— Радуйся, чудак ты…

— Радуйся… Но я ничего путного за день не сделал, выходит?

— Нет, сделал, ты оправдал человека. Разве это не путное? А у меня кое-что есть…

Алексей с шумом перелистал бумажки, подшитые к делу, и оставил открытой страницу, где была записка, найденная у Кордова.

— Ну-ка, смотри. — Он вынул заявление, разгладил его и положил под запиской. — Есть что-нибудь общее?

— Поразительное сходство!.. — и добавил, продолжая разглядывать документы, как бы решившись вынести окончательный приговор. — Да, это писал один человек, — и вскинул черные брови. — Потапенко?

— Он самый.

Ватными хлопьями падал снег. Белые мухи, освещенные лучами фар, стремительно неслись навстречу «Победе», словно боясь попасть под колеса, и таяли, разбиваясь о лобовое стекло машины. Шумский смотрел на полет пушинок, и ему вспомнилось, что так точно летят мотыльки на пылающий костер, летят и гибнут, как эти снежинки.

— Налево, Алексей Игнатьевич? — спросил шофер, заставив Шумского очнуться от воспоминаний, в которые он углубился, сам того не замечая.

— Налево. Ты что, Витенька, спишь, что ли? — Шумский обернулся к сидящему сзади Изотову.

«Победа» свернула на Средний проспект, потом на 19-ю линию и остановилась недалеко от дома, где несколько дней назад побывал Шумский.

Работники уголовного розыска вместе с дворником и понятым поднялись по крутой, плохо освещенной лестнице на третий этаж. Перед обитой клеенкой дверью квартиры № 20 Шумский остановился, вынул револьвер, снял предохранитель и положил его снова в карман. Изотов последовал его примеру.

На звонок долго никто не открывал. Пришлось нажать кнопку сызнова. Наконец послышались шаги, и мягкий, вкрадчивый голос спросил:

— Кто там?

— Мы хотели бы видеть Потапенко, — ответил Изотов. Стукнула щеколда. Перед работниками милиции стоял человек лет сорока, полный, с круглым животом, без пиджака. Через плечо у него был перекинут портновский сантиметр.

— Это я Потапенко. Что вы хотите?

— Прекрасно. Мы должны произвести у вас обыск, — сказал Шумский.

— Обыск? Ничего не понимаю. Почему у меня? Это недоразумение! — плаксиво залепетал Потапенко, не впуская пришедших в переднюю. Шумский без приглашения прошел вперед, заставив отступить хозяина, и предъявил документы. Изотов закрыл за собой дверь.

— Проводите нас в свою комнату, — приказал он.

Комната Потапенко была небольшая, необычной формы — трапеции. В углу около печки стояла ножная швейная машина, которую освещала медицинская лампа с блестящим членистым корпусом. Лампа была согнута, и свет падал на материю, брошенную на машину. Шумский включил люстру и увидел рядом с машиной шкаф, на наружной стенке которого висел расправленный на вешалке коричневый пиджак.

На подоконнике ничем не задрапированного окна столпились винные бутылки; на кровати, покрытой грубым шерстяным одеялом, валялись газеты, выкройки, ноты, куски сатина. Обеденный стол не прибран — грязные тарелки, корки хлеба, недопитая рюмка вина говорили о недавней трапезе.

— Вы мне объясните, в чем дело, — говорил Потапенко, прохаживаясь по комнате и задевая стулья.

— Присядьте, — ответил Изотов. — Я думаю, вы знаете в чем дело.

— Из-за патента? Да? — проговорил, усаживаясь на потрепанный стул, Потапенко. — Кто-нибудь донес? — глаза его, вдавленные в мясистое дряблое лицо, бегали от Изотова к Шумскому, пытаясь уловить, что эти люди знают о нем.

Шумский махнул рукой и ничего не ответил. Оба работника милиции принялись осматривать вещи, попутно задавая вопросы притихшему хозяину комнаты.

— Чей это пиджак? — спросил Шумский, снимая его с вешалки и осматривая карманы, которые оказались пустыми.

— Мой… Старый он, все хочу его переделать, да времени не хватает.

— На что у вас время уходит? Вы где работаете?

Шумский подошел к машине и взял в руки мелок.

— Я дома работаю, шью.

— И на эти средства живете?

— Да, в основном на эти.

— В основном? — саркастически заметил Шумский. — Кому вы шили?

— Разным знакомым, товарищам.

Шумский обследовал шкаф, прощупал кровать, открыл ящик в машине. Среди иголок, старых наперстков, шпулек он заметил желтый патрон и вынул его.

— Вы холосты? — снова спросил он Потапенко.

— Холост.

— А как к вам попала губная помада?

Потапенко сделал попытку улыбнуться и развел руками:

— Ей богу, не припомню. Должно быть, кто-нибудь из женщин оставил… заказчиц…

— Насколько я понимаю, вы шьете мужское платье, — уточнил Изотов.

— Да, но, может быть… это были и не заказчицы…

— Ясно. — Шумский открыл патрон, цвет помады был темный, вишневый.

— А эту вещицу вам тоже заказчицы оставили? — зло засмеялся Изотов, держа на ладони небольшой револьвер. Лейтенант поставил на место запыленный бюст Оффенбаха и подошел к Потапенко, разглядывая находку. Опытным взглядом он определил калибр — 7,65, но кожух затвора, где обычно ставит клеймо фирма, был стерт и названия марки ему установить не удалось.

Аркадий Игоревич заметался под презрительным взглядом Изотова и быстро-быстро заговорил:

— Хе… вы знаете, эта штука попала ко мне чисто случайно во время войны. Хе-хе… Один полковник, который остановился у моей соседки, пошел однажды…

— Хватит, потом все расскажете, у вас будет полная возможность, — прервал угоднически улыбающегося Потапенко Изотов.

— Представьте, валяется у меня с тех пор, все думаю, надо бы снести…

— Это видно, что валяется, — щелкнул затвором Изотов. — То-то он такой чистый, будто из магазина. Ладно, достаточно. Кто приезжал к вам из Риги? Учиться играть на аккордеоне. Ведь вы еще и аккордеонист?

— Да, но сейчас я играю только дома, изредка, больше для души.

— Вы не ответили мне, — настаивал Изотов.

— Не знаю, кого вы имеете в виду.

— Далматов, например, не брал у вас уроков?

— Не слышал такой фамилии… — вскочил со стула Потапенко и закричал срывающимся голосом. — Вы же сами все знаете, зачем спрашиваете?

— Сидите, сидите, — поднял руку Шумский. — Спокойнее. Мы хотим уточнить кое-какие детали.

— Кто вам это сказал, тот пусть и уточняет, — тяжело дыша, повалился Потапенко на свое место.

— Думаю, вам это не пойдет на пользу… Кстати, вы знали Кордова Георгия Петровича? Он шил у вас что-нибудь? — спросил Шумский.

— Первый раз о таком слышу.

— Прекрасно, более ясного ответа я и не ожидал от вас… Собирайтесь, мы вынуждены вас арестовать.

Прежде, чем арестовать Потапенко, Шумский и Изотов старались собрать о нем как можно больше сведений.

— А он, голубчик, привлекался по 107-й, за спекуляцию, но за недостаточностью улик дело прекратили, — сказал Изотов, приехавший из районного отдела милиции.

В комнату осторожно заглянул Чтецов и, увидев товарищей, склонившихся над бумагами, засмеялся:

— Корпите, братцы? Бог на помощь.

— A-а, Сереженька, — вскочили с места друзья, — вот кстати!

— Конечно, куда-нибудь ехать, не иначе.

— Отгадал, дружище. Ты как пророк. В Ригу нужно прокатиться, а? — пожимая руку, говорил Изотов.

— Конечно, если не надо было ехать, разве б так меня встречали? — смеялся Сергей.

— Что, что ты, что ты, — сказал Шумский.

— Шучу я. — Чтецов шумно подсел к столу. — Ну, что нового?

— А ты все сдал? Уже на работе?

— Все и все на «пять», можете поздравить, на третьем курсе. А на работе с завтрашнего дня, понятно? Так что прошу не беспокоить. Но могу вам чем-нибудь услужить, например, пригласить пообедать.

— Молодчина ты, Сережка. Раз-два и сдал. И что всего интереснее, что на лице твоем нет отпечатка бессонных ночей, — шутил Шумский.

— А в Геленджик зря, что ли, я ездил? — отозвался Сергей. — Запасся здоровьем, чтобы вам теперь было приятно на меня смотреть.

— Ну, нам конечно, не столь приятно, как твоим знакомым девушкам, но все же… — положил руку на плечо Сергея Изотов.