И вот, на одной из стоянок, у большого стойбища гольдов, молодой охотник Покто тихонечко отзывает в сторону Василия Бодрова.

— Ванька, говорить надо!

Гольды, часто всех русских Ваньками звали. Видно нравилось им это русское имя, да и Ванек на Руси чуть не каждый второй был.

— Плохой человек в тайге появился, товар продаёт недорого, но очень хитрый глаза его. Совсем, как лис на охоте. Говорит, что Ким его зовут, кореец, однако. А руки его очень чистый: сам никогда не работал. Но сильный руки: однако — офицер он японский.

И походка его не как у купца маньчжурского. А как у барса молодого: осторожно ходи, как на охоте, и всегда он готовый к прыжку. Очень сильный он!

И нож у него очень уж дорогой, у самых богатых маньчжуров нет таких. И рисунков таких, что на его ноже, тоже нет, даже похожих — на всём Амуре нет.

Сталь у ножа холодная и звонкая: совсем, как змея манит и сама в душу заползает.

И очень зубастая сталь, как бритва кусается. С любого нашего ножа, как с жирного сазана, легко строганину делает: чик-чик, и нет ножа нашего. Съела его! Съела его, до самого основания! Сам, своими глазами видел!

Не рад был Ким приходу урядника Бодрова и гольда. Зло блеснули его узкие глазки при встрече с ними, но тут же померкли. Улыбка озарила его холёное лицо и бородку, и он раскланялся, как болванчик. До бестолковости быстро и очень много.

— Хитрый лис, однако! — думает Покто.

И Василий Иванович тоже всё примечает.

— Лести в нем действительно немало, и в облике что-то лисье есть, — подумал так казак, но вида не подал.

И всё же испугался хозяин фанзы.

Кореец ловко задвигался по фанзе, и твердил всё своё:

— Моя Ким, торгую немного, гольдам помогаю. Товар дёшево продаю. Никого не обижаю, товар и в долг могу дать.

И опять он свою песню поёт, своим льстивым голоском. Непревзойдённый артист Ким!

— Ким хороший человек, честно Ким живёт. Никому плохо Ким не делал. Никому! Совсем бедным и так помогаю: товар всегда в долг даю. Потом Ким придёт сюда, его все гольды благодарить будут. От голодной смерти их спасает! Ким хороший человек. И русского капитана очень он уважает. И всех русских уважает! Пусть капитана знает, что Ким очень добрый и честный человек. Ким никого не обижает, и плохо Ким никогда не делает, — так без конца талдычит кореец своё сказание Бодрову.

Стал Василий Бодров мешки с мехами смотреть, а там короткая японская винтовка спрятана. А под большими шкурами дорогая сабля лежит.

Тут Ким сильно напугался и на колени перед Василием Ивановичем упал: однако не моя оружия, его чужой люди оставил. Но глаза его страха не ведали — хитёр корец!

Яркий халат его нечаянно распахнулся и обнажилась мускулистая грудь бойца. Тут уже точно ясно стало, что не купец Ким.

— Ишь ты, как скроен разведчик, весь точно литой он, будто из самой крепкой стали сделан. И видать, благородных кровей он — хитёр офицерчик.

И решил Василий, как говорится, рыбу на живца ловить. Старый проверенный приём: хищная рыба никак не пропустит такую смачную наживку, что он подкинет. На то она и хищник.

Но тут ещё одна беда: запросто может и сам рыбак легко стать добычей. Тут уже уповай герой на небеса, на свою счастливую звезду и свою силу. Тут кто кого обманет!

Видит кореец, что сабля его небрежно на мешках с мехом лежит. И дальше он, на коленях своих, так по фанзе елозит, чтобы поближе к ней оказаться. Там же и ножик его драгоценный своей красотой сверкает: ждет своего хозяина. Тот действительно, тонкой работы, не иначе, для дворца его готовили. И цена его даже не поддаётся небрежной оценке казака.

Но и Бодров совсем не простак в этом деле, ждёт этого момента. На том и весь его расчёт строился.

И он дождался его. Сразу же преобразился Ким: спина его быстро распрямилась. Глаза стали наглыми и колючими, что у росомахи. А тело наливалось силой доблестного бойца. И руки купца вмиг заиграли сверкающей саблей, да ещё с невиданной ловкостью. Прямо воин перед Бодровым, а не жалкий торговец, что ползал змеёй перед ним. Что вытворяет зараза: смотрится в умелых руках его сабля — этого у корейца не отнимешь. Может он с оружием обращаться.

— На испуг меня берёт, — думает так Василий — Вот и раскрылся купчишка. Только рано радуешься, вояка заморский, не пробовал ты ещё казацких пряников.

Гольд как увидел Кима с саблей, так пулей из фанзы вылетел. Но тут же, споткнулся об корень и испуганным лицом своим по земле проехал, что плугом прошёлся. Потом Покто всем своим сородичам говорил, что это плохой Ким своей саблей плашмя ударил его по горбу. Очень больно бил Ким.

— Затем бросил он Покто на землю, до следующего решающего удара. Чтобы как кабана уже добить его на месте. Раз острым ножом! И нет Покты. Совсем нету, умер он! — И чуть не плачет рассказчик от великой жалости к самому себе.

А на самом деле всё было гораздо красочней и реальней, в своей неповторимости случая.

Падение на землю только поддало гольду прыти. И он с визгом унёсся в сторону русского лагеря. Сметая всё со своего пути ничуть не хуже косолапого мишки. Ужасно пугая при этом всех добрых людей своим неистовым криком: — Убили Покто! Совсем убили! Пока его не остановили казаки и не привели, чуть-чуть в чувство. Но, конечно, потом люди это всё и припомнили ему, всё в нужных тонах и раскрасили.

Но добрый и храбрый Покто этого совсем не помнит, он всё отрицает.

— Не было этого! — оправдывается гольд.

Уж ему то великому охотнику, храбрости не занимать — это все знают. Знают все Покту.

Зачем плохо говорить о Покто, о хорошем и добром человеке? Не надо так делать! Ничего плохого со мной не было! И запах там плохой и прочие мелочи. Только со зверем может быть такое. Взять, например медведя.

— Умка, совсем как люди, боится. Даже запах дурной может от страха сделать: и вот такую большую кучу наложить.

И своими руками разводит Покто, показывает величину небывалой кучи.

Такое с медведем, хоть редко, но бывает. Что от страха не наделаешь, хотя и большой он?

— И он тогда, совсем, как человек, с нами всеми очень похожий! — хитрит рассказчик, но глазки свои прячет от людей. От себя нелепые подозрения отводит. Со всеми я так говорю! И не иначе! Покто, совсем не такой трусишка: совсем другой он человек! Он очень храбрый охотник. И если бы Ким догнал его, то Покто его бы сразу скрутил ремнём. И сюда его притащил. И тут же место показывает возле себя:

— Тут положил Кима! Однако, плохо Ким бегает, совсем никудышный охотник. Не догнал он Покто! Не догнал! Тут, лежи Ким тихо! И слушай Ким, что будет тебе храбрый Покто говорить. Твой победитель! Внимательно слушай! — воображает Покто. — Я! И только я победитель хитрого, и ловкого Кима! А кто же ещё?

Но всё это было уже потом. А пока в бою встретились два прирождённых бойца, равным которым по доблести трудно было бы найти в целом войске.

С первых же сабельных ударов они полностью оценили друг друга. И поняли, что только смерть их разведёт в разные стороны — кто-то здесь лишний! Зажился он, на этом свете!

Враги бились, можно сказать, что на равных. С невиданной яростью на лице в подслеповатой тесноте фанзы. Но этого никто не видел, и им самим было не до этого.

Глухо ударил нож в стену фанзы и застрял в ней. Отточенный годами и тренировками сильный удар Кима ножом не достиг цели.

Ловок казак. Его тактика ведения боя вообще ни на что не похожа. Вроде и нет её, а казак не пробиваем. Вроде и не отступает он, а цел. Подбежали казаки и охотники гольды, но в фанзу зайти никто не решался. Так и толпились они на полянке у входа. Тесно бойцам в фанзе, и никак не поможешь Василию Ивановичу, а навредить можно. Ведь Киму терять нечего, раскрылся он. Враг он!

Послышался глухой, мощнейший удар в дверь. И она с треском рассыпалась под тяжестью Кима. Вылетел тот из фанзы, что мешок с картошкой. И так же неловко осел на землю. Он был явно без сознания. Как говорил потом Покто: