перерубить его точно горизонтально пополам -- он, не издавая ни звука, развалился на три обращающихся во время падения в пепел куска...

   - Благодарю! Премного! - рыжий, шлепая сандалиями на босу ногу, кинулся к убирающему абсолютно не запятнавшуюся в крови саблю Гильберту и точно бы бро­сился ему на шею, если бы сравнительно невысокий рост и тяжеленная сумка не ме­шали ему провернуть такой, в данном случае акробатический, трюк, потому он просто вцепился обеими руками в рукав Гильберта и судорожно затряс его. - Вы не представ­ляете, как вы вовремя! Если бы Вы их не отвлекли, я просто уверен, они бы убили меня! Спасибо! Спасибо Вам, доблестный сер!

   - Да я же почти ничего не сделал... - сказал Гильберт, пытаясь высвободиться из цепких рук спасенного, который, судя по всему, мог бы держать и трясти его часами без устали. - Лучше скажи, кто ты такой и что этим надо было.

   - О, извините, сер! - левый глаз его весело заблестел голубеньким огоньком, а окуляр от подзорной трубы, заменяющий правый, завертелся, то приближаясь, то отда­ляясь. - Юрм, просто Юрм. Техномаг. Самый лучший, потому что единственный.

   - Техномаг? - удивленно спросил Гильберт. Он встречал самых разных волшеб­ников: заклинателей птиц и зверей, стихийных чародеев и просто чудаков. - Впервые слышу о таких.

   - Ха! Конечно! - неосведомленность его спасителя, по-видимому, только раззадо­рила Юрма. - Времена, когда люди искали что-то новое и интересное, давно прошли. Сейчас у всех либо есть все, либо нет ничего, но ни тех, ни других это не волнует. Даже великие волшебники ничего нового не делают. А мне же было скучно, и я стал зачаровывать самые разные механизмы. Техномагия -- волшебство, приложенное к механизмам. Вы знаете, доблестный сер... - Юрм разошелся не на шутку, и остановить его поток красноречия стало бы совершенно невозможно.

   - Погоди, погоди. Можешь просто звать меня Гильберт...

   - Хорошо-хорошо, сер Гильберт... Знаете, у придворных магов есть замечатель­ная вещь -- генератор молний. Это самое обыкновенное приспособление, использу­ющее электрический ток, а у меня есть лучше! Оно преобразует огонь в молнии совер­шенно без каких-либо внешних источников энергии... Правда, оно иногда взрывается... Но давайте я Вам все сейчас покажу... У Вас пара спичек найдется?.. - Юрм уж было полез ковыряться в своей сумке, но Гильберт его остановил.

   - Не нужно. Я верю на слово... Ты так и не сказал, что этим нужно-то было.

   - О... да... простите, я совсем забыл. Я совершенно не знаю... - глаз его забегал из стороны в сторону, как будто ища что-то. - Я просто шел за имперским отрядом, а тут они... Совершенно внезапно! Ей-богу, не знаю! Они хотели схватить... потом стреляли. Я побежал, запутался... а тут Вы... Спасибо Вам, сер Гильберт! Если бы не...

   - Стой-стой! - остановил Гильберт вновь собирающийся взорваться фонтан крас­норечия. - Говоришь, отряд видел... А к нему меня доставить сможешь?

   Юрм молчал несколько секунд, и какая-то незаметная злобно-недовольная ис­корка блеснула в его голубом глазу.

   - Конечно! - Юрм встрепенулся, будто бы очнувшись от глубокого сна. - У меня же как раз есть...

   - Ужели перемещатель? - Гильберт, кинувший печальный взгляд на уже не изда­вавшую никаких звуков, лежащую замертво лошадь, обнадежено посмотрел на ушед­шего с головой в свою невероятную сумку Юрма.

   - Лучше! - радостно воскликнул Юрм, вытаскивая вместе с собой двухместную кованную лавку с навешанными на ее спинку фонариками. - Скамейка-самолет! У меня раньше был стул-самолет, но скамейка лучше! Когда вернемся, я диван-самолет сделаю -- их уж точно в промышленных масштабах выпускать будут...

   Гильберт помог техномагу окончательно вытащить зацепившуюся за что-то лав­ку и установить ее на землю. Лавка, как оказалось, прихватила с собой еще одну точно такую же пухлую сумку, как была у Юрма, уцепившуюся за приделанный к лавке справа рычажок управления.

   - Садитесь, сер Гильберт, - Юрм отвязал самым наглейшим образом вылезшую сумку и отправил ее обратно, после чего уселся возле рычажка.

   - И что, полетит? - опасливо поинтересовался Гильберт.

   - Не сомневайтесь! Не хуже императорских скакунов пойдет.

   Гильберт осторожно, стараясь не зацепить замигавшие фонарики, разместился рядом. Юрм потянул рычаг на себя. Скамейка-самолет завибрировала, подскочила в воздух, дернулась, совершив неудачную попытку сбросить седоков, и послушно, под­мигивая красными и желтыми фонариками, поплыла в метре над землей дальше по до­роге, туда, где они уже не встретят никого...

XIX

   Каратели, со свойственным всяким разбойникам на государственной службе шумом и гомоном, уже совсем вплотную подобрались к Верхнегрязи. Каких-то десять­-пятнадцать минут отделяли вестников добра и справедливости от момента начала причинения оных.

   Население Верхнегрязи составляли без малого двести человек, из них способ­ных дать в глаз было все двести, а способных дать в глаз чем-то пострашнее кулака всего около пятидесяти. Карателей же было ровно тридцать, из них двадцать девять во­оруженных до зубов, готовых открыть огонь из всех орудий без предупреждения, и один немножечко командующий, который только в случае особой необходимости при­менит свой револьвер по назначению.

   Звезд на погонах у всех и каждого из них было много, нашивки у всех были разные, так что определить звание по формальным признакам было крайне сложно, ибо для этого нужно было самому вариться в этом винегрете и знать наизусть, звезды какой формы и в каком количестве что значат. Однако существовал один самый уни­версальный признак в определении звания. Конечно, само звание им не определишь, но насколько оно выше или ниже чьего-то другого - со стопроцентной вероятностью. Если всех их выстроить вряд по возрастанию звания, то можно заметить одну интерес­нейшую особенность - пузо служащего растет вместе со званием. У рядового солдата его вообще нет, а у генерала, а тем более у генералиссимуса, оно особенно круглое и выдающееся.