- Уже иду к мониторам, Ярослав Игоревич. Глеб?

- Я наружу, - ответил Глеб, вставая и направляясь к раковине мыть руки.

Они ушли, я тоже уже хотел побыстрее вернуться в свою комнату.

- Извини, Руслан, что так получилось, - повинился Ярослав. – Я хотел отправить сегодня строителей пораньше, но их главный сказал, что они уже заканчивают и сдают бассейн, так что сам понимаешь…

- Дык, нет проблем, Ярослав Игоревич! - заверил Руслан. - Поверьте, ребята не в обиде, мы на вас тут разве что не молимся.

Сидящий за торцом стола Рен тихо фыркнул. Руслан тут же глянул на него:

- Ты тоже не рассиживайся, племянничек, давай посуду собирай, нужно помыть и готовить ужин.

Я пошел мыть руки, Ярослав тоже встал.

- Руслан, еще раз с днем рождения, всего хорошего тебе, - сказал я уже от двери.

- Спасибо, Никита. Сегодня ужин попозже будет.

- Сомневаюсь, что в меня влезет еще хоть кусочек, - я похлопал себя по животу.

- А ты не сомневайся, - засмеялся подошедший Ярослав и, положив мне руку на плечи, вывел из комнаты. – Пойду работу проверю, сколько им там осталось…

Даже будучи навеселе, я почувствовал себя неловко, возможно, из-за утреннего инцидента, потому что в принципе я допускал мысль, что друзья могут обниматься по пьяни, но все равно, поведя плечами, освободился от руки Яра.

- Я тебе неприятен? – спросил вдруг Ярослав.

И как тут ответишь? Сказать – неприятен, – обидишь, да и неправда это, сказать – приятен, – неправильно поймет, да и кто вообще такое говорит мужику? Я пожал плечами, пусть сам толкует, как хочет.

У себя в комнате я, скинув обувь, просто упал на постель и мгновенно заснул, проснулся через пару часов – вино и арбуз просились наружу. Бабушка всегда говорила, что нельзя спать на закате солнца, иначе будешь себя плохо чувствовать. Было семь вечера, и солнце еще не село, хотя уже спускались сумерки, и я побрел в ванную, чувствуя, что мог бы проспать до утра. Сделав свои дела и умывшись холодной водой, я вспомнил про подарок Рурсусу и, сунув его в карман, решил проверить архив.

К моему бескрайнему удивлению, в библиотеке обнаружился Флорентий, вальяжно развалившийся в кресле, без хорька, но зато медитирующий на наполовину опорожненную полуторалитровую бутылку вина, явно стащенную у Руслана.

- Что ты тут делаешь? – возмутился я такой бесцеремонности в святом для меня месте.

- А, - поднял на меня покрасневшие глаза Рен, - явился!

Я поднял брови: то, что я пришел сюда, это как раз совсем неудивительно, но вот с чего Рен тут напивается – это вопрос.

- Явился, - повторил Рен еще более ядовитым тоном, - и посмотрите, какой чистенький, невинный, словно не он пару часов назад устроил порно за столом из поедания арбуза!

Я широко распахнул глаза и покраснел, Господи, что он несет?

- Что? Какое порно?! Ты что говоришь? Я ничего не устраивал! Ты напился!

- А как еще назвать это твое облизывание рук чуть не до локтей?

У меня волоски на загривке дыбом встали, а внутри похолодело - неужели все видели, как я невоспитанно ел арбуз?

- Тебе мало, что Ярослав на тебя слюнями исходит, тебе ж нужно перед всеми хвостом крутить! Я уже целый месяц обхаживаю Глеба, глазки ему строю, но только он обратит на меня внимание, как появляется Никита, - с сарказмом продолжил Рен, а меня закоротило: я нравлюсь Ярославу, он исходит по мне слюнями, серьезно, что ли? Рен, очевидно, совершенно не так истолковал выражение моего лица, так как с пафосом воскликнул: - Да, я гей! Что, не нравится моя ориентация?

Я молчал, пытаясь уложить и систематизировать в своей голове полученную информацию, у меня происходила перезагрузка сознания, переоценка ценностей, в частности, понятны стали слова Леры насчет Флорентия, брошенные с таким пренебрежением. Педик – это же уничижительное название гомосексуалиста? И понятно, почему Рен считал меня дебилом.

Но Ярослав… Я вспомнил его взгляды, прикосновения, которые мне казались случайными, его постоянную заботу обо мне, его слова. Сейчас все это представилось мне совсем в другом свете, я почувствовал, что ноги меня перестают держать, и быстренько сел в кресло по другую сторону столика, пока не упал.

- Так значит, - медленно произнес я, - Ярослав сегодня поцеловал меня не просто со встречей? Или у вас принято целоваться со знакомыми парнями? – пытливо глядя на Рена, уточнил я.

У него приоткрылся изумленно рот и округлились глаза:

- Ярослав поцеловал тебя?!

- Ну да, - смутился я, - утром в аэропорту.

Может, не стоило это говорить?

Рен все так же неверяще смотрел на меня.

- То есть тебя не смущает, что я гей? – несколько истерично уточнил он.

- А я тут при чем? – удивился я. – Как будто ты единственный гомосексуалист в мире! Сколько людей известных – геи: Элтон Джон или Рикки Мартин, к примеру, да и, наверное, половина Голливуда. Или ты считаешь себя таким уникальным?

Рен только глазами захлопал, я же вошел в раж, мне только дай на исторические темы поговорить.

- Да будет тебе известно, - продолжил я, - первые упоминания о гомосексуализме появились в письменных источниках еще во втором тысячелетии до нашей эры в Древнем Египте.

- И что, они одобрялись обществом? – с легким удивлением поинтересовался Рен.

- В основном преследовались, - усмехнулся я, - хотя провинция Фуцзянь в восемнадцатом веке прославилась народной ритуализацией однополых браков между мужчинами, а у кельтов и германцев это вообще было обыденной вещью. Так же, как в Древнем Риме или Греции, хотя в Риме однополые отношения и считались нормой, но все равно там присутствовала куча заморочек, в Греции же, особенно в Спарте, Фивах или на Крите, гомосексуальные связи были институционализированы: в Спарте, например, каждому подростку просто полагалось иметь «поклонника». Древние критские законы приветствовали «сожительство мужчин с мужчинами», причиной этого, по мнению Аристотеля, была необходимость контроля над рождаемостью. Да вспомни хотя бы Александра Великого! – разошелся я. – Он и не скрывал, что его возлюбленный - его близкий друг и советник Гефестион, а после его смерти им стал фаворит Багой.