- Вы не исполнили все, как было оговорено, - советник вновь подскочил и начал, чуть ли не задыхаясь и размахивая руками, неестественным голосом кричать на вошед­шего. - Был договор: Его Величество уходит в небытие, а я беру трон...

   - Договор был... - вновь оборвал разгоряченного советника его непоколебимый, словно неживой, собеседник, - Мы забираем жизнь неугодного, виновным становится случайный. В награду Мы можем стража нашего на землях ваших поселить. Все было исполнено: ваш властитель предан земле, врата Наши под охраной. Вновь спрашиваем Мы: "Зачем потревожили вы Нас?"

   Лицо Гримнальда наливалось кровью, отчаяние в его глазах вытесняли ярость и ненависть. Он уже мысленно проклинал то мгновение, когда пошел на сделку с этими колдунами-обманщиками, на отрез отказывающимися что-либо признавать.

   - Хорошо, не признавайте своего обмана. "Виновный" ушел от наказания, сбе­жал! Что вы скажете на это?! Это порушило все планы. И вы должны быть в этом за­интересованы, ибо ваша причастность...

   - Бессмысленны попытки словами факты изменить, - и вновь застывший в одной и той же позе маг перервал речь второго лица в государстве, от чего тот начал трястись в гневе. - Все случилось так, как было должно. Случайный нужен Нам. Рукою вашего владыки Мы направили его. О Нашем же влиянии никто узнать не сможет, ибо тот, кому хоть что-то ведомо, не скажет больше слово.

   - Лжецы! Ваш обман слишком далеко зашел! Завтра же лучшие имперские вой­ска закопают ваши уже окончательно мертвые тела в ваших же норах!

   - Сожалеем, но этому не суждено осуществиться...

   Гримнальд, сгорая от гнева, схватился за стоящую на столе серебряную статуэтку неизвестного генерала.

   - Мерзавец! Лжец! Хватит! - советник поднял в воздух статуэтку, собираясь поразить своего таинственного собеседника. Серебряная фигурка рассекла воздух, однако попытка оказалась безуспешной. Таинственный маг растаял вместе с троном, на котором восседал, оставив только клубы черного дыма, а советник, увлекаемый тяжестью металлической статуэтки, повалился на стол. Неизвестный генерал вырвался из рук советника и, ударившись об каменный пол, лишился головы.

   Поднявшись, Гримнальд, продолжая трястись, подошел к шкафу с бумагами. Отодвинув пару стопок, он дрожащими руками достал бутыль лучшего красного вина, какого не сыщешь на всем континенте. Далее он прошел к полкам и взял один из многочисленных кубков...

   ...На следующее утро первый советник, Юстус Гримнальд, был обнаружен в своем кабинете. Бездыханное тело второго лица государства лежало на черном каменном полу перед письменным столом. Справа от него печально лежала статуэтка неизвестного генерала с отбитой головой, слева - небольшой золотой кубок с остатками вина. Со стола на мертвого величественно глядела открытая бутыль вина. Огонек в камине все продолжал бегать...

   Вино было отравлено...

XVII

   Острые шпили мрачного города забытых уходили высоко вверх, пронзая земную поверхность. Дневной свет никогда не проникает сюда. Здесь нет жизни. Все спит веч­ным, мертвым сном. Дома местных "жителей" больше похожи на норы: у них нет окон, лишь одно отверстие - входное без двери. На высоких полусгнивших деревянных столбах возле каждого дома восседает большой фосфоресцирующий кристалл, исто­чающий зеленоватый свет отчаяния. У жителей нет собственной воли, они всецело преданы своему единственному, бессменному государю. Им все безразлично. Здесь нет денег, власти презренного металла, ибо в нем нет надобности. Они вечные, они бессмертные, погруженные в бесконечный сон, рабы своего властелина. Лишь он один всегда бодрствует и холодным, равнодушным взором следит за тем, чтобы эта тишина длилась вечно. Именно к нему во дворец держала свой путь разваливающаяся телега с пленником, сопровождаемая пробужденными по воле Владыки бесчисленными рабами его. Они мерно шагали по просторной тропе, освещаемой тусклым зеленым светом, к возвышающемуся над всеми строениями гигантскому сталактиту.

   Громадные стальные ворота с изображенными черепами беззвучно отворились, пропуская конвой. Они оказались в необъятном круглом зале. По периметру распо­ложились многочисленные подсвечники с фосфоресцирующими кристаллами. Слева и справа от ворот вверх уходили лестницы, с пролетов которых можно было попасть в бесчисленные комнаты. Под потолком свисал закованный цепями огненно-красный, испускающий магическое сияние камень. Стена против ворот была заменена на гигантских размеров зеркало. В углах его покрывали трещины и паутина. Перед зеркалом, лицевой стороной к нему, возвышался трон из черного камня, на котором восседал, опустив руки на подлокотники, так что можно было видеть его костлявые пальцы, временами постукивающие по камню, сам Властелин всех погибших душ. Лица его не было видно - капюшон скрывал его, а через грязное зеркало вообще ничего нельзя было увидеть.

   Клетку д'Эрмиона сняли с телеги и поставили в центре зала (естественно, несколько мертвецов во время этого пострадало). Сопровождавшие разместились по периметру зала, но никто из них не посмел встать рядом с зеркалом.

   - Развязать, - как гром ударил голос неподвижного владыки, усиливаясь, отра­жаясь от каменных стен. Подчиняясь велению грозного властелина, гнилой плен наше­го героя, затрещал. Доски падали и разбивались в щепки об безжизненный камень зала. Д'Эрмион почувствовал острие ножа, упирающееся ему в спину. Одним движе­нием были перерублены путы. Шляпа быстро поползла вниз и была в тот же момент подхвачена поднимающимся пленником и установлена на положенное место.

   - Имя, - новый раскат прокатился по стенам. Наш герой послушно назвал свое полное имя (за неимением лишнего места и времени не будем озвучивать его), ибо от­четливо понимал, что не следует гневить того, в чьих руках находится его жизнь.

   Вечный владыка поднял вверх левую руку, так что можно было увидеть всю утратившую какие-либо признаки жизни посеревшую пятерню. Судя по всему, жест этот означал приказ покинуть зал, ибо в тот же момент сопровождавшие д'Эрмиона воины сгорели на глазах подобно тому, как обратился в пепел поверженный Афниар.

   - Внесите напиток, - с третьим раскатом огромное зеркало пошатнулось, не­большая трещина, как змея, пробежала по нему. По правой лестнице вниз спустился человек во фраке с подносом в руках. Он был бледен, глаза его были пусты, на лице этом читались вечные страдания и обреченность. При каждом шаге его голова раска­чивалась из стороны в сторону, казалось, что она сейчас оторвется. Он подошел к д'Эрмиону и оставил поднос на полу, после чего покинул зал тем же незамысловатым способом. На подносе оказалась бронзовая чаша. Что-то мутное, серовато-зеленое было налито в нее. Над чашей клубился пар.

   - Пей, - теперь недвижимый владыка не сотрясал стены своим замогильным, ме­таллическим голосом, он звучал, как колокольный звон, теперь лишь для одного д'Эрмиона, ибо его безмолвные слуги исполнили все, что требовалось.

   - Могу ли я быть уверенным, что это не яд? - отступая назад, задал, не решав­шийся испытывать судьбу, д'Эрмион единственно верный вопрос.

   - Пей, - вновь зазвенел колокол. - Если требовалось, Мы могли забрать жизнь ранее.

   Неведомая сила сковала движения нашего героя, нечто старалось склонить его к земле, и чем больше пытался сопротивляться он, тем сильнее нажимала эта сила. Единственное, что мог он сделать - подчиниться. Он взял чашу - незримое нечто осла­било хватку. Неизвестный металл обжигал холодом пальцы д'Эрмиона. "Пей!", - вновь и вновь он слышал звон, заглушавший все мысли, не успевавшие рождаться в его голове. Не в силах сопротивляться он сделал глоток. Холодная склизкая жижа по­текла по горлу, и он почувствовал, как что-то словно сжигает его изнутри. Чаша вы­скользнула из рук и беззвучно разбилась, остатки зелья просочились сквозь мрачный камень.

   - Играйте марш! - громогласный приказ Владыки взрывом прокатился по залу. Барабанный бой доносился до слуха, он все приближался и усиливался. Зеркало, не выдерживая и трескаясь по всей площади, обрушилось, рассыпаясь на тысячи блестя­щих осколков. Вращаясь в воздухе и сверкая в зеленоватом свете, они замирали на мгновение и обрушивались в низ, обращаясь в пыль.