Лицо японца было поистине счастливым и одухотворённым. Совсем, как у святого, после всех перенесённых им душевных трудностей и борьбы с самим собой.

Сейчас, он свят в своих делах и помыслах. Ведь он выполняет волю своего отца.

А я продолжал осмысливать происходящее. Похоже, что он всю свою жизнь идет дорогой своего отца и учителя, и тут не ошибся я. Идёт указанной ему правильной дорогой отца! И его внутренняя борьба сейчас окончательно закончилась. И тому есть подтверждение и, наверно, триумф — это я на пороге его дома. И японец подтвердил мои мысли.

— Я сегодня счастлив по воле своего отца и его мудрости. Он помог мне найти себя и не допустил новых, досадных ошибок в моей жизни.

И уважаемый господин Тарада с почтением склонил передо мной свою седую красивую голову:

— Спасибо, Григорий. Спасибо вам за тот подвиг, что вы совершили тогда, иначе не было бы этой нашей встречи!

— Насколько тонкая натура у этого человека? — изумился я. — И как, велик он в своей святости! Честь отца и всей семьи ему дороже своей жизни. Вот это порядок.

Ведь он рубился на саблях геройски. И если бы не его ранение тогда, то неизвестно, как бы закончился наш поединок.

И я сердечно обнял его и не дал упасть ему на колени. Глаза мои увлажнились, и я не скрывал этого. Я был счастлив и за себя и за своего деда. Только тогда, во всей мере, и осознал я, насколько мудр был мой дед Василий Иванович. И как многогранна наша грешная жизнь. Но меня, удивляло другое обстоятельство.

Настолько всё предвидеть — это невероятно! Или всё это породило добро?

Скорее всего, второе. Выходит что на нём и держится мир. Только на нём!

И снова мы сидим за столиком и пьём дорогое вино. Нам никто не мешает. Лишь слуга скользит полуденной тенью на фоне всей красоты. И он едва тут заметен.

Доброе вино будоражило мою душу. Но я не мог забыть о Василии Шохиреве, как он там? Пока я тут жирую, его в любые пять минут могут увезти в любую сторону. Ведь мы так и остались военнопленными, да ещё в чужой стране. Как ему помочь?

— Господин Тарада, я нуждаюсь в вашей помощи. Мне не хотелось Вас просить об этом, но другого выхода нет. Только вы сможете помочь моему другу Василию Шохиреву. У него в России осталась большая семья. Он очень хороший человек! Мой друг.

Мне трудно это говорить своему благодетелю, иначе его не назовёшь. Но я хочу быть честным, как и он, потому что я знаю, что он хорошо помнит Шохирева.

Просто не мог не помнить его слова: «Руби его, Бодров, уходить надо!»

И сейчас, самому Василию, нужна немедленная помощь. Странно всё в нашем мире, но его не переделаешь! Всё возвращается бумерангом и бьёт того, кто нанёс первым удар. И вот уже Василий под этим разящим ударом.

Лицо дворянина сначала налилось бледностью, затем реакция пошла в обратную сторону и оно приняло багровый оттенок. Очень трудно было ему переварить всё, что от него требовали. Это надо было превзойти себя самого, а затем переступить через свои амбиции. И наконец-то господин Тарада заговорил:

— Я его хорошо помню, он настоящий боец, и поступил так, как и надо было поступить в бою. И если бы он убил меня, то это было бы правильно. Ну а если взять другую сторону, то для меня он злейший враг. Змей, который уже выпустил своё смертельное жало. И его надо немедленно уничтожить, потому что он обязательно укусит. Это черта его характера и линия поведения в жизни.

Но я чту своего отца и помню его слова, что враг без меча уже тебе не враг, а друг, не убивай его!

Ты, господин Бодров, послал мне новое испытание, хотя я думал, что они уже закончились для меня. По всем причинам я не могу тебе отказать в этой просьбе, но признаюсь, что мне трудно это делать. Я ещё не достаточно силён духовно для этого, но у меня есть путеводная звезда в моей жизни — это мой отец! Завтра утром твой друг будет здесь, я тебе это обещаю.

А сейчас я очень устал и мне надо отдохнуть. Тебя я оставляю на волю моих слуг, твоё слово для них закон. Если захочешь отдохнуть, то они проводят тебя в твою спальню. Кушай, что твоей душе угодно, и дальше действуй по своему усмотрению.

Господин Ичиро Тарада откланялся и тяжелой походкой пошёл по аллее сада. Видно, что судьба приготовила ему новое испытание, и он покорно ждёт его.

Наелся я до отвала, потому что таких блюд никогда и в глаза не видывал, а не то что пробовал. И в сон меня повлекло, как в бездну. Заметил это слуга и проводил меня в спальню. Я не мог поверить, что это спальня, это было произведение искусств, где прикоснуться к чему-либо — грех немалый. Но сон сильнее всего на свете, он добрый хозяин нашей жизни. И он незамедлительно проводил меня в своё царство блаженства.

А утром меня ждала тёплая ванна, которую я по старой привычке завершил холодной водой. Я не мог поступить иначе даже здесь, в Японии, сила привычки сильнее нас. Но мы очень капризные дети природы, и она нас, как мать, всё равно учит уму-разуму. Учитесь жить правильно! И долго будете жить, и в счастье. Ну а мы всё идём наперекор породившей нас Матери-природы.

В беседке нас было трое. Но между нами возникла невидимая стена, и разговор как-то не клеился.

— Я не знаю, как к вам обращаться, — тихо промолвил Шохирев. Он был бледен, но не терял самообладания. Конечно, это для него было большое испытание, особенно для его гордости. Ведь и он настоящий боец, знатный рубака.

— Для вас я останусь господин генерал, потому что мы с вами люди военные, и я не хочу переходить этот рубеж. Этого вполне достаточно, чтобы уважать друг друга.

Мы с Василием, были очень удивлены новому званию господина Тарада. И тут же поспешили поздравить его, он этого высокого звания, несомненно, заслужил. За что мы и выпили доброго вина.

Вино быстро разогрело Васину душу, и он решил высказаться. Ему надо было снять груз со своей грешной души. Не мог он знать, что жизнь так нелепо проучит его, как ребенка.

— Господин генерал, мне стыдно за свои слова сказанные тогда в бою. Но там мы были враги, и всё было правильно, я ни о чём не жалею. Вы поступили благородно, и сегодня преподнесли мне хороший незабываемый урок. Совесть моя глубоко задета, и это самое тяжкое наказание для меня.

Я могу только обещать вам, что если останусь живым в этой войне, то своим детям я расскажу всё, как есть. Пусть они помнят, что в жизни есть роковой миг, который и губит и спасает нас. Пусть у них будет больше благородства к побеждённому врагу, как у вас, господин генерал!

Только милосердие даст нам полную свободу в этой жизни, избавит нас от не придуманных пут коварства и зла, опутавших всё человечество. Конечно, и война сильна коварством и порождает его в огромных масштабах. Трудно там оставаться чистым, но очень хотелось бы этого! Свои ошибки как грязь не смываются, они до самой смерти, с тобой остаются.

Умолк Василий. Ему действительно было трудно высказаться. Высокий лоб его взмок от пота, а карие шальные глаза его ещё светились дерзким огнём. Угасал там огонь потихоньку, сам по себе. И тихо стало в беседке. И складывалось такое мнение, что и птицы, и всё остальное живое — тоже призадумались, вместе с нами.

— Хорошо говоришь ты, казак, и здесь ты мастер непревзойдённый. Нанести удар по штабу не всякий бы решился. А ты дерзок, и я уважаю тебя за это. Но как у русских говориться: — На языке мёд, а под языком лёд! И так ведь бывает?

Мы с Василием были шокированы таким оборотом дела.

— Я чистую правду сказал, — настоял Шохирев на своём высказывании. — Всё, что на душе было.

Не стал господин Тарада больше ничего говорить на эту тему. А сразу же, и очень резко, генерал перешёл на другую тему. Чем опять же, и очень ловко, выбил нас с седла. Его тактика штабиста себя оправдывала полностью.

— Вы всё ещё военнопленные, и пока что этот статус никто не отменял. Поэтому я советую вам находиться под моей защитой и жить пока здесь. С комендатурой я уже договорился и поручился за вас перед комендантом письменно. Так что всё на вашей совести, казаки. А так вы и меня подведёте, как у вас говорят, под монастырь, и себя погубите.