Не раздумывая, я обещал ему любую поддержку, какая потребуется. Он предложил мне выставить свою кандидатуру в сенат от одного из трех округов, на выбор, — Флоренции, Вероны и Катании. Я сразу сказал, что Тоскана — пропащее дело, в политическом смысле она одна из последних «коммунистических республик в мире», вроде Кубы и Северной Корси. С Вероной у меня всегда была особая связь, как культурная, так и душевная, но Катания привлекала меня больше. Я попал туда, когда делал первые шаги в кино (фильм Висконти «Земля дрожит»), всегда любил этот город и даже в конце концов «обручился» с ним, когда снимал там «Воробья». Чудесный город, один из самых красивых. Люди там прекрасно воспитаны, умны, очень тонкого поведения. За время съемок «Воробья» я залезал в самые укромные уголки и знакомился с людьми всех возрастов и уровней, особенно с молодыми. Мне очень нравилась перспектива опять вернуться к ним и вместе попытаться решить проблемы, которые нависли над их городом и над всей Италией. А проблем было множество.
Я поехал в Катанию и очертя голову, с большим энтузиазмом и нахальством, бросился в предвыборную кампанию. Что, неужели правда? Я действительно собираюсь стать сенатором? Я в самом деле готов к такой ответственной работе? Как режиссер, я привык обращаться к актерам, техническому персоналу и массовке с очень понятными словами, по-дружески, чтобы меня легко понимали, слушали и уважали. Иными словами, я подошел к этому мероприятию как к новой увлекательной роли, которая позволит мне вплотную приблизиться к проблемам и надеждам людей. Мне все показалось очень легким и простым, да так все и прошло, без каких-либо усилий. Мои предвыборные встречи никогда не следовали установленным правилам. На них царили веселье, шутки, а серьезные разговоры всегда были конкретными, а не умозрительными. Основной целью было убедить людей голосовать за меня на выборах, победив врожденное, более чем оправданное, недоверие к деятелям театра и кино, которые берутся за политику.
Это вовсе не означает, что предвыборная кампания ничего мне не стоила. В тот момент я прекрасно себя чувствовал и был в отличной физической форме, но чудовищный образ жизни того периода подверг мое здоровье очень большому стрессу. Перегруженные дни и ночи, минимум сна, нерегулярное питание. А главное — постоянная говорильня и постоянное внимание всем и каждому. Всегда бокал виски в руках. Одно из самых тяжких последствий — я снова закурил, хотя не прикасался к сигарете уже шесть лет, после того как в Гераклионе подхватил пневмонию. Где ни окажешься, везде полные дымящиеся пепельницы, потому что курят все. Но это пустяк по сравнению с тем, что я увидел, оказавшись в сенате: там пепельницы напоминали памятники, попадались на каждом шагу и всегда были доверху полны окурками; целый отряд лакеев занимался только тем, что менял и чистил пепельницы, которые мгновенно наполнялись снова.
Берлускони приехал в Катанию в конце моей предвыборной кампании. Его приезд вызвал необычайный энтузиазм, Италии вновь улыбнулась надежда. Внутреннее горение Сильвио передалось и мне, а я постарался воспламенить своих избирателей.
Во вторник, 29 марта 1994 года, были объявлены результаты выборов. Я был избран сенатором от моего округа: из 120 000 человек за меня проголосовали 65 329, то есть больше половины. Спасибо, Катания! Наступало время засучить рукава и сдержать обещания, данные избирателям. Развлечения закончились, начинались рабочие будни.
Сенат произвел впечатление даже на меня, привыкшего к самым величественным зрелищам. Это был абсолютно новый для меня мир, торжественный и важный, где груз ответственности ощутимо давил на плечи. Самым первым в новом сенате, собравшемся 16 апреля, стало мое предложение отреставрировать и вернуть к жизни древний греко-римский театр в Катании. Это предложение должно было символически обозначить тот круг вопросов, которыми я собирался заняться.
С самого начала моего участия в политической жизни я дал понять, что могу и хочу работать только в той сфере, с которой хорошо знаком, — искусство, образование и социальные проблемы. Здесь я действительно мог оказаться полезным.
Катания — удивительно красивый город, весь в стиле барокко, который испанцы, правившие в те времена Сицилией, полностью восстановили после чудовищного землетрясения 1693 года, обратившего в руины всю юго-западную часть острова. Города превратились в груды развалин. Древний Ното, основанный еще греками, был разрушен до основания, и великолепный новый город, тоже в стиле барокко, был выстроен неподалеку. Та же трагическая судьба коснулась Рагузы, и она тоже воскресла благодаря испанцам. Видимо, испанцы были просто влюблены в Сицилию. Вообще, Сицилия — место, которое пленяло бесчисленных завоевателей острова. За всю свою историю она никогда не принадлежала себе самой, зато завоеватели всегда отдавали ей самое лучшее, что у них было, — от греков до римлян, от арабов до норманнов, французов, испанцев, бурбонской династии. Я вовсе не уверен, что последние хозяева, династия Савойя, соответствовали всем предыдущим. А уж о римском послевоенном правлении и говорить нечего.
В Катании масса серьезных проблем, в том числе социальных. Одной из первых моих забот стала организация поддержки детям из «трудных» семей: отец сидит, мать вынуждена зарабатывать проституцией, дети, вместо того чтобы идти в школу, болтаются на улице и часто попадают в нехорошие компании. Вместе с необыкновенным человеком, отцом Сальваторе Пиньятаро, я с особым рвением занялся защитой и образованием этих детей, не жалея усилий на поиск средств для целого парка микроавтобусов, которые забирали их утром из дома, везли в школу, а вечером привозили обратно. Эта услуга была организована для неимущих, но очень скоро и другие дети захотели ездить на автобусах отца Пиньятаро, потому что в компании одноклассников им было гораздо веселее, чем на машине с мамой или папой.
Одновременно с проблемами детей я начал изучать проблемы стариков и подумал, что они прекрасно могли бы помогать друг другу. Дети работающих допоздна родителей часто оставались после школы одни или на попечении соседей. А ведь столько было стариков без внуков, которые с радостью готовы были стать «альтернативными» бабушками и дедушками, а не сидеть в пивной или перед телевизором! Я помнил, как много сам узнал от деда, как ценно было проведенное с ним время, хоть он и был человеком со странностями, а может, как раз поэтому. У дедушек и бабушек много свободного времени, и дети благодаря им могли бы получить массу знаний, развить воображение, фантазию. У меня родился проект создать некую структуру, которая позволила бы объединить интересы всех возрастных групп. Для детей это означало общение, воспитание, добрый совет, может быть, кого-то, кто будет водить ребенка на море, на спортивные занятия, кто поиграет и погуляет в парке. С другой стороны, старикам предоставлялась возможность почувствовать себя нужными и передать малышам свой опыт и знания.
Это была отличная мысль, и все могло бы сложиться успешно. Но, к сожалению, она была так хороша, что очень скоро возбудила зависть, враждебность и вызвала массу осложнений. Первыми против нее выступили профсоюзы и все левые, которые в принципе не любят реформы и перемены. По их словам, старики могут отнять работу у штатных социальных работников. Следующим встал вопрос ответственности: кто будет отвечать, если с ребенком что-то случится. В общем, посыпались замечания, критика и сомнения, к которым, разумеется, имел самое прямое отношение клан политических деятелей, проигравших на выборах. Но зато проект был прекрасно встречен многими гражданами, которые договорились между собой частным образом и его реализовали.
Очень скоро я заметил, что мой сенаторский путь грозит оказаться весьма тернистым. Мэр Катании не принадлежал к нашему политическому крылу, более того, о нем было известно, что он ставленник крупных экономических концернов, которые и держали в руках весь город. В Катании говорят: «Пути Господни неисповедимы, но еще более неисповедимы пути власти». Главная местная газета ни разу не упомянула моего имени ни по одному поводу, то же самое и местное телевидение. Все, что я делал, говорил или писал, не могло выйти за пределы некоего заколдованного круга. Мне пришлось издать брошюру со всеми выступлениями в сенате, которую я тысячами раздавал избирателям, чтобы они хотя бы знали, что в Риме я не сижу без дела.
